Социум (сборник)

Сборник

Гусаков Глеб Владимирович

Чекмаев Сергей Владимирович

В середине 60-х авторы «Оттепели» и «Новой волны» изменили отношение к фантастике. Если раньше ее воспринимали по большей части как развлечение для любопытных подростков, то теперь конструкторы вымышленных миров не постеснялись встать в один ряд с Большой литературой, поднимая спорные, порой неудобные для общества темы. Социальная фантастика вошла в золотой фонд не только НФ, но и всей мировой культуры. Мы не претендуем на место в этом ряду, задача сборника — заставить читателя задуматься, сомневаться и спорить. Уже не первый год сообщество «Литературные проекты» выпускает сборники социальных антиутопий с узкой темой. Но теперь мы намеренно решили отказаться от любых идеологических ограничений. Лишь одно условие объединяет все тексты в этом сборнике: грядущие проблемы человеческого социума. Фантастика часто рассуждает о негативном, прогнозируя в будущем страшные катаклизмы и «конец истории». Но что если апокалипсис придет незаметно? Когда киборги и андроиды заменят людей — насколько болезненным будет вытеснение homo sapiens в разряд недочеловеков? Как создать идеального покупателя в обществе бесконечного потребления? Что если гаджеты, справедливо обвиненные в том, что отняли у людей космос, станут залогом его возвращения? И останется человеку место в обществе, у которого скорость обновления профессий исчисляется уже не десятилетиями, а годами?

Общественные технологии

Леонид Каганов

. Лимонная планета

Несмотря на герметичность телепортационного коридора, ветер ощутимо дул в лицо и нес незнакомые запахи. Дженни Маль перешагнула красную линию и почувствовала деликатный толчок, как при сходе с траволатора. Иная планета, иная гравитация. Здесь было заметно легче, чем на Ферере, но все равно гравитация похожа на земную, хоть у планетки и мизерный диаметр. Дженни всегда оборачивалась: за спиной оставался многолюдный зал телепорта Фереры — жители разных планет терпеливо ждали, когда при благоприятных условиях откроются рукава в дальние места Вселенной. Студенты читали на ковриках, дети резвились, опоздавшие толпились у касс, багажные роботы возили туда-сюда негабаритные грузы. А дальше, где кончался зал, за стеклом простиралась бескрайняя Ферера — жилые высотки, купола зеленеющих воздушных садов, огни рекламы, монорельсы… Рукав телепорта схлопнулся, зал исчез, и сразу прекратился сквозняк. Дженни повернулась обратно. Перед ней был местный зал прибытия, заброшенный и выкрашенный казенной краской. Металлические ограждения, две пустые таможенные будки одна за другой, выключенное информационное табло, составленные штабелем банкетки ожидания и сваленные в неопрятную кучу оградительные столбики с болтающимися петлями пыльной и выцветшей ленты. Сюда почти никто не высаживался, транзитные потоки шли в глубине хаба, пронизывая эту планетенку насквозь. Ни души. И никто не встречает.

Дженни прошагала мимо будок прямо к огромной двери с надписью «Exit» — не стеклянной, как в гражданских телепортах, а стальной, как в военных бункерах. Ее робот-чемоданчик мягко подкатился следом. Дженни вынула из-за пазухи медальон на цепочке и приложила к сканеру у двери. Дверь заурчала и послушно разъехалась. С той стороны как раз подходили двое: длинный сухой старик с мохнатыми бровями в парадном кителе, фуражке и с комендантским жетоном в руке, а рядом — черноволосый коротышка с ухоженной бородкой, окаймлявшей подбородок и рот.

— Добрый день. Дженни Маль — это я, — представилась Дженни и протянула руку старшему.

— Полковник Эрнест Гаусс, комендант базы, — отрекомендовался старик, крепко пожав ее ладонь.

— Херберт Медина, — представился чернявый коротышка, — биолог.

Майк Гелприн

. Брат ты мой единственный

Все, что кругом, называется землей, а мы — люди. Люди бывают правые славные, правые верные и никакие. Мы — никакие. Отец объяснял, что это очень хорошо, потому что правые славные воюют с правыми верными, а никакие не воюют ни с кем.

