— Это как раз то, что мы ищем, — объявил скандар Садвик Горн. Он остановился рядом с краем обрыва и, резко взмахнув левой нижней рукой, указал куда-то вниз по склону. Они наконец добрались до перевала горного хребта. Скалы здесь представляли собой каменное крошево, так что дорога, по которой они начали свой путь, превратилась в труднопроходимую тропу, покрытую зеленоватой щебенкой с острыми краями. Прямо отсюда начинался крутой спуск в долину, покрытую обильной растительностью. — Вот она, крепость Ворсинар, прямо под нами! Чем еще она может быть, как не гнездом мятежников? В это время года ее запросто можно спалить дотла.

— Дай я взгляну, — предложил юный Тастейн. — У меня глаза получше.

Он нетерпеливо потянулся к подзорной трубе, которую Садвик Горн держал во второй нижней руке.

Это было ошибкой. Садвик Горн все время третировал мальчишку, и сейчас тот предоставил ему еще одну возможность. Огромный скандар, на два с лишним фута выше ростом, чем Тастейн, быстро переложил трубу в верхнюю руку и с тяжеловесной веселостью помахал ею над головой.

