Жизни не видел тот, кто никогда не бывал в бильярдном зале пансионата «Восторг» Министерства культуры Российской Федерации. Скудное и беспомощное словесное описание, которым я хочу восполнить этот пробел, лишь приоткроет узенькую щелочку и в тусклом свете позволит одним глазком увидеть чудо человеческого гения, коего, увы, уже не существует. Нет ни чуда, ни того, кто сохранил и сберегал его, и счастье, если на короткий миг им удастся воскреснуть в моей повести.

Итак, мы входим в здание главного корпуса. Тотчас к нашим ногам притирается и начинает жалобно мяукать старый кот Лазарь. Сейчас-то его уже нет в живых, но тогда он еще обретался, а поскольку мы совершаем экскурсию в иссякший двадцатый век, то и Лазарь тут как тут. Какое-то время он еще следует за нами, но видя, что мы идем не в столовую, а решительно направляемся в правое крыло, отстает от нас и мяукает уже кому-то другому.

Дойдя до конца правого крыла главного корпуса, мы по застекленному переходу идем в здание спортивно-культурного комплекса. Здесь на первом этаже большой спортзал с тренажерными устройствами и пинг-понгом, но мы сразу поднимаемся по лестнице на второй этаж, и нас не волнует легкомысленное щелканье целлулоидного шарика, остающееся внизу. Поднялись. Справа — дверь в библиотеку. Кстати, здесь вполне приличные фонды, обширные и разнообразные. Слева — массивная дверь в огромный кинозал. В углу — ряды уютных кресел перед телевизионной точкой. Но стоит ли обращать внимание на то, какую ерунду показывает цветной экран? Даже если и не ерунду, а чемпионат мира по футболу… Хотя тут многие отвлекутся. Но чемпионат только что закончился в пользу сборной ФРГ, и в данный миг крутят мультик.

Вот она, посередине между кинозалом и библиотекой, эта заветная дверь. Над нею крупная, красиво выписанная надпись:

По своему происхождению маркер Кутузов был кубанский казак. Он имел немного смуглое лицо, жесткие черные волосы, широкие кисти рук, высокую сухощавую фигуру и карие глаза. Все эти черты предполагают в облике человека некоторую свирепость, порыв и лихость. Однако в Кутузове ни первого, ни второго, ни третьего не было вовсе или до поры скрывалось так, что он и сам не подозревал о наличии в себе таких черт. Будучи человеком не робкого десятка, Кутузов при этом всегда обвораживал людей своей скромностью и необыкновенной деликатностью. Играя, он всегда старался подсказать или хотя бы намекнуть сопернику, как лучше ударить. И наоборот, когда кто-то играл не с ним, он ни за что не вмешивался и не подчеркивал своих симпатий к тому или иному игроку. Никто никогда не интересовался, где Кутузов жил раньше и живы ли его родители. Сам он обитал с 1979 года в комнате маркера пансионата «Восторг». Комната эта, как мы уже знаем, являла собой приложение к бильярдному залу и посторонним туда вход воспрещался.

Комнатка небольшая — одно окно, кровать, умывальник, письменный стол, шкаф, холодильник «Морозко-3М», книжные полки, один стул, одно кресло, тумбочка, торшер. Обычная обстановка, как почти в любой из комнат пансионата «Восторг» за исключением люксовых. Здесь даже не было икебаны, ведь все свои таланты Кутузов употребил на украшение бильярдного стола.

И все же… Никто и не догадывался, что в этой скромной каморке затаился целый огромный мир. Пусть и придуманный.