Нас, никаких, четверо. Отца зовут Галиб, волосы, глаза, усы и борода у него черные. Отец очень сильный и ничего не боится. Маму зовут Ольгой, у нее светлые волосы и длиннющая коса, чуть ли не до земли. Мама самая добрая и красивая на земле, так говорит отец, но мы и без него знаем. Брата зовут Рашид, мы с ним родились в один день, и сейчас нам по десять лет. Мы одного роста, и лица у нас похожи, только Рашид черноволосый, как отец, а я светло-русый, как мама, и зовут меня почти как ее: Олегом.

Мы живем в доме, который построил отец, когда мы с Рашидом еще не родились. Стоит наш дом на поляне, а вокруг нее лес, в котором живут зверюги. Отец на зверюг охотится, он часто уходит в лес и берет с собой нож, топор и лук со стрелами. Из мяса зверюг мама готовит всякие кушанья, а из шкур шьет одежду. Когда мы с Рашидом подрастем, мы тоже будем охотиться, отец говорит, что уже скоро.

Лес тянется от дома на все четыре стороны, которые называются север, юг, восток и запад. На севере за лесом лежат гиблые земли, там раньше был город, от которого ничего не осталось. Если гиблые земли обогнуть, то начнутся места, где живут правые славные, но отец туда не ходил и говорит, что не пойдет никогда, нечего ему у правых славных делать. На юге, в трех днях пути, болото, за ним пустая земля и горы. Там, в горах, живут правые верные, отец пару раз до пустой земли добирался, но вспоминать об этом не любит и нам не рассказывает. На восток от дома лучше вообще не ходить, там в лесу живут зверюги, охотиться на которых нельзя, потому что они сами на кого хочешь охотятся. И только на западе лес хороший, редкий, грибной и черничный, а если утром выйти, то вечером доберешься до реки, по берегам которой растет малина. Мы прошлым летом с отцом ходили и этим пойдем: малина — вкуснее некуда. Купаться, правда, в реке нельзя, не то что в ручье, который прямо рядом с домом. Это потому, что в ручье водятся головастики, а в реке — настоящие чудовища, одна только рыба-крокодил чего стоит.

Отец говорит, что раньше никаких рыб-крокодилов не было, и крысьих волков, что живут на востоке, не было, и медвежьих кротов, которые тех волков ничуть не лучше. Появились эти зверюги, потому что была война. Давно, еще до того, как родился отец. Затеял войну человек по имени Христос, который был у правых славных самым главным. Он невзлюбил другого человека по имени Аллах, который был самым главным у правых верных. Они ополчились друг на друга и начали воевать, а потом друг друга укокали и еще много всяких людей заодно. Так что войну проиграли все, выиграл один Шайтан.

Мария Летюхина

. Первый киборг

— Ирина Николаевна, вы готовы? Микрофон удобно?

— Да, все хорошо, можете начинать.

— Итак! Дорогие телезрители, с вами снова я, Иван Яшмин, и шоу «Скажи все что думаешь!». После рекламной паузы к нам присоединилась главная героиня сегодняшнего шоу! Поприветствуем! Ирина Николаевна Киселева, она же hello_kiber, она же — первый киборг на Земле! Аплодисменты, господа!

Ирина Николаевна…

Александра Давыдова

. Топ-топ-топ

«Топ… топ-топ… Маленькие рыжие лапки переступают по траве с осторожностью. Их владелец взволнован, крутится на месте, поскальзывается на изумрудных гладких стебельках. Потом тыкается усатой мордочкой в землю и, наконец поверив, что свобода — взаправду, бежит по лужайке. Топ-топ-топ! Развевается пушистый хвост, похожий на павлинье перо, уши торчком, в зрачках-щелочках отражаются облака — котенок подпрыгивает и на секунду зависает над землей, молотя лапами по воздуху. Потом валится обратно — бум!

Мята-мята-мята… Откуда махнет мятой? Где-то совсем близко! Мята-мята-мяу-у-у… Фр-р-р-р!

На газоне включается автоматическая поливалка. Котенок снова подпрыгивает, шипит и бросается обратно к дому. Крыльцо, с которого его спустили всего минуту назад, все ближе.

