Ничто не предвещало, что этот последний августовский день, начавшийся, как и все прочие, после булгаковской катастрофы на Волге в привычной суматохе наших обыденных спасательских дел, всколыхнет весь Тарасов жестокостью случившегося.

Дежуривший в тот день Александр Васильевич Маслюков по прозвищу Кавээн, получивший после событий в Булгакове майора, скучал на телефоне и с завистью поглядывал, как мы с Игорьком резались в шахматы, пытаясь доказать друг другу не столько преимущества своих стилей игры, сколько перспективность своего стиля мышления. Игорек, штатный аналитик нашей ФГС-1 – федеральной группы спасателей с допуском почти на все объекты, кроме сверхсекретных, недавно ставший капитаном МЧС, был большим поклонником Шерлока Холмса, точнее – его метода дедукции, поэтому в шахматах предпочитал стиль Анатолия Карпова. Меня же, напротив, от просчитанных на двадцать ходов вперед, осторожных и рационально построенных комбинаций этого советского чемпиона мира охватывала такая скука, что хотелось доску перевернуть, а фигуры раскидать по углам, чтобы найти их было невозможно…

Моей психической организации гораздо больше соответствовала кажущаяся нелогичность, парадоксальность и интуитивная импровизация Михаила Таля. Впрочем, для Игоря шахматы были только поводом для подчеркнуто индивидуального контакта со мной. Все его многочисленные попытки установить между нами какие-то особо доверительные или даже интимные отношения я всегда мягко, но уверенно пресекала, но до конца он, по-моему, с этим не смирился и теперь продолжал настойчиво добиваться своего, правда, каждый раз каким-нибудь окольным, сублимированным путем… Как вот сейчас – за шахматной доской…

Сколько бы я ни была увлечена игрой, я, в силу профессиональной привычки психолога наблюдать за собеседником, следила за его реакциями и эмоциями и отчетливо, как на ладони, видела, что, выиграв у меня, он испытывает примерно такое чувство, словно ему удалось уложить меня с собой в постель…

Каким, однако, интенсивным сексуальным смыслом может быть наполнена такая, казалось бы, интеллектуальная игра, как шахматы…

Знала бы я, что буквально через пять минут сама окажусь на месте своего знакомого майора Нестерова, над которым только что иронизировала, и буду думать о нем уже как о коллеге…

Принять участие в разборе завала мне так и не удалось. Народа там было много, и народа – очень грамотного и опытного в такого рода делах… Но это меня не остановило бы, я все равно полезла бы в первые ряды и в самые узкие щели, такой уж характер… Чужую беду я воспринимаю как свою собственную. Наверное, поэтому и в спасатели попала…

Возможность поработать в завале мне не дало неожиданное появление Григория Абрамовича, которого, честно говоря, мы не ждали раньше чем дня через три. Но он тем не менее стоял во дворе роддома и что-то резко выговаривал Кавээну, который разводил руками и явно оправдывался. Я поспешила узнать, что случилось…

Еще не дойдя нескольких шагов до нашего командира, я почувствовала, что зол он чрезвычайно… И на Кавээна накинулся, наверное, просто потому, что тот под руку попался… Что-то мне подсказывало, что наверняка сейчас и мне достанется…

– Ну что, экстремальный психолог второго разряда, дня не проходит, чтобы вы в какие-то контакты с ФСБ не вступили?..

Григорий Абрамович встретил нас мрачнее мрачного. Махнул рукой – садитесь, мол, и вновь уткнулся в бумажку, которая лежала перед ним на столе. Молчал.

Я вопросительно посмотрела на Кавээна. Тот пожал плечами. Потом подсел поближе и прошептал:

– Полчаса назад факс из Москвы получил. С тех пор так и сидит…

Григорий Абрамович уловил, наверное, что мы шепчемся, поднял на нас глаза и вздохнул.

