Владе было двадцать девять, и свой следующий день рождения она ожидала почти без неприязни. Ну, почти… Кризис «о, боже, какая я уже старая!» она пережила немногим раньше, чем обычно это бывает, — в двадцать четыре. Тогда, осознав, что юность ушла безвозвратно, она более не страшилась ни двадцатипятилетия, ни последующих за ним дат. Теперь ей оставалось чуть менее полугода до юбилея, но она воспринимала этот факт философски и без надрыва.

Любимая работа, масса увлечений, надежный мужчина, который уже несколько лет был рядом и отвечал всем весомым критериям среднестатистической женщины. Немного не хватало ребенка для завершения идеальной картины, однако она была уверена, что до сорока в век продвинутой медицины у нее есть куча времени, чтобы реализоваться и в этой пугающей ее сфере — материнстве.

«

Ура! Сегодня суббота, — подумала она, едва очнувшись ото сна. — Не надо рано вставать, вечно превозмогая нечеловеческое желание поспать. В половине случаев я просыпаюсь на работу будто с того света. Остальные побудки нелегче — сродни персональному апокалипсису… Но сегодня не рабочий день!» Осознав в полуспящем мозгу этот факт, она перевернулась на другой бок, натянула повыше одеяло и, сожалея, что человек не может выспаться впрок, еще на полтора часа погрузилась в сладкую дрему.

Вчера был ее любимый день — вечер пятницы. Разумеется, вечер не может всерьез называться «днем», но пятничные вечера так невообразимо прекрасны, что в шутку могут считаться дополнительными днями недели. Когда завершается рабочая пятидневка и впереди два выходных дня, у трудового человека есть несколько часов после работы вечером, чтоб заниматься всем, чем ему захочется. А впереди весь уик-энд, который ни на грамм еще не начался, но ты уже вправе расслабляться как душе угодно!

Вчерашний вечер пятницы прошел мило и мирно. Вместе с мужем она смотрела скачанный фильм по большому плоскому телеку, полулежа в кровати, выпивала и закусывала, снимая напряжение рабочей недели. На двоих ими была распита бутылочка красного вина и съедена гора бутербродов с икрой, семгой и сырокопченой колбасой. Фейерверк вкусов дополнили также оливки и малосольные огурцы. Подобное разнообразие в еде и незамысловатость в приготовлении Владе всегда нравились, впрочем, как и во многом другом.

— Владка, что это со мной сейчас было? — мертвым голосом спросила Ксюха.

— Тоже головокружение?

— Нет. Я будто разлетелась на тысячу частей и спустя вечность слилась воедино, — объяснила девушка, тяжело дыша.

Обе осмотрелись по сторонам.

— Где это мы? — почти одновременно произнесли они.

Глазам Влады открылась широкая белая площадь раза в три крупнее, чем Красная. На ней собрались люди в белых и серебристых одеждах, человек пятьдесят-шестьдесят. Их лица были обращены к величественному светлому дворцу, ну, или к зданию, похожему на него. Все стояли не шевелясь, как статуи, и что-то тихо нашептывали. Определенной системы в расположении фигур она не обнаружила, но в целом люди тяготели ближе к центру площади.

Дворец был великолепен, возведен в невероятном абстрактном стиле, вместе с тем очень сбалансированный и приятный глазу: из стекла, белого мрамора и металла; стильный, мощный, одновременно легкий, словно бы невесомый, парящий в лучах закатного солнца. Его обтекаемые линии напоминали нечто наподобие летящей птицы, либо старинного парусника. Невозможно было бы представить, что в нем располагалось некое бюджетное учреждение вроде поликлиники или жилье. Влада не сомневалась, что перед ней и подругой во всей красе предстал именно дворец, в котором восседает король или находится правительство здешних мест. Замок не был очень высоким и не имел острых шпилей, как те, что возвышались над зданиями в горах, однако он занимал очень обширную площадь. На обозримом с позиции девушек участке он имел переменную этажность от четырех до пяти уровней, однако можно было догадываться, что строение продолжается далеко за пределами их видимости, и ситуация с этажностью вполне могла бы измениться за поворотом. Теперь Влада поняла, что аллея, по которой они сюда пришли, не была центральной. Дворец стоял по левую руку от них и, когда они двигались по дороге, его скрывала парковая растительность. Потому до самого подступа к лестнице он оставался для них невидимым.

Взгляд девушки снова обратился к необычным людям на площади. Их лица были обращены к дворцу, то есть к ней тела были повернуты левым боком. Все как один стояли ровно и безмолвно, как будто чего-то ожидая. Тревожный звук исходил именно от них. Казалось, все что-то нашептывали единым хором, но разобрать слова было невозможно. Фасоны одежд представляли собой некий микс из нарядов фильма «Пятый элемент» и эпохи Древней Греции, а может быть и Рима, ведь она не была большим знатоком истории. Платья примерно однотипных расцветок — белые и серебряные, а также сочетания этих двух оттенков. Влада поймала себя на мысли, что все присутствующие здесь были женщинами лет до тридцати, но в основной массе моложе нее. Она внимательно оглядела толпу в поисках мужчин — безрезультатно. Никто не обращал на подруг внимания, неподвижно стоя в ожидании чего-то и нашептывая песнопения. Ближайшие от них незнакомки находились метрах в пятнадцати.

