Наташа почувствовала слежку еще утром, когда в супермаркете «Штольц» увидела мужчину в приличном сером костюме, стоявшего возле стеллажа с женскими прокладками. Он стоял, заложив руки за спину и разглядывал эти специфические изделия с видом знатока. При этом он одобрительно покачивал головой и понимающе поджимал губы.

Сначала Наташе стало смешно, потому что она подумала, что это обычный страдалец, любующийся изделиями, которые прилегают к самой что ни на есть интересной части женского тела. Таких страдальцев в Германии было полным-полно, и Наташа забыла о нем через минуту. Но потом она увидела его снова, и на этот раз он так же увлеченно изучал запасные части для газовых водогреев. Наташа насторожилась и внимательно посмотрела на него, чтобы запомнить. Почувствовав ее взгляд, мужчина отвернулся и, все так же заложив руки за спину, стал изучать сверкающие нарядные унитазы. Возможно, он сладострастно представлял себе, как на них усаживаются женщины.

А уж когда Наташа заманила его в отдел альпинистского снаряжения и он начал восхищаться крючьями, альпенштоками и шипованными ботинками, все сомнения отпали. За ней следили.

Богатство, свалившееся на Наташу, не сделало ее менее осторожной, но оно же, показав возможности, которые открывают перед человеком несколько десятков миллионов долларов, облегчило ей жизнь и стало ее защищать. Наташа знала, что теперь она может позволять себе почти все, зная, что сможет расплатиться за любой из своих фортелей деньгами, силу которых пока еще никто не отменил.

И поэтому, почувствовав знакомый зуд, зовущий людей скакать перед разъяренным быком или прыгать с моста вниз головой с резинками на ногах, она подошла к широкой настороженной спине и процедила сквозь зубы:

Я обернулся и увидел, что на меня недобрым взглядом смотрит сидевший под следствием за двойное убийство Кадило. Этому молодому священнику не повезло в жизни. Его история была как раз примером того, что преступник не всегда злодей

– 

и это грустно, а злодей не всегда преступник – и это страшно.

До «Крестов» он был настоятелем где-то в Новгородской губернии. Заправлял церковными делами в небольшом старинном храме, который недавно был отреставрирован богобоязненными местными бизнесменами, читал проповеди, принимал прихожан, имел жену-красавицу и двух ребятишек – мальчика и девочку. И все у него было хорошо и радостно до того самого дня, когда он, приняв на грудь церковного винишка, решил остаться ночевать в храме, чтобы не расстраивать свою попадью винным духом.

Улегся он на ватничек за кафедрой этой церковной, забыл я, как она называется, и сладко уснул с божьей помощью, а проснулся среди ночи от того, что услышал, как в храме кто-то шарит.

Поднялся Кадило со своего лежбища и увидел двух святотатцев, которые сноровисто запихивали в мешок иконки и прочую валютную церковную утварь. Сначала у него от увиденного язык отнялся, а потом адреналин вместе с высококачественным кагором ударили в голову, и, взревев, как раненый слон, он бросился на осквернителей храма Божьего.

Надо отметить, что по комплекции батюшка уверенно тянул на полутяжа, а маховики у него были, как у гориллы. Ну и, естественно, здоровый образ жизни, молочко, медок, свежий воздух и все прочее.

Капитан Анатолий Федорович Пинько давно уже перестал проклинать тот день, когда, будучи прекраснодушным юношей, верившим в то, что между добром и злом лежит хорошо видная всем пропасть, переступил порог милицейской школы.

Теперь он устал и забыл об этом.

А тогда он был уверен, что с его появлением в рядах стражей закона мир изменится и злодеи будут умирать у его ног в корчах, как граф Дракула, попавший на солнышко.

Однако через несколько месяцев он увидел, что тут что-то не так.

Еще чуть позже он убедился в том, что его будущая служба опасна, конечно, но скорее грязна, чем трудна.

Заместитель главы администрации города по вопросам контроля над асоциальными тенденциями в обществе Альберт Генрихович Гессер пребывал на седьмом небе.

В результате многолетней работы головой, чековой книжкой и распухшей, как прошлогодний утопленник, печенью ему удалось наконец затесаться на Всемирный конгресс по надзору за содержанием преступников.

Конгресс этот проходил осенью 2002 года в Берлине и в основном касался содержания заключенных в тюрьмах и лагерях стран бывшего Варшавского Договора. А значит, лагеря и тюрьмы России, которая в то время была великим и могучим Советским Союзом, тоже могли рассчитывать на благосклонное внимание мирового сообщества. В основном на это уповали, конечно же, не сами зэки, а чиновники, кормившиеся от российской пенитенциарной системы.

Глупые капиталисты, которых российская чиновная братва благополучно доила и доить будет, обреченно приготовились отстегнуть российским тюремщикам на развитие острожного дела столько, сколько они попросят. Гуманитарная помощь, кредиты и прочие буржуйские блага замаячили на горизонте, и многочисленные кумы, а также большие и толстые менты с прозрачным голубоватым слоем в глазах оживились и стали потирать руки.

На протяжении семи месяцев не происходило ничего особенного, и вдруг в конце мая в мэрию на имя Алика Гессера пришел факс из Детройта, в котором коротко сообщалось, что на днях Петербург посетит американская комиссия из «Эмнисти Интернэшнл», и приедет она исключительно затем, чтобы осмотреть легендарные «Кресты» и пролить на головы вертухаев, зэков и городских чиновников золотой дождь благодеяний.

Знахарь лежал на койке, закрыв глаза, и ждал.

До праздничного концерта, которым вознамерились порадовать недостойных зэков звезды российской эстрады, оставалось меньше часа.

В камере опять было полно народу, койки, как и прежде, громоздились до потолка, а вчерашний визит американцев уже отошел в область истории, которую с воодушевлением преподавал столпившимся вокруг его шконки зэкам Ганс.

Знахарь лежал и нервничал. Это было ему несвойственно, и, ощущая непривычное состояние, он волновался еще больше.

Вчера, получив Библию, содержавшую в себе нечто очень важное, он с трудом дождался, когда в коридоре стихли удаляющиеся шаги гуманитарных делегатов, и, устроившись на койке спиной ко всем остальным, начал внимательно просматривать толстую увесистую книгу.