Я сидела на берегу реки, как Аленушка на известной всем с детства картине Васнецова. Головка лирично склонена, вокруг – деревья, птицы поют. Правда, одета я была не в деревенское платьице, а отчего-то в сногсшибательный наряд от Гуччи: платье из бледно-голубого шелка с вкраплением маленьких стразиков, и туфли на мне были с высокими каблуками. По-хорошему, я должна была задаться вопросом, как я вообще забрела в эту болотистую местность на этаких каблучищах, однако сон есть сон, и спрашивать мне было не у кого. Дедушка Фрейд в мой сон не заглянул. Итак, я сидела на берегу, вокруг меня возвышались сосны, пели птицы, каркали где-то вороны – этакая деревенская пастораль, – и еще росли эти жуткие белые цветы, которые повсюду бывают в изобилии и которые я почему-то дико не люблю: они, кажется, называются «кашка». Я эти кашки срывала и пыталась сплести из них венок, он не получался, а то, что получалось, я даже не знала, как «обозначить». Наверное, удачнее всего подошло бы выражение «круглый веник». Но веников круглых не бывает. Не знаю уж, почему мне в голову пришло, что я обязана сплести этот венок, что от этого зависит моя дальнейшая судьба, и я билась, чертыхаясь, потому что вообще не люблю плести венки, мне легче сплести интригу, на худой конец – фенечку на руку, но уж никак не венок. Тем более из кашки.

Несмотря на то, что вокруг все было мирно и даже солнечно, я испытывала глухое чувство тревоги, мне было не по себе. Я хотела встать и уйти, но – не могла, потому что должна была кого-то дождаться, и не надо спрашивать кого – этого я и сама не знала. Но этот кто-то мне уже заранее не нравился. Наконец я услышала за спиной тихий, осторожный скрип веток, мне стало страшно, я начала оборачиваться, и… В это время, как и положено в классических кошмарах, громко и победно заорал петух. И я проснулась.

Если честно, я не сразу поняла, что я проснулась. Петух продолжал голосить, я дернулась, открыла глаза – и не сразу поняла, где я нахожусь. В окно через щелочку в занавеске мягко струился солнечный свет, во дворе действительно кричали петухи – да-да, петух из моего сна размножился, их стало много, и они явно собирались начать выяснение отношений. Помимо петухов, где-то вдалеке блеяла коза и слышался голос, укоризненно призывавший неведомого мне Саню немедленно отправиться на пастбище. Я села на кровати очень резко, рука дернулась, и – мешок с гадальными костями упал и открылся. Машинально я нагнулась посмотреть, что выпало.

Судя по тому, что вышло «14+28+10», меня ожидало шумное обсуждение неожиданных событий. Я усмехнулась – поскольку вспомнила, что нахожусь я в тихом местечке Лопатниково, в гостях у своей давней подружки Оли Барышниковой. Оля вела жизнь тихую и размеренную, как и подобает сельской учительнице, и вряд ли нас ожидали некие неведомые шумные события. Как говорится – и на кости бывает проруха. Я вновь опустилась на кровать и блаженно потянулась. На стене мирно тикали часы, показывая половину восьмого утра, а это значило, что я могу еще часа два спокойно спать, а может быть, и больше, потому что я удрала сюда, в этот тихий поселок, с одной-единственной целью: отдохнуть и расслабиться, привести наконец-то в норму свою несчастную головушку и несколько потрепанные нервы.

Перед этой поездкой мне пришлось столкнуться с одним богатым неверным мужем. Чужим, конечно. Муж был со связями и с дурным характером. Я, кстати, заметила, что наличие богатства и связей как-то почти всегда сопровождается дурным характером. С чем это связано – для меня загадка. Вкратце история была такова: муж этот нанял меня, чтобы я собрала компромат на его супругу, милейшую женщину. Так уж получилось, что компромат я собрала на него. На нее собрать мне его не удалось. Он на меня разозлился до такой степени, что пригрозил лишить лицензии, на что я, нагло ухмыльнувшись, сообщила ему, что собранного материала хватит на уголовное дело и я передам все своим друзьям из Следственного комитета. После этого мне начали названивать и угрожать, и даже однажды поймали в подъезде – глупые люди, они не знали, что у Тани имеются два орудия битвы – острый каблук и пронзительный, громкий голос! Я отбилась, конечно, обратив тех двух амбалов в бегство, потому что мне на помощь поспешила соседка Галюня, вооруженная чугунной кастрюлей дореволюционного образца, в которой она собиралась варить холодец. Но после всего этого как-то очень сильно захотелось отдохнуть от городской суеты и привести себя в нормальное состояние. Поэтому я позвонила Оле и уже на следующий день была здесь, в этом маленьком оазисе мира и спокойствия, далеко от разврата цивилизации.

Весь следующий день мы готовились. Именно готовились – к вечеру. Ольга истопила баню, загнала нас с Варькой. Я, к слову, «загналась» очень охотно. Потому что ну где еще мне улыбнется такая радость? Настоящий пар! Ощущение, что кожа освобождается от ненужной шелухи, раскрывается, и когда мы оттуда вылезли, мы словно стали другими. Обновленными, что ли. Мордашка Варькина сияла, глаза ее блестели. А Ольга стала просто красавицей, о чем я ей и сказала.

– Да брось ты, – сконфузилась она. – Ты мне все это по доброте своей говоришь. Красавица – ты у нас. Да вон – Аська. А я… – Она махнула рукой.

Ну как мне ее убедить, что она на самом деле красавица? Просто плюнула на себя, позволила себе лишний вес заиметь и теперь решила, что главная цель ее женской жизни в лице Варьки достигнута. Больше желать нечего. Теперь ее жизнь была посвящена исключительно этому сокровищу. Сокровище тем временем преспокойно выпило стакан парного молока и снова уселось к компьютеру.

– Варь, у нас времени-то мало, – робко позвала Ольга.

– Так волосы еще мокрые, – сообщила Варька. – И к тому же времени еще целых два часа.