Влада тихо сказала Ксюше на ухо:

— Похоже, ситуация усложняется.

Оставшись одна, Влада погладила руки в местах, саднящих от нелюбезного способа конвоирования и, наконец, смогла убрать надоевшие волосы с лица. Она хотела машинально проверить, заперта ли дверь, но остановилась.

«Какой в этом смысл? — поняла она. — Конечно же, заперта, не может быть иначе. Я узница в клетке. Да и куда бежать, если бы и была такая возможность? Очень хочется пить и есть, а также снять туфли, упасть где-нибудь в уголке и уснуть часов на двенадцать. Спасибо, что я жива, а не лежу бездыханная посреди площади, обескровленная множественными разрывами брюшной полости. Там остались только мои трусы…»

Она окинула глазами камеру, в которой находилась.

«А здесь не так уж и дурно. Мягко говоря…»

Хай-тек. В большой просторной комнате царствовали хай-тек (или стиль, очень на него похожий), а также всепоглощающий белый цвет. У одного из двух окон находилась удобная полутораспальная кровать. «Эта камера предназначена для одиночного содержания», — заключила девушка. В центре помещения стоял мягкий белый диван, чуть поодаль — стол и различные приспособления для сидения: несколько пуфиков, кресло, стул или типа того. А может быть, это была тумбочка? Не у каждого предмета в этой комнате она запросто могла определить его функциональное назначение. Однако было ясно, что это комната-спальня, уютно обставленная по моде здешних мест. Это была вовсе не камера, как она подумала изначально.

Влада подумала, что проснулась. Она лежала на кушетке в незнакомой темной комнате. Возле нее на приставном табурете, склонив голову, сидел светловолосый мужчина. Царил полумрак, но слабое сияние его кожи освещало пространство. Длинные пряди его волос свисали, скрывая лицо. Девушка заподозрила в этой фигуре ужасно-прекрасного эльфа с площади, но сомневалась. Он держал ее руку своей левой, а правой водил по коже ее плеча, затем предплечья, выжигая прикосновением замысловатые узоры. Влада поняла, что он делает ей татуировки одним касанием. Кожу жгло, но не так сильно, как могло бы, — скорее, напоминало покалывание. Она не знала, почему он делает это и как она здесь оказалась.

Вдруг ее осенило — это же она сама пришла сюда и легла на кушетку возле него! Она спросила:

— Что ты делаешь?

— Я делаю тебе татуировки, Влада, — сказал незнакомец очень нежно, с придыханием.

— Зачем они мне?

Влада не вылезала из-под одеяла и плакала, не сдерживая слез. В ее груди образовался ком, давящий на внутренности, терзающий душу. Вскоре дышать с накрытой головой стало нестерпимо трудно, она скинула одеяло и вдохнула полной грудью. Кажется, слезы немного облегчили боль, а быть может, это кислород повлиял так, но она смогла быстро остановить рыдания, поняв, что лучше бы ей как следует подумать.

«Как сильно все запуталось. Как мне справиться со всем этим? — в надежде отыскать решение спросила она себя. — Ох, Эрик! Он точно подросток, который первый раз целуется со старшеклассницей, а после набрасывается с обвинениями в измене за то, что она научилась целоваться до него. Ну, ей-богу, все примерно так и обстоит!» — рассудила она, вцепившись зубами в правый кулак.

Обратив, наконец, внимание, что не контролирует движения тела, Влада выпустила руку изо рта и присела в кровати. «Но так ли беспочвенны его обвинения? — откровенно спросила она себя. — Действительно, я не свободна. И до недавнего времени меня устраивала моя жизнь. Посмотрела ли бы я на Эрика в Москве? Вряд ли, хоть он и красив, но не моего поля ягода в нашей реальности. Я всегда предпочитала быть ярче своего спутника жизни. Эрик же затмевает меня десятикратно. Я бы умерла от ревности, будь он „временно моим“ в Москве. Ну а здесь по-другому что ли? Да он же царь, и каждая мечтает выйти за него… — Она покачала головой. — Не получится у нас ничего! Все куда серьезнее, чем разница в анатомии. У него другие привычки в сексе, иные взгляды на обычные вещи. Ведь не зря говорят, что браки между иностранцами редко бывают удачными. Различия культур — серьезное препятствие, которое сложно преодолеть во времени. Мы же с ним не просто русский и американец. Мы далеки, как Гомер и Тина Канделаки, и это не самый удачный пример».

«И ты снова недоговариваешь, подруга… Дилемма не ослабла, наоборот. Пора бы определить позицию по Сашке. Ты поступаешь аморально… — твердил внутренний голос. — Ну здравствуй, совесть, — ответила она. — Здравствуй — и заткнись! Я не могу принять такое решение, пока не могу».

