Небезызвестный горинско-захаровский Мюнхгаузен, поясняя на небезызвестном же бракоразводном процессе суть трагедии их двадцатилетнего брака с баронессой Якобиной фон Дуттен, обронил в числе прочих и такое меткое замечание: «Дело в том, что нас поженили еще до нашего рождения». В известной мере это утверждение справедливо и в отношении наших героев. Они были практически обречены - если и не на брак, то уж, по меньшей мере, на попытку такового.

Ее папа - профессор-химик Дмитрий Иванович Менделеев крепко дружил с его дедом - профессором-ботаником, а одно время еще и ректором Петербургского университета Андреем Николаевичем Бекетовым. И именно Дмитрий Иванович убедил Андрея Николаевича прикупить подмосковное имение Шахматово по соседству с его Бобловом. Следствием чего стало знакомство Сашечки с Любочкой в беспамятном еще возрасте. Несколько лет подряд няни гуляли их друг мимо дружки.

Бекетовы с Менделеевыми жили предельно добрососедски и навещали друг друга не приличия ради, но исключительно по зову души. То есть, часто. Завезя Сашиной бабушке томик какого-нибудь «Рокамболя», Дмитрий Иванович всенепременно любопытствовал: «Ваш принц что делает? А наша принцесса пошла гулять».

Первая осознанная встреча Саши с Любой произошла в 1895-м: ему - четырнадцать, ей - тринадцать. Блок приезжал в Боблово с дедушкой Бекетовым. Менделеевские дети показывали ему сад со своим знаменитым «деревом детей капитана Гранта».

И нет ничего удивительного в том, что, встреченный Анной Ивановной Менделеевой три года спустя на художественной выставке юный Блок был тут же зван появляться у них

К сожалению, достаточными сведениями о детстве Любы мы также не располагаем. Известно, что она была первой во втором браке дочерью великого химика. Причем, бурный роман Менделеева с уведшей его из семьи юной художницей Анютой Поповой «достиг crescendo» весной 1881-го, когда они вместе путешествовали по Италии и Франции. Люба появилась на свет 29 декабря, и, по существу, оказалась незаконнорожденной: венчание родителей свершилось лишь 2 апреля 1882 г. - священник Адмиралтейской церкви Санкт-Петербурга соединил их за скромное вознаграждение в 10 тысяч рублей. За что и был вскоре лишен сана. Таким образом, даже генетический опыт не способствовал представлениям Любови Дмитриевны о браке, как о чем-то стабильном и нерушимом. Сводные братья-сестры, первая жена папы - все это зримо присутствовало в жизни «принцессочки» и, так или иначе, корректировало формирующееся сознание.

Чего уж в этом смысле говорить о Блоке! - Блок вообще был классический маменькин сынок. Он рос без отца. То есть, папа, конечно, наличествовал, и до самой смерти последнего Саша состоял с ним в переписке. Но рос при маме. И тут мы просто вынуждены хотя бы вскользь коснуться некоторых фактов из истории появления Саши Блока на свет божий.

7 января 1879 года нервная 18-летняя девочка с больным сердцем (Аля Бекетова не закончила даже курса гимназии -доктор обнаружил у нее порок сердца и рекомендовал родителям не доводить дело до экзаменов; правда, по другой версии - с успеваемостью у капризной девочки было не очень) выходит замуж. За 27-летнего, мягко скажем, крайне неуравновешенного приват-доцента А. Л.Блока. И тот моментально увозит ее из отцовского дома в Варшаву, где получает должность.

Живут супруги дурно. Александр Львович вспыльчив, придирчив, злобен даже. Неровный в отношениях с коллегами, он отыгрывается на молодой жене. Бедняжке достается буквально за все: за недостаточное понимание музыки Шуберта, за плохо переписанную страницу его диссертации, за посланный кому-либо из гостей излишне доброжелательный взгляд.

Впрочем, «А.Л. только пугал, унижал и мучил жену, он не наносил ей увечий и не покушался на ее жизнь» -читаем мы в воспоминаниях тетки поэта М.А.Бекетовой. Конечно, все это выяснится много позже. А тогда в письмах домой Аля тщательно скрывает от родителей, до чего несчастлива. Позднее же вспомнится и то, что в свое время младший брат доцента Иван Львович всячески отговаривал ее от предстоящего замужества, предвидя и предрекая многие несчастья. Увещевания доброхота были пропущены влюбленной кокеткой мимо ушей. В положенный срок мечтавшая с раннего детства о материнстве Аля рожает мужу первого ребенка: мертвого. Представим ли мы себе, каким ударом это стало для юной женщины?

На Шекспира бобловцев раскрутил Блок. Идея постановки «Гамлета» была воспринята на ура. Сошлись на том, что всей пьесы не одолеть, играться будут наиболее сценичные куски. И работа закипела. Под театр отвели просторный сенной сарай. Плотники мастерили подмостки, подобие рампы, скамейки для зрителей. Женщины кроили занавес. Студенты устанавливали лампы - аж 15 штук. В Шахматове и Боблове наперегонки шились костюмы.