Мята-мята-мокро! Ф-ф-ф-ф!»

Я лежу на продавленном диване, закинув руки за голову. Под пальцами — жесткие, колючие волосы. Нормально уложить их почти невозможно, расчесать, когда длинные, — смерти подобно, поэтому я стригусь коротко. Но в тот день у меня были два хвостика и бантики. Розовый и розовый в горошек. Почему-то это кажется важным. По-моему, мне было шесть. И я смеялась.

Алексей Ерошин

. Гражданин потребитель

Извещение пришло в половине шестого утра. Коммуникатор издал громкую тревожную трель с прикроватной тумбочки. Фрэнк спросонья едва не сшиб его на пол и в сумерках не сразу нащупал кнопку отбоя.

— Что случилось? — не открывая глаза, спросила Мардж, с оттенком досады в голосе. — Официальные звонки в такую рань?

Фрэнку не требовалось читать сообщение, чтобы дать ответ. Всю бухгалтерию семейного бюджета он держал в голове.

— Пустяки, — ответил он, — спи, дорогая. Я недобрал сорок семь кредитов до минимальной суммы расходов за этот месяц. Работы много, все как-то недосуг пройтись по магазинам.

— О господи, Фрэнк, — сонно пробормотала Мардж, — какой стыд! Неужели так сложно спустить сорок семь кредитов? Хорош ты будешь в роли нарушителя закона!

Технологическое общество

Андрей Дашков

. Реставратор реальности

Один мой старый знакомый (впрочем, так и не доживший до старости) уверял меня, что отбивная из холофабрикатной свинки ничуть не хуже той, что приготовлена из свиньи, рожденной свиньей, а холовариант «глока» стреляет ничуть не хуже своего близнеца, сработанного на заводе в Дойч-Ваграме, — ведь это, в конце концов, вопрос договоренностей, не так ли? И все же я до сих пор предпочитаю салаты из овощей с моего огорода, а когда приходится выбирать оружие, проверяю серийные номера. Если одолевают сомнения, я спрашиваю себя: где теперь тот знакомый? И, самое главное, где теперь

договоренности

?

Сомнения неизбежны. Холофабрикаторы перевернули привычную жизнь с ног на голову, и у большинства ни о чем не подозревавших потребителей случилось умопомрачение от прилива крови, а кое с кем приключилась смерть. Я пока держусь, хотя, должен признаться, от периодического пребывания вниз головой меня изрядно подташнивает. Ничто так не раздражает, как отсутствие границы между реальностью и галлюцинациями, причем — что самое неприятное — это даже не мои галлюцинации.

Когда заваривалась вся эта каша, самые дальновидные (а может, самые чувствительные) предупреждали: однажды нормальные позавидуют психам. Уже завидуют — ведь их поменяли местами. Нет, никого не выпускали из палат спецзаведений и никого в них не бросали; просто территории, попавшие в зону влияния холофабрикаторов, превратились в огромные психушки без стен и потолка. Насколько огромные? Зависит от «таланта» и воображения. Ни в том, ни в другом этим ребятам не откажешь. Более того, они непрерывно прогрессируют и совершенствуются.

Я исправляю подпорченную ими реальность. Возвращаю ей естественный вид. Уничтожаю последствия холофабрикатных творений. Реставрирую. Латаю дыры, в которых порой можно потерять рассудок. Надо признать, кое-кто из потенциальных психов с готовностью меняет рассудок на нескончаемую череду удовольствий. Я отдаю себе отчет в том, что моя работа, скорее всего, безнадежна. Я не один такой, хотя это слабое утешение. Старый мир обречен, но разве мы не знали об этом давным-давно?

Холофабрикаторы и их приверженцы считают реставраторов вроде меня ретроградами, врагами эволюции, палками в колесах неизбежности, опасными маньяками. Пусть так. Уважение взаимно. Я считаю их порождением дьявола. А может, они — это он и есть. Многоликий, неуловимый, распадающийся на пиксели. Очень уж знакомый почерк: маска прогресса и новых невообразимых возможностей, натянутая на дряхлое, сморщенное от тяжких испытаний, уже искаженное до неузнаваемости лицо матери-природы.