Она взъерошила руками волосы и похлопала себя по щекам в попытке переключиться.

— Аватар остался жить в племени Аматикая, — заканчивала свой рассказ о фильме Влада. — Он женился на дочери вождя и жил долго и счастливо на другой планете, в обществе с совершенно иными нравами и в чуждой землянину среде.

— Это твой любимый фильм?

— У меня нет любимого фильма, Эрик. Их так много, что сложно выбрать самый лучший. «Красотка» — это кино моего детства, мне всегда будет нравиться эта романтическая история, а также главный актер — Ричард Гир, он покорил мое девчоночье сердце, хоть и был старше меня лет на тридцать, а то и больше. «Аватар» — тоже красивая история о любви, плюс в фильме много спецэффектов, невероятных рисованных красот, масштабных сражений. Фильм очень фантазийный, а я люблю сказки.

— Да, это я уже понял, — сказал он шутливым тоном, возможно, широко улыбаясь, но Влада этого не могла увидеть. — А как ты думаешь, наша история похожа на «Аватара»? Ведь ты не зря рассказала мне именно об этом фильме, выбрав из сотен, что посмотрела.

Влада заострила внимание на словах «наша история», по ее телу прокатилась томная волна. Она ответила:

Эрик раскрыл дверцы радужного шкафа и извлек с антресолей объемные разноцветные подушки: оранжевые, зеленые, сиреневые и желтые. Он раскидал их на ковре в дальнем конце комнаты, плюхнулся сверху сам и пригласил жестами Владу присоединиться.

«Полежать рядом с ним? Он же в своей царственной юбке! Сейчас как задерется, смогу ли я сдержать удивление?.. На что он вообще намекает?» Сердце девушки громко застучало.

«Ох, Владка, — сказала она себе. — Он не сделает ничего, если ты сама не разрешишь, доверься».

Она медленно подошла к плюшевому импровизированному лежбищу и опустилась рядом на колени.

— Мне лечь? — спросила она неуверенно.

Эрик проводил Владу до дверей ее комнаты и притормозил у входа. Он обнял ее за талию, развернул к себе лицом и сказал тихо:

— Отдыхай, Влада.

Девушке в очередной раз показалось, что звучание имени в его интерпретации чересчур далеко от оригинала. Она сочла, что после произошедшего в шатре может исправить Рэйс кэнта Эйдерина без риска быть непонятой.

— Эрик, попробуй произносить мое имя чуть менее протяжно и без «э», — сказала она игриво. — «Вла-да», просто «Вла-да». Не «Влаэ-даэя», — постаралась она сымитировать его произношение, а «Влада».

— «Вла-эда», «Влэ-ада», «Вла-да», — старательно выговорил он.

Вход в библиотеку находился на третьем этаже. Высокие двери из красного дерева несколько удивили Владу: это были первые деревянные двери, увиденные ею во дворце. Она предположила, что их не заменили из уважения к истории: как-никак это была библиотека — храм знаний. Эрик приоткрыл тяжелую дверь, и они прошли внутрь.

Киношники исковеркали вкус Влады в отношении библиотек. Так часто в фантастических фильмах их изображали гигантских размеров — километр в ширину и два в длину, стеллажи высотой с пятиэтажный дом. Старательно рисовались затейливые переходы между рядами, подвесные балконы и другие невероятности. Когда же Влада шла сюда, ожидала увидеть нечто подобное, от чего должно было перехватить дух. На деле же все обстояло не так.

Библиотека была большой, действительно большой, но реальных человеческих размеров. В центре зала располагалась зона для чтения: деревянные столы со стульями наподобие школьных парт, а также удобные мягкие кресла, вполне обычные без изысков современного эйдеринского дизайна. По обе стороны от читального зала перпендикулярно стенам тянулись стеллажи с книгами. Они не уходили за горизонт, всего-навсего двадцать — двадцать пять рядов книжных шкафов высотой по три с половиной метра с приставными стремянками для подъема к верхним полкам. Противоположная входу стена была полностью застеклена, и вид из окон, вероятно, открывался в парк. Об этом можно было лишь догадываться, ведь на улице было совершенно темно. Днем же, наверное, сквозь стекла интенсивно проникали солнечные лучи, и в них парили библиотечные пылинки.

Влада подняла голову и осмотрела потолок. Он венчал пространство на уровне девяти-десяти метров и был украшен фреской с изображением мифического Пегаса, на спине которого восседал воинственный юноша. Про себя она отметила, что выдумки о крылатых конях существуют в обоих мирах.

Молодые люди прошли вглубь. Влада обернулась и оглядела стену входа: за стеклянными дверцами расположенных там шкафов на многочисленных полках находились всевозможные предметы. Тут были какие-то шкатулки, очень старые книги, посуда, амулеты, ну или нечто, похожее на них. На стене за стеклом висело холодное оружие. Из сотен разнообразных мелочей она остановила взгляд на паре старых шапок из овчины и совершенно обычной кожаной фляге. Все эти предметы на вид не представляли никакой ценности.