В воздухе пахло гарью и паленым мясом. Крупные хлопья сажи, гонимые порывами ветра, напоминали лохматых воздушных змеев, которых дети запускают в небо в канун праздника Нового года.

— Мацукура Сигемаса, пожалуй, был слишком строг с ними, — произнес чей-то голос за спиной.

Виктор обернулся.

Позади него стоял воин в доспехе жутковатого вида, напоминающем панцирь гигантского жука. На лице воина была надета железная маска ужасного демона, поэтому голос воина звучал глухо.

— Я думаю, что не стоило так часто надевать на них соломенные накидки только для того, чтобы узнать, поможет ли им христианский бог, когда их одежда загорится. Тогда бы не пришлось тащиться на этот остров и просить о помощи дьяволов из Кога.

Был снег. И луна. И больше ничего вокруг. Всюду, насколько хватало взгляда, лежала белая, идеально ровная пленка, где-то там, у горизонта сливающаяся с черной, идеально ровной пленкой, покрывающей небо. Казалось, будто земной шар кто-то неизмеримо большой взял небрежно, словно апельсин, очистил до сверкающей белизны, но после, передумав, упаковал его в черный мусорный полиэтилен и выбросил на помойку мироздания.

В маленькую дырочку в черном мусорном мешке осторожно заглядывала луна. Непонятно только, зачем ей это было надо? Но, может быть, там, наверху, в другом мире было слишком мало белого? И потому она упорно не отрывалась от дырочки. Мигала проносящимися тенями облаков, плакала от напряжения мутным предрассветным туманом, но все равно смотрела, не отрываясь, на идеальную белизну земли.

Земля была белой. И от этого было беспричинно жутко. Случается такое — иногда просто очень страшно, а отчего — непонятно. И зашуганное непонятным сознание бьется изнутри о костяные стенки черепной коробки и верещит неслышно, постепенно меняясь от ужаса, утрачивая логику, мыслительные способности, все человеческое, и ты чувствуешь, как со стоном распрямляются в твоей голове извилины и как ты медленно сходишь с ума от этой бесконечной белизны.

Хотя при желании можно все объяснить. Есть причина этой всепоглощающей жути. Здесь не за что зацепиться глазу, нет знакомых форм, нет предметов, нет теней, нет ни малейшего намека на жизнь, на реальность… Реальность чего? Хотелось сказать «происходящего»… Но нет. Здесь ничего не происходит. И ничего не произойдет. Никогда. Глупо говорить о реальности и о происходящем. Слово «происходящее» подразумевает течение времени. Но как можно говорить о времени в мертвом царстве застывшего ледяного безмолвия?

Легче просто сойти с ума, чем знать, что ничего и никогда больше не произойдет. Будет только вечная ночь, вечный снег и вечная дырка наверху, сквозь которую, вероятно, и луне скоро надоест пялиться вниз, и она уйдет по своим делам, оставив этот унылый черно-белый мир гнить там, куда его заслуженно выбросил неизвестный Кто-то…

— Ну это… Лаборатория у нас там. А что, Стас тебе не говорил?

Александра опустила «Узи».

— Я же здесь каждый шуруп знаю. Что за лаборатория такая? Показать сможешь?

Качок посмотрел на труп шефа и нерешительно пожал плечами.

— Ну, Афанасий-то это самое… Значит, насчет этого надо у Стаса спросить…

1646 год, Япония, пригород Эдо

Бог был ужасен. Его лицо искажала жуткая гримаса ярости. Из оскаленного рта выглядывали звериные клыки. Когтистая лапа сжимала маленький обоюдоострый меч. В другой лапе бога была зажата веревка с петлей на конце, сплетенная из тончайшей серебряной проволоки.

Резчик был весьма искусен в своем Мастерстве. Его рука смогла вдохнуть в оскал Недвижимого столько ненависти, что в неверных отблесках огня кузницы бог порой казался живым.

Крайне редкие посетители Мастера Сигэтаки, которым было позволено войти в кузницу, часто отшатывались от статуи в суеверном ужасе. Казалось им, что сидящая неподвижно фигура сейчас бросится на них, оттолкнувшись тренированными ногами адепта школы Симмэй Мусо-рю от каменной плиты, на которую она уселась для медитации.

Декабрь 1937 года, Китай, пригород Нанкина

Он стоял на холме и смотрел вдаль. Впереди, от силы в половине ри от него, простиралась линия китайских окопов, надежно замаскированная ночной темнотой. Сразу за окопами начинался мост через Длинную реку.

[30]

А за мостом лежал Нанкин, столица правительства хитрого Чан Кайши, который, по данным разведки, сейчас был уже весьма далеко от нее вместе со своим правительством. Люди, не ведающие Пути, обычно хотят жить. Это остальным, знающим Истину, все равно. Хорошо, что таких очень мало. И что никого из них нет сейчас там, в окопах.

Мастер потянул носом ночной воздух — и поморщился. Промозглый декабрьский дождь был похож на масло, просеянное сквозь старое полотно. Хотя чего можно ожидать от дождя в этой стране, пропитанной страхом, потом, гарью и кровью. Эта смесь, испаряясь, возносится к небесам — и небеса возвращают ее обратно. Это не Япония, где ливень несет прохладу и очищение.

Что ж, дождь войны и должен быть таким, пропитанным кровью и страхом врага. И после сегодняшней ночи никто не удивится, если с неба польется настоящая кровь, а не вода, пропитанная ее запахом.

Он выполз из додзё на коленях и минут десять растирал ступни, восстанавливая кровообращение. А после, прислонившись к фонарному столбу, торчащему у входа, кривился и кусал губы, чтобы не заорать от боли в ногах.

Понемногу последствия часового сидения на пятках стали терпимыми настолько, что Виктор смог подняться и доковылять до сарая на своих двоих.

Внутри сарая возлежал на своих матрасах Колян, уставившись в потолок с выражением оскорбленной невинности на лице. У противоположной стены, частично расчищенной от садово-уборочного инвентаря, лежал еще один свернутый матрас.

Виктор прислонился к косяку, чтобы отдышаться. Путь от додзё до сарая показался ему вечностью.

— Не, ну ты мне скажи, есть на земле справедливость? — промолвил Колян, обращаясь к потолку сарая, заросшему старой паутиной. — Корячишься тут незнамо как кто второй год — и никакой тебе благодарности. Тут же не успел человек появиться — всё. На кухню его не запрягать, на уборку территории не подтягивать, дед его к себе в ученики определил. Хоть новую войну за независимость негров развязывай.

1947 год, 3 марта, Антарктика, прибрежные воды Земли Королевы Мод

Пронизывающий ветер хлестал по щекам ледяными ладонями. Темно-серые, почти черные волны, разрезаемые тяжелым носом военного катера, выплескивали наверх фонтаны соленой крови и с глухим стоном растекались вдоль бортов. Ледяная стена, тянущаяся в полутора морских милях по левому борту, не имела ни конца, ни начала, в отличие от ее больших и малых осколков, в изобилии плававших вокруг. Иные из них могли представлять для катера реальную опасность, но рулевой хорошо знал своё дело, ловко огибая громадные ледяные горы, сверкающие на солнце.

— Чего ищем-то, Иван Дмитриевич?

Адмирал ничего не ответил, продолжая всматриваться в даль через мощную оптику морского бинокля. Порой ветер бросал в лицо адмирала пригоршню ледяных брызг, но, похоже, для того сейчас не существовало ни холода, ни ветра, ни усталости, казалось бы вполне закономерной после путешествия через половину земного шара.