– От нас требуют активных действий, – сказал он наконец. – И правильно требуют… А мы сидим, не знаем, с какого конца приступиться…

В следующие два дня произошли события, которые, правда, нисколько не приблизили нас к тайне имени зловещего террориста-взрывателя, но несколько приоткрыли завесу над тайной его личности…

Прежде всего – я получила письмо от человека, к которому обращалась по телевизору… Письмо было подброшено на проходную телевидения, но адресовано было мне – «капитану МЧС Ольге Николаевой», как напечатано было на конверте. Сам конверт был обычным, европейского стандарта – узкий, вытянутый в длину, письмо было напечатано на старой пишущей машинке на листе машинописной бумаги формата А-4. Ни одна из строчек не была написана от руки, если не считать жирной красной черты фломастером, проведенной зачем-то чуть ниже марки…

Он смотрел передачу. Теперь я в этом уверена. И я все же сумела его достать. Он даже решил мне ответить. Это уже хорошо. Теперь нужно попробовать сделать наше общение постоянным… Обратиться к нему еще раз. Опять по телевизору? Наверное, так и придется, если он сам не предложит какого-то другого способа…

Обо все этом я успела подумать, пока вскрывала письмо… Мужчины предоставили право сначала прочесть письмо одной. Но, прочитав всего две строчки, я бросила письмо на стол и сказала Игорьку:

– Читай вслух! Это очень умная сволочь! Я не хочу никакой иллюзии интимности между мной и ним…

…Кончался уже пятый день отведенного нам на расследование времени, когда впереди забрезжил хоть какой-то, правда не очень-то ясный след…

Можно считать, что нам повезло, что информация об этом взрыве не попала в ФСБ. Тут постарался Кавээн. Григорий Абрамович, которого в городе знали и уважали многие из МВД, в том числе и начальники уголовки, не в службу, а в дружбу попросил сообщать о всех случаях, хоть как-то связанных с применением взрывчатых веществ, прежде всего нам. А вот ФСБ, если есть такая возможность, вообще не ставить в известность.

В результате к нам попало дело о взрыве в ресторане «Ромашка» во время свадьбы рабочего деревообрабатывающей фирмы «Элегант» Алексея Машкова с кассиром бухгалтерии той же фирмы Тамарой Сазоновой. Взрыв произошел в ресторане в тот момент, когда молодые принимали подарки от гостей. Взорвался один из подарков при попытке его открыть. Молодые скончались от многочисленных повреждений ног и нижней части туловища.

Очевидцы показали, что подарок лежал на подносе, но никто не мог вспомнить, кто его туда положил. Машков положил перед собой аккуратно упакованный сверток в виде небольшой пирамиды, стоящей на широком основании, и надорвал упаковочную бумагу. Раздался мощный взрыв, направленный вниз, пирамида вонзилась в потолок, а молодых и тех гостей, что оказались рядом, поразили обрезки гвоздей, которыми она была начинена…

Устройство было, без сомнения, самодельным, идентифицировать его с прежними, применявшимися во взрывах террористом, мы не могли, так как не располагали этими материалами. А ставить в известность ФСБ о наших подозрениях, что взрыв в ресторане мог быть устроен тем же человеком, мы не хотели…

Звонок командира нашей группы подполковника МЧС Григория Абрамовича Воротникова поднял меня очень рано, часов в пять утра. Домой он мне звонил крайне редко и каждый раз этим удивлял, поскольку для вызова у нас существовал диспетчер. Телефонный звонок командира в пять утра – это настолько необычно, что я даже не спросила, зачем я ему понадобилась в такую рань…

До начала дежурства в управлении МЧС оставалось еще часа три. Я могла бы честно спать еще часа два. Путем ежедневных экспериментов у меня был выработан следующий утренний хронометраж: окончательно проснуться – десять минут, принять решение, что пора вставать, – восемь минут, встать – две минуты, привести себя в порядок, то есть фактически собраться на работу – восемь минут, позавтракать – две минуты. В случае необходимости время завтрака автоматически перераспределялось в пользу предыдущего раздела, и процесс этот приходилось совмещать с одеванием или накрашиванием. Двадцать минут на дорогу – самое оптимальное время, за которое можно добраться от моего дома до управления… И в отличие от нашего штатного аналитика Игорька я никогда не опаздываю…

