Все сначала поспешили за водой к колодезю, а потом разговорились, хотя раньше никто из них друг друга не знал. Елеазар пришел с двумя верблюдами, тащившими разную кладь. Тени человека и одногорбых животных пересекли под белым блистанием полудня перешеек серой пустыни, под вечер солнце украсило их золотыми бликами, а наступавшая ночь окаймила их фиолетовой бахромой.

Гамалиил спустился с Иерихона со своими осликами, которые грациозно и гордо ступали по камням, красуясь разноцветием яблок и разнося аромат альбааки.

Фома, иначе называвшийся Фома Близнец, рыбак с рыжей квадратной бородой, оставил свою лодку с веслами в одном из заливов Тивериадского озера и пришел послушать голос пророка.

Старый Иаков принес неизбывную пыль Исхода на своих сандалиях, думы, припорошенные пеплом Вавилона, и мутную темень Мертвого моря в своих зрачках.

Чтобы спуститься к излучине Иордана, где Иоанн крестил людей, приходилось с трудом преодолевать скалистые гряды — эти морщины веков и буранов, застывшие в конвульсиях серебристые извилины, эти затвердевшие волны дюн. Неожиданно, как мираж, перед глазами возникало оливковое дерево с желто-зеленой листвой, но через несколько шагов снова начинались владения песка и скал, скал и песка, желтизны и белизны — этих земных отпечатков солнца.

Паломников было великое множество, и оставалось лишь идти за процессией, чтобы без всяких расспросов попасть к берегу Вифанийской заводи, где Иоанн очищал души кающихся. Взоры, тусклые от бесконечно сурового пейзажа, снова оживали при виде маленького залива, где свершался обряд. Трудно было сказать, действительно ли эти прозрачные, почти недвижные воды вливаются в Мертвое море, или каким-то непонятным образом поднимаются к другому устью, или вообще остаются там стоячей лагуной. Об этом знали только камыши, склонявшиеся над вялым течением, и пальмы, тайно ловившие с берега его отблески, и кустики дикой ежевики, зло сцепившиеся среди реки.

Толпами шли те, кто сеял пшеницу на холмах Хоразина, кто жал оливковое масло в маслодельнях Гефсимании, кто пас коз и овец на лугах Ефрона, кто торговал кувшинами для вина на базарах, кто мастерил сандалии из кожи жертвенных телят, кто продавал голубей и ягнят у входа в храм, кто ударами молота гнул неподатливое железо и бронзу, кто прял и ткал шерсть в самых грязных предместьях Иерусалима, кто превращал ткани в прекрасные хитоны и шали с кистями, кто делал из ливанского дерева столы и ложа, кто помогал роженицам и облегчал страдания недужных, кто вырывал из тела каменоломни ее гранитные и мраморные позвонки. Вместе со всеми шел обагренный кровью мясник, и побеленный мукой пекарь, и тот, кто вывозил грязь и навоз из конюшен, и тот, кто охранял могилы от надругательств и грабежей, и ненавистный мытарь

[6]

, и солдат, улизнувший из лагеря Ирода Антипы, и раб, понявший, что он свободный человек; и даже продажная женщина, которая еще вчера ночью спрутом извивалась от сладострастия на циновках в злачных местах.

Почему они шли? Долгое время израильтяне находились в рабской зависимости, терпели поражения, подвергались гонениям, но никогда не теряли своего национального достоинства и своей веры в Яхве