Дело в том, что маркер Кутузов проводил свои личные чемпионаты по игре в бильярд. И участники этих чемпионатов были все до единого придуманными им. Среди них выделялись такие великолепные, хотя и несуществующие, мастера шара и лузы, как Петр Иванович Котов, англичанин Алан Брюз, американец Джон Роберт Фицджеральд, японец Микаяма Мидзуи, китаец Ли Ду Чжу, француз Марсель Бертье и многие другие. Как проходили соревнования между этими замечательными спортсменами? А вот как. Утром Гектор Иванович купался в море, причем делал он это круглогодично, не устраивая перерыва на зиму, затем он завтракал и после завтрака в десять часов торжественно появлялся в бильярдном зале. В ушах его звучали такие примерно слова: «Итак, мы начинаем репортаж о первом дне очередного чемпионата мира по бильярду. В первой партии француз Патрик Руж встречается с итальянцем Доменико Пьемонти…» Если в бильярдной никого не было, Кутузов играл сам с собою, поочередно ударяя то за француза, то за итальянца, воображая себе рев трибун, радость или огорчение игроков. Когда кто-то приходил, он мысленно назначал: Харитонов — Фицджеральд, Джологуа — за турка. Или: Пал Петрович за китайца, а Козоченков — Фекеши. По окончании партии он шел в свою комнату, где в тайной книге отмечал результат: Ду Чжу выиграл у венгра Фекеши и вышел в четвертьфинал. Так, игра за игрою определялись финалисты, в финале непременно шла наредкость упорная борьба, мастерство сочеталось с удачей и определялся очередной чемпион мира, или чемпион Европы, или победитель открытого чемпионата Великобритании, или призеры какого-то иного увлекательного турнира. Если приходили игроки слабые или среднего уровня, то Кутузов поручал им проведение чемпионатов локального характера — чемпионат Франции или Италии, или турнир стран СЭВ. Хорошие игроки всегда проводили чемпионаты мирового масштаба. Кутузов любил тогда быть зрителем. Но, пожалуй, еще больше он любил играть сам с собою. Обычно это происходило зимой, в отсутствие наплыва отдыхающих. Он чертил огромную таблицу со множеством участников и большим количеством туров, с чередованием класса игры: первый тур играется простая американская пирамида, второй — пробочка, третий — пачекот, четвертый — алагер, пятый — пиратка, одна шестнадцатая финала — батифон, одна восьмая — московская, четвертьфинал — русская пирамида, полуфинал — империя, а двое финалистов должны были сыграть друг с другом во все виды игр, которые только знал Гектор Иванович.

Самые знаменитые мастера, такие, как Котов, Петраков, Фицджеральд, Бертье, Брюз, пользовались у Кутузова особым почетом. Он придумывал им биографии, сочинял экстраординарные личные причины, по которым тот или иной чемпион не мог участвовать в каком-либо соревновании. Швед Ларс Бергрен даже погиб в автокатастрофе после поражения в финале одного из чемпионатов мира, и в его честь был учрежден особый турнир имени Бергрена. А француз Дорэ получил дисквалификацию за употребление наркотиков и не участвовал в трех чемпионатах подряд. Правда, виновником оказался сам Гектор Иванович, который однажды в январе напился и, вопреки собственному запрету, стал играть с пришедшим в гости маркером из санатория «Волна». Проиграв соседскому маркеру двадцать пять рублей, Кутузов на следующее утро и дисквалифицировал беднягу Дорэ.

Любимым завсегдатаем бильярдного зала у Кутузова, конечно же, считался Дмитрий Иванович Харитонов. Этот веселый, полный жизненных соков человек дал жизнь множеству крылатых слов. Они, как ласточки, гнездились во всех углах храма шара и лузы, и каждое в свой черед выпархивало, чтобы пролететь над полем зеленого сукна и весело чирикнуть. Когда кто-нибудь промахивался по обреченному шару, соперник говорил:

— Сталинская амнистия, как сказал бы Дмитрий Иваныч.

Если шар оказывался недостаточно подрезан, то харитоновское словечко было «недорезо». Если, выставив шар, игрок быстро отыгрывал его, то это называлось «реабилитирован по пятьдесят восьмой» или «Никитка реабилитировал». Случалось, кто-то вдруг начинал резво обыгрывать Дмитрия Ивановича, и тогда москвич Харитонов говорил:

— Ничего, мы немца под Москвой остановили, а вас, костромских, и подавно не пустим.

И другие переняли эту поговорку:

Как уже было сказано, маркер Кутузов относился к игре на бильярде как к священнодействию и не разрешал играть пьяным. Но куда деваться? Пили отдыхающие много, а уж когда началась государственная борьба с зеленым гадом, стали употреблять напитки в три раза больше. Сказалось это и на Гекторе Ивановиче. Так сказать, не миновала его чаша сия. Но все равно, играл он только втрезвую и пьяных по-прежнему гонял. Однако, случалось, выпив лишнего, он засыпал в своей каморке и тогда кое-кто позволял себе прийти среди ночи и лупить по шарам нетрезво вихляющей рукой.

Драматург Морфоломеев однажды уснул на столе — долго целился по шару, долго подползал к нему на брюхе, потом затих.

— Уснул, что ли? — спрашивают. Подошли, а он и впрямь уже посапывает. Потом он рассказывал, что ему приснилось, будто на краю луза голая женщина сидит, а он по ней лупит шарами и все никак попасть не может.