Мы с Игорем в нашей группе младшие и по возрасту, и по званию, поэтому в шутку называем себя «младшими капитанами». Майор МЧС Александр Васильевич Маслюков, по прозвищу Кавээн, уже лет десять отслуживший в оперативниках-спасателях, называет нас новобранцами. Я не обижаюсь, хотя работаю в составе группы уже примерно полгода, а вообще с системой МЧС связана уже лет пять, столько же, сколько Игорек работает вместе с Кавээном… На Кавээна грех обижаться, он добрый, стесняется и, по-моему, даже боится женщин, и прячет свое смущение под внешней грубостью и снисходительностью к людям, которых любит…

Григорий Абрамович в группе самый старый и опытный, он участвовал в создании самой системы МЧС как силовой структуры. Мы прозвали его Грэгом за полное сходство имени с Грэгори Авраамом Симпсоном, тройным американо-афгано-пакистанским агентом, с которым мне пришлось столкнуться во время первого задания, которое забросило меня в горный массив Гиндукуша… Командир он классный – спокойный, рассудительный и осторожный, никогда не горячится, всегда советуется с нами и учитывает наше мнение, никогда не бросает слов на ветер и никогда не делает ничего, не подумав, даже в экстремальных ситуациях…

Поэтому для столь раннего звонка у командира должен быть очень серьезный повод. Я, пока шла к городскому парку культуры и отдыха имени Короленко, где он назначил мне встречу, чуть голову не сломала, пытаясь отгадать эту неожиданную утреннюю загадку…

Григорий Абрамович оказался прав – утро началось в сумасшедшем темпе. Едва наша группа собралась в управлении, он объявил новости, мне уже известные, Игорю с Кавээном и сообщил приказ начальника контрразведки МЧС генерала МЧС Константина Чугункова: незамедлительно выехать в район подмосковного села Полоцкое, находящегося в эпицентре лесного пожара, охватившего значительные площади в Московской области. За нами выслан спецсамолет министра МЧС «Як-42», который будет в тарасовском аэропорту через пятьдесят минут. Вылет из Тарасова – в 10.15. Официально группа работает в прежнем спасательском режиме, фактически – выполняет прямое задание руководителя контрразведки МЧС генерала Чугункова. С сутью задания мы должны ознакомиться в процессе следования к месту его выполнения…

Так вот лаконично и конкретно… Час на сборы – не так уж и много, надо признаться. Пролетел он так быстро, что я даже подумать не успела о Сергее, мысли о котором беспокоили меня последнее время слишком часто, особенно после того, как мы неожиданно столкнулись с ним во время спасения новорожденных из взорванного террористом роддома и позже, когда помогали попавшей в беду Ларисе Чайкиной… Расстались мы на этот раз так же неожиданно и бестолково – не успев ничего сказать друг другу…

А звонить ему теперь и делать первый шаг навстречу, не зная, сделает ли он ответный шаг… Нет, на это я не могла решиться… Понимаю, насколько все это глупо, насколько проще и легче просто прийти к нему и, уткнувшись в его грудь, горько заплакать от обиды за нашу с ним несложившуюся жизнь, но…

Сделать с собой ничего не могу… Вот и опять – улетаю на задание, так и не поговорив с ним, не позвонив, не сказав ни слова. Как всегда – оставляю свои личные проблемы до лучших времен… Настанут ли они когда-нибудь?.. Не уверена…

Через полтора часа мы уже были в воздухе и, усевшись в хорошо нам знакомом малом салоне спецсамолета МЧС, слушали инструктаж командира нашей группы ФСГ-1 подполковника МЧС Воротникова, или проще – Григория Абрамовича, а если за глаза – еще проще – Грэга, сообщавшего нам, в чем же конкретно состоит задание генерала Константина Ивановича Чугункова…

Нет, садились мы, конечно, не в лесу… В самый последний момент кромка леса резко удалилась в сторону, и внизу замелькал асфальт.