Блок режиссировал и лично писал афишу. На первой же репетиции случилось недоразумение: Офелия пробубнила роль вполголоса и заявила, что играть будет лишь на спектакле. После чего ее не раз видели в дальнем углу сада - там она репетировала в гордом одиночестве. И вот долгожданный вечер. Сарай уж полон.  Серьёзно! Зрителей набилось душ до двухсот. Тут были все - родные, знакомые, соседи. Даже крестьяне окрестных усадеб, не догадывающиеся еще, что искусство принадлежит им и только им.

К самодельной рампе выходит Гамлет в плаще из пледа с бахромой и рассказывает непосвященным сюжет пьесы, которой они не увидят. Из кулисы появляется Офелия - в длинном белом платье, с венком на голове и целым снопом полевых цветов в руках. «Распущенный напоказ всем плащ золотых волос, падающий ниже колен.». На сохранившейся фотографии, запечатлевшей ее в этот миг, юная Любочка -само очарование, сама прелесть.

Потом был шумный успех и не менее шумный ужин на открытой террасе. К молодежи вышел благодушный Дмитрий Иванович. Блок вернулся домой поздней ночью.

Однако произошло в тот вечер и нечто, чего не видели две сотни зрителей и о чем знали лишь главные действующие лица - спектакля и всей нашей истории.

В Дневнике М.А.Бекетовой есть запись, датированная 1896 годом: «Сашура росту очень большого, но дитя. Увлекается верховой ездой и театром, Жуковским, обожает Шахматово. Возмужал, но женщинами не интересуется».

Марья Андреевна Бекетова - родная сестра матери поэта и любимая тетка Александра Блока. В нашей истории -«тетя Маня» - типичная золушка, не дожившая до сказочного хэппи-энда. Слуга и жертва большого родственного клана, человек «без судьбы» (без личной судьбы и собственной семьи), она всегда была, что называется, на подхвате и летописала, летописала, летописала.   Сначала Бектовых, потом и Блоков. И, как это бывает, ее самопожертвование воспринималось окружающими как разумеющееся. Классическая старая дева, в своих записях она, однако, ничуть не кажется таковой. Ни буквы язвительной предвзятости, ни слова домысла, за котором не стояло бы почти готовой разгадки тех или иных обстоятельств. При этом удивительное дело: толстенный биографический очерк М. А. Бекетовой «Александр Блок», написанный ею сразу же после кончины племянника с санкции вдовы и матери поэта, особого впечатления не производит. Изданный уже в 1922 году, он и по форме и наполнению мало, чем отличается от множества повторивших его впоследствии самостоятельных «исследований» советских блоковедов (выскажемся даже яснее: подавляющая их часть бессовестнейшим образом списана с этого труда Марьи Андреевны). Так вот: этот очерк - довольно осторожно написанный портрет первого советского поэта. Созданный человеком, успевшим пожить в социалистической России. И совсем, совсем не то - дневник Марьи Андреевны!.. Читая его, ловишь себя на совершенно естественном желании срочно наступить на горло собственной песне, попрощаться с вами и уступить слово тетушке, приведя здесь текст ее дневниковых записей в полном объеме. К тому же, отчеты ее изложены завидно доступным и недвусмысленным языком. Словно в противовес грузным, несколько нарочитым, манерным - очень писательским, а порой и просто каким-то даже мутным дневниковым записям самого Блока, равно как и эмоционально перегруженным строкам из мемуаров Любови Дмитриевны. Но - к делу.

Не знаем, что именно в поведении возмужавшего, но не интересующегося женщинами юного Блока встревожило наставницу, но определенно: появление в тетушкиных записках этой строки не случайно. А там, где есть тревога, всегда присутствует и поиск решения проблемы.

Мы бы, например, нисколько не удивились, узнав, что именно наутро после невстретившихся рук Люба записала в свой тайный дневник: «Мне стыдно вспоминать свою влюбленность в этого фата с рыбьим темпераментом и глазами...» - увы: дневник этот сгорит в Шахматове в 1917-м, и Любовь Дмитриевна процитирует эту запись в «Былях» по памяти, а даты не укажет.

Вообще с происходившем между Блоком и Менделеевой в последующие три года всё как бы предельно ясно. Кусок «Былей-небылиц», относящийся к этой поре - самый у блоковедов ходовой. Надо думать, исключительно благодаря целомудренности его содержания. Располагая этим подробнейшим многолистовым отчетом самой фигурантки, мы видим задачу лишь в том, чтобы изложить события по возможности кратко, не упустив при этом важного.

Осенью 1898-го Блок поступает на юридический факультет университета. «Я шил франтоватый сюртук» - его главное воспоминание об этом событии. Зимой он начинает бывать у Менделеевых - в громадной казенной квартире, отведенной Дмитрию Ивановичу непосредственно в Палате Мер и Весов на Забалканском проспекте. Но визиты его всё более редки: в ту пору любовь Дмитриевна «стала от Блока отчуждаться». Чему он особенно-то и не препятствовал - «увлекся декламацией и сценой». А заодно переключился на какое-то время на кузин Качаловых - дочерей тетки Ольги Львовны. Те относились к нему с невероятной симпатией, да и Блок их очень даже жаловал. Хотя и недолго.

Плюс, напомним, К.М.С. ... Год следующий - 1899-й - был отмечен празднованием столетия Пушкина. Слоганов типа «До юбилея поэта осталось 17 дней 3 часа и 26 минут!» на транспарантах, конечно, не писали и поперек Невского не развешивали. Но это была очень серьезная дата.