Но это еще невинный случай. Бывало и похуже. Зима играл с деятелем культуры Усырко, вдруг заваливается очень пьяный Василий Христофорович и требует немедленно прекратить игру, потому что он хочет сразиться с Зимой. Пытались не обращать на него внимания, так он стал ругаться, сгребать шары в одну кучу и искать в карманах удостоверение участника войны. Что же делать, поставили пирамиду, установили шар на точку — разбивай, Василий Христофорович! А пока он вытаскивал из шкафа свой кий, Зима взял да и поставил на точку вместо шара пустой стакан. Для смеха. Василий Христофорович взял кий, с пьяной важностью подошел к позиции, прицелился по стакану — ну, думали, шутку поддерживает — и как даст со всей силы! Стакан влетел в пирамиду и — вдребезги! Василий Христофорович ужаснулся и, не понимая, в чем дело, стал покачиваться, чуть не упал, хотел опереться рукой о борт, да угодил рукой в лузу и провалился в нее по локоть, прорвав сетку. Звон, треск, грохот, мат! Стали его вытаскивать из лузы, а он матерится и свободной рукой — кием — лупит спасателей по головам. Эту сцену и застал проснувшийся, малость протрезвевший Кутузов. Гнев его был неописуем:

— Вон отсюда! — стал кричать он на Гришу. — Чтоб ноги твоей!.. Чтоб духу твоего!.. Одному глаз выколол, другому руку отрываешь. Откуда осколки стекла?

Ничто не вечно в этом мире, и судьба нашего героя призвана стать очередной иллюстрацией к этому старинному утверждению.

С некоторых пор контингент отдыхающих в пансионате «Восторг» стал заметно меняться. Все меньше приезжало прежних, добровидных людей застойного времени, крупных начальников культуры, заслуженных деятелей, благодаря которым народ знал, что культура столь же безгранична, авторитетна и полезна, как космос и космические исследования, как влияние приливов и отливов, как мощь вооруженных сил и святость государственных границ, как дружба народов, борющихся за еще большее улучшение своего благосостояния. Все больше стало появляться молодчиков, одетых в заграничные вещи, пахнущих импортным одеколоном, сыто-мускулистых. Они косо поглядывали на прежних представителей культуры, как на стадо, которое можно пожрать, но только не сегодня, а завтра, когда вновь появится в желудке здоровое чувство — этакий бодрящий голодок. Многие из них недурно играли в бильярд, не без лихости, но скорее удачливо, нежели мастерски. Маркер Кутузов с неприязнью наблюдал, как они нагло забивают шары, которые можно было бы высоко оценить, забей их Дмитрий Иванович Харитонов или Игорь Борисович Беседин. К тому же, по требованию Рвотоева за пользование бильярдом отныне взималась плата — три рубля в час, и если некоторые из бывших покряхтывали, расставаясь со своими трояками, то новые швыряли маркеру Кутузову пятерки и даже червонцы и подолгу не соглашались брать сдачу. Для них это были не деньги, но и Гектору Ивановичу не надо было их денег. Однажды молодчики порвали сукно, и вот тогда уж маркер Кутузов с удовольствием содрал с них штраф. И выдал квитанцию, подписанную Вахой Лечиевичем.

Новые люди играли либо молча, либо говорили какую-нибудь несуразицу, типа: «Тейбл неровный, кажется», или: «Хреновые кии, я у Дикона видел стейтсовые, вот это финиш!» Один из них ляпнул такое, что у Гектора Ивановича лицо вспыхнуло от обиды и огорчения, захотелось ответить что-нибудь столь же обидное.

— Шары однообразные, сплошной совок. На Западе уже давно разноцветными шарами играют. И лузы должны быть вдвое шире, чтоб можно было попадать кайфовее.

Вот что было сказано неким красивым молодчиком, хорошо подстриженным, обутым в умопомрачительные кроссовки. Горячая, болезненная мысль зашевелилась в мозгу у Кутузова: чем же лучше разноцветные шары, которыми играют в позорный пул? От них рябит в глазах. Разве можно было объяснить этим кооперативным болванчикам, как красиво зеленое поле, усыпанное крупными звездами одинаковых шаров? На небе ведь тоже все звезды одинаковые по цвету, а такому дураку, глядишь, тоже подумается: совок, однообразие, не могли разноцветные звезды обеспечить. Хотел было Гектор Иванович эту мысль про звездное небо выразить, да уж больно долго она шла к нему, молодчики уж про что-то другое толковали.