«Шоссе! – сообразила я. – А я-то думала, что придется прыгать с парашютом…»

Никаких парашютов не понадобилось. Для нашего самолета шоссе очистили от машин, и мы благополучно приземлились километрах в пяти от села Полоцкое, куда обязал нас прибыть приказ генерала Чугункова… Эти пять километров мы проделали на обычном разбитом «газике» директора подмосковного совхоза, в состав которого входило и село Полоцкое… Больше ни одной машины в распоряжении диспетчера объединенного штаба пожарно-спасательских работ не нашлось – все были заняты на переднем крае… Да-да, именно так – по-военному именуется фронт огня на пожарных работах в лесных массивах – передний край… На лесных пожарах, кстати, очень высокая смертность среди спасателей по сравнению с другими видами чрезвычайных происшествий…

– Жителей в селе много осталось? – спросил Игорек рыжего парня лет семнадцати в разодранных джинсах и замасленной фирменной рубашке.

Парень сидел за рулем «газика», как в седле норовистой лошади, и не обращал никакого внимания на выбоины и ямы на разбитой колесами мощных машин лесной дороге. Машина подпрыгивала на кочках так, что мы головами врезались в брезент, которым был затянут верх машины и рисковали вообще свернуть себе шеи… Это – запросто, показалось мне в первый момент…

Тем временем Григорий Абрамович с московским полковником и милицейским майором приняли решение не предпринимать активных действий и ждать, как будут разворачиваться события дальше… Не знаю, насколько рациональным было такое решение, но предложить ничего другого и я не могла бы. Необходимость эвакуировать лагерь понимали все, но как выполнить это решение – не знал никто… Дело осложнялось отсутствием спецтранспорта для перевозки заключенных. Он давно должен был быть на месте, но ни одна машина до сих пор не пришла… Не знаю, как Григорий Абрамович, а я видела в этом еще одно доказательство вмешательства ФСБ в нормальное течение событий…

Не штурмовать же, в конце концов, этот чертов лагерь! А Кузин нас словно провоцировал на это…

Всеобщая суета поднялась как-то внезапно. Кто-то из командиров получил по рации сообщение, и через мгновение о новости знали все, кто собрался на поляне перед лагерными воротами…

– Полоцкое горит!

Бросил нам на бегу Григорий Абрамович:

Прежде чем все жители Полоцкого были вывезены из села, прошло часа три. Половина села – на одном берегу озера – сгорела, и огонь сейчас пустился далеко в обход по лесу, чтобы спалить оставшиеся от села дома… В Полоцком осталось отделение пожарных и патруль спасателей – на случай, если в домах неожиданно обнаружится еще кто-то из жителей или возникнет другая ситуация, требующая вмешательства специалистов…

Григорий Абрамович не возвращался. За эти три часа он не передал ни с кем какой-нибудь весточки для нас… Смутная тревога, шевельнувшаяся во мне, когда я увидела Краевского, едва не угробившего нашу группу в Булгакове, усилилась и уже не давала сидеть мне спокойно на месте… В конце концов, меня Грэг оставил за командира, назначив своим дублером. Если бы обстановка не становилось с каждой минутой все тревожнее, я, может быть, и не вспомнила бы о своем новом положении в группе… И если бы не знали о том, что меня назначили дублером, Кавээн с Игорьком, может быть, они сами предложили бы какой-то вариант действий… А сейчас они молчат. Ждут моих приказов…

Я вздохнула. Григорий Абрамович отсутствует уже гораздо дольше, чем позволяет ситуация, значит, пора осваиваться со своей новой должностью…

Я как-то вдруг почувствовала себя командиром этих двух опытных и немало переживших людей, что сидели и курили сейчас со мной рядом… И, честно сказать, растерялась… Мне нужно думать за них… Определять им задачу, объяснять, как лучше ее выполнить… Думать, не связано ли выполнение этой задачи с ненужным риском… А я даже себе не могу толком сформулировать задачу…

Нет, из меня никогда, наверное, не получится командир группы… Разве я сумею быть такой рассудительной и осторожной, такой предусмотрительной и рациональной, как Григорий Абрамович! Нет, как только вернется Григорий Абрамович, я откажусь от своих новых обязанностей! Я же еще совсем не готова к должности командира…