Далеко раскинулся густой сосновый бор на левом берегу Волги-матушки, там, где она принимает в свои многоводные струи сестру свою, реку Тверцу.

Много в бору зверя красного, людьми почти не пуганного.

Тут же, у самого бора, расположился небольшой городок Тверь, или Тферь, по произношению того времени. Приписан был он к великому княжеству Владимирскому и сам по себе не имел никакого значения. Ничего в нем не было: ни хором боярских, ни храма соборного, ни даже кремля. Жили только кое-кто из торговых людишек, так как Тверь на бойком месте стояла.

Заезжали сюда князья владимирские только ловецкую свою потеху исполнить, красного зверя в частом бору потравить, тут же тайно о своих соседях, о новгородцах, разузнать. Для того и поставлен был здесь, на самой стреле, детинец, в котором проживало несколько отроков великокняжеских, наблюдавших за новгородцами и ограждавших от их нападения границу земли Владимирской.

Прошло лет тридцать после страшного погрома. Русь стала понемногу оправляться.

Великий князь Ярослав Всеволодович, чувствуя приближение смерти, разделил великое княжество Владимирское между своими сыновьями.

Александр Ярославович остался княжить на великокняжеском престоле во Владимире, а Ярославу Ярославовичу отец выделил княжество Тверское.

Отуманился взором Ярослав Ярославович, не хотелось ему уступать старшему брату отцовский стол. Но затаил он свою зависть и, послушный завету отца, оставив жену и детей в Переяславле у брата Александра Ярославовича, отправился на то место, где некогда стоял городок Тверь.

Задумчиво и угрюмо ехал князь впереди своих дружинников по пустынным полям Суздальской земли.

Вслед за княжей дружиной прибыли в Тверь и владимирские бояре.

На первое время для князя и для бояр были улажены ставки, в которых они проводили ночь, находясь по целым дням на постройках. Новый князь тверской, несмотря на свою молодость (ему был всего двадцать один год), смело принялся устраивать свой стольный город, не боясь труда и хлопот.

Для великого княжества Владимирского нужен был твердый оплот против своевольных и гордых соседей, новгородцев. Никто так не мог противостоять им, как молодой князь. Но для этого нужно было прежде всего укрепить Тверь.

— Не мало потребно времени и трудов великих, — говорили бояре князю. — А главное: живи пока с соседями в мире…

— Знаю я сам, что нужно до поры до времени не прекословить им, — перебил своих советчиков князь, — но пока у них князем племянник, князь Василий, до тех пор бояться нечего: свой своему поневоле брат.

Стояло раннее утро, когда князь с дружиной двинулся в дорогу.

Погожий август ручался за долгое лето. Леса еще пышно одеты были густою, темною зеленью, в траве нигде не заметно желтых проплешин. Яровые хлеба еще не убраны с полей и волновались золотым морем.

В воздухе звенели жаворонки, гудели труженицы пчелки. Зноя не было, но все же солнце не жалело своих лучей и ласкало все живущее.

Весело было ехать князю, все ему удалось. Поставил он в шесть лет город: построил храм, детинец, наконец, и себе хоромы уладил. Торг закипел. Потянулись лодки и косоушки с низовья, выбегали струги из реки Тверцы. Торговый люд радовался, что сбыт на свои товары в Твери нашел. Соседи, ловкие торгаши, новгородцы, ганзейские приказчики тоже частенько заглядывали в стольный город Ярослава.

Подумал князь и о восстановлении монастыря около старого города, разрушенного татарами.

Ярослав зорко смотрел, ожидая, не вернется ли к нему Юрий с вестями.

Вместо отрока бегут навстречу какие-то люди. Это крестьяне спасаются, будто от злой погони.

Ярослав остановил беглецов, расспрашивает их.

— Бежали мы, милостивец, от злой татарвы, укрыться некуда было. Порубили, пожгли все наше именьишко, проклятые! Жен и детей в полон забрали!

Еще быстрее помчался князь вперед.

Южная Русь отдыхала от княжеских междоусобиц…

После многочисленных битв, удач и неудач князю суздальскому, Юрию Владимировичу, удалось сесть на киевский престол и сделаться великим князем.

Враги его временно оставили в покое Киев. Великий князь мог спокойно посадить в Вышгород, где некогда сидел сам, своего любимого сына и соратника Андрея.

Тысяча сто пятьдесят пятый год начался спокойно.

Мечник был холост.

Выйдя от князя, он направился в сборную избу, где жил вместе с другими холостыми дружинниками.

Они сидели за ужином и при входе Михно поднялись с мест. В нем они чтили княжего любимца и считали за старшего.

Недовольство на князя исчезло у мечника.

— Набивайте плотнее брюхо! — шутливо обратился он к сидящим. — Не ровен час, как бы в поход не уйти…

Росистое утро рано всполошило спавших на дворе дружинников.

Ветром доносило из далекого Киева звуки била из Десятинной церкви.

— Что ж, братан, не раздумал идти? — спросил Фока своего товарища.

— Э, не!..

— Так я пойду в избу, поспрошаю… Коль проснулся старшой, так и тебя отпрошу.

Сюда бежали уже все вышгородцы: звук била в неурочный час заставил всех бросить занятия и поспешить на призыв.

— Зачем созывает нас князь?.. Что случилось?.. Аль беда какая?.. Аль поход объявить нам хочет? Может, Ольговичи снова всколыхнулись?.. Аль половчанин поганый грозить вздумал? — раздавались тревожные голоса.

Собравшись перед княжеским крыльцом, толпа с нетерпением ждала выхода князя, надеясь услышать от него ответ.

Степенно вышел Андрей к народу, поклонился в пояс на три стороны и ровным голосом начал говорить:

— Народ православный, великое чудо случилось у нас!..

В хоромах князя находился он сам вместе с Михно и двумя боярами, Кучковичами, свояками ему по жене.

Минувшею ночью Андрей окончательно решил покинуть Вышгород и Южную Русь, чтобы перебраться в Ростово-Суздальскую землю.

— Ты верно задумал, брат! — сказал один из Кучковичей, Иван. — Тебя там любят, там будешь княжить ты, как истый князь.

Андрей задумался.

— Но ты, свояк, ведь знаешь… чтоб князем быть, не-. обходимо быть избранным народом или принять родительское благословенье на удел.