Сергей Волков

. Сысел-мысел

Римма пришла в себя от резкого, пронзительного крика летучей ящерицы. С трудом открыв глаза, она увидела над собой сплошной зеленый полог листвы. Пахло сыростью, гнилью, чем-то сладким и — почему-то — горелым пластиком. Через мгновение Римма поняла причину этого чуждого для джунглей Сарганской котловины запаха — она увидела глайдер. Точнее — то, что от него осталось.

Хвостовая часть глайдера торчала из полого ствола гигантской тибии, полированный металл двигательного отсека был залит липкой белой смолой. Дюзы сочились сизым дымом, оранжевая кора дерева вокруг дыры потемнела от копоти. Повсюду с ветвей свисали похожие на сталактиты смоляные сосульки. Далеко вверху надувались и опадали под ветром полупрозрачные листья-опахала, на каждом из которых могла поместиться волейбольная площадка.

Римма некоторое время смотрела туда, где оборвался ее полет, потом отважилась повернуть голову. Ногу тут же прошило болью, перед глазами все поплыло, кровь ударила в виски, дыхание сбилось.

«Перелом. И сотрясение», — мелькнула одинокая мысль, и Римма потеряла сознание.

…Очнулась она все от той же боли. Нога буквально разламывалась, в голове словно засел ржавый гвоздь. Нос распух и, судя по всему, был сломан. Крови из него вытекло немного, но ее хватило, чтобы Римма не смогла разлепить пальцы. С трудом открыв глаза, она увидела, что комбинезон на груди весь залит кровью, неожиданно ярко-алой, похожей на томатный соус.

Автор Третий

. Смена парадигм

— И что это такое?

— Ты о чем?

— Я про тинни-винни, что сейчас от тебя на такси укатила.

— А, ну с ней вроде все нормально будет.

Далия Трускиновская

. Наследник славы

Я получил сообщение о своем увольнении в очень неподходящее время — бабка расхворалась, и ни о каких путешествиях не могло быть и речи — мы оказались привязаны к ее любимой больнице и знающим ее хворобы врачам. А в сообщении было ясно сказано: если я в течение двух месяцев эмигрирую в Канаду, Китай, Монголию или на юг Чили, то получаю подъемные в размере шести окладов, если же остаюсь дома — то пособие по безработице в размере трети оклада. С голоду не помру, но единственной моей радостью на ближайшие год-полтора будет Супернет.

На юге Чили зарабатывали неплохо — если десять лет откладывать деньги, то можно даже купить неплохой дом на краю Второго поселка. Но туда нужно ехать всей семьей — одиночки пропадают.

— Ошиблись мы, мать, — сказал я. — Промахнулись.

— Кто ж мог знать? — спросила она.

Пять лет назад я оказался на бирже труда и выбрал профессию полицейского. Мы на семейном совете решили: что бы ни случилось, без полиции государство не живет. Я прошел годичные курсы, отработал четыре года в патруле — и вот опять выброшен за борт. Электроника, будь она неладна, и тут заменила живых людей.

Николай Немытов

. Сказка на ночь для большого города

Резников закашлялся — дышать на свалке было невозможно, — поднял оружие.

— Эй-эй! Погоди, Гриша! — Архип отступил на шаг, зная, что через секунду выставит руки перед собой в тщетной попытке защититься. Будто все это уже случалось раньше. Дежавю.

— Ты во всем виноват, — уверенным тоном заявил Резников.

Выглядел он удручающе: костюм помят и покрыт пятнами, правая нога по щиколотку в желтой жиже, как и правый рукав пиджака — поскользнулся среди гор отходов, пока разыскивал Архипа. Глаза Григория Резникова слезились, он постоянно тер пальцами веки, стараясь не упустить противника из вида. Привычный к свалке утилизатор Архип не страдал от запахов и испарений. Мог бы убежать, но, видимо, страх перед смертью сковал его волю. По крайней мере, так казалось Григорию. Он хотел, чтобы противник боялся его, хотел, чтобы проклятый утилизатор упал на колени в смрадную жижу, моля о пощаде.

— Послушайте, сударь, — перешел на вы Архип. — Э-э… Или сеньор? Господин? Резник-сан?