Начинается просто:

Однаждымне пришлось писать короткую автобиографию для одного журнала. Я долго мучился, придумывал, вертел немногочисленные скучные факты и так и эдак, стараясь, чтобы вышло поинтереснее.

Поглядев на мои страдания, редактор сказаламне: да вы не там стараетесь. Нам нужно коротко и ясно: родился там-то, учился там-то, работал там-то и там-то. Всё! А если уж вам так хочется романтики, то напишите для нас рассказ “Моя трудовая биография”, например. Там и придумывайте, что хотите. Гонорар опять же получите…

Я сначала подумал: ерундакакая-то. Какая еще трудовая биография, я уже лет пять,как вообще нигде не работаю…

И забыл об этом.

Порывшись в ящике стола, где у меня свалена всякая мелочь из прошлых лет, я извлекаюна свет зеленую книжечку с гербом бывшей РСФСР и лаконичной надписью:

“Трудовая Книжка”. Еще совсем недавно, после паспорта и партбилета (у кого он, конечно, был) это был третий документ по степени, что ли, важности… Важности чего?

Я перелистал ее в кухне, за вечерним чаем, и задумался, грустно подперевшись рукой, глядя на занесенную снегом улицу и постукивая не зажженной сигаретой по столу.

Банально воскликну: всего несколько записей!

Целая жизнь трепетала предо мной.

Об этом я уже кратко говорил чуть выше, но ввиду большой важности для понимания происхождения (или есть еще одно хорошее греческое слово - генезиса, даже, быть может, гнозиса - вот, Гнозиса Моего Безделья) обращусь к этому важному периоду еще раз.

(Уже представляете себе телестудию, стол, букет цветов, сексапильную блондинку - ведущуюи меня с бородой Фиделя и в революционной бескозырке? Если да, то поехали дальше…).

Должен вам сказать, дорогие мои, биография моя началась на редкость удачно для политического деятеля.

Как у нормального премьер-министра или даже президента.

То есть очень тяжело для обыкновенного интеллигентного человека.

После работы наш герой поехал прямо домой. Чуть задержался на получасовую прогулку в ближайшей к метро аллее. Дома сел за письменный стол, столь нелюбимый прежде, и на карманном календаре тщательно подсчитал, сколько дней, несчитая праздников и выходных, остается до июля месяца, когда в вузах начинаются вступительные экзамены. Подсчитал и зачеркнул первый, крест-накрест, зеленой (цвет жизни!) ручкой - минус один!..

После этого взял нелюбимый же - но прежде, прежде! - математический задачник Сканави и опять подсчитал по оглавлению, сколько там задач. Разделил второе на первое и - ау, кафе “Марс”, ау, коктейль “Столичный”, ау, вечерние огни Тверской - этим же вечером прорешал (и не сквозь зубы,не через “не хочу”, а с освободительной радостью - вот как!..) получившуюся ежедневную норму по теме “логарифмы”. Причем каждый пример, повторяю, решался любовно, не торопясь, можно сказать, осматривая со всех сторон и сдувая каждую пылинку, вникая во все мелочи, чуть ли не медитируя!.. Ведь он был пусть маленькой, неровной, осыпающейся, но ступенькой на пути, ведущемиз морозной мглы, метро, толпящихся в холодном троллейбусе злых невыспавшихся людей, турникета, глотающего пропуска и (напрашивающаяся метафора) выплевывающегоих - тьфу! - обратно вместе с вами в конце длинного, бесконечно длинного рабочего дня…

Да, видимо, я был в таком экстазе, таком отчаянии и тоске, что в один из первых же моих рабочих дней Бог сжалился надо мной и послал подарок - 25 сиреневых советских рублей (честное слово, не вру!), немалая по тем временам сумма… Я нашел ее на снегу у метро, по пути с работы, странно, что никто не видел яркой бумажки, народу было много. Может быть, без шуток, это был знак? Что мое раскаяние принято?..

Кстати, еще одно доказательство этому, только сейчас вспомнил.

Ведь это было в день аванса, которогомне на работе не дали, поскольку я недавно пришел и бухгалтерия не успела что-то там оформить…

Здесь наша история приобретает черты настоящихвоенных мемуаров, так как после этого антиобщественного поступка в инстанциях наступило странное молчание.

Сперва староста меня спрашивал: ты почему не был?! потом вдруг отстал, я все ждал вызова в деканат, в комитет (сейчас долго не мог вспомнить, как это называлось, представляете, забыл?! а вспомнил и в очередной раз вздрогнул, слышите: КОМИТЕТ КОМСОМОЛА…), но ничего не было, все было тихо.

Теперь-то я понимаю, что со мной решили разобраться неформально (в стиле “коллектив - лучший воспитатель”), благо в нашей группе было много ребят с производства и так называемого рабфака… Но до сих пор не знаю точно, а было бы интересно узнать, было ли дальнейшее официальным решением, “спущенным сверху”, или спонтанным волеизъявлением улья.

Развязка наступила недели через две.

- Ты почему не ходил?! Все ребята были!.. - спросил у меня после физкультуры некий комсомольский активист, ныне, как и положено комсомольскому активисту, проживающий в штате Мичиган, США, - ты почему не был, бля?! Все же - были?!.

На выпускном вечере в институте наш завкафедрой, неплохой в общем мужик, напутствуя нас на прощание и прокричав официальную часть, неожиданно сказал:

- Возможно, эти пять лет вы будете вспоминать как лучшие годы своей жизни.

И все последующее десятилетие, пока - три минуты на размышление - пока не кончился “Совок”, работая в различных НИ-И и Кэ-Бэ, я вспоминал его слова.

Еще раз прошу, простите мне эту постоянно возникающую кондовую публицистичность, но дайте гвоздю- персонажу поэмы Маяковского “150 тысяч” (или “150 миллионов”? не помню…) выкрикнуть слова, что давно лежат в копилке…

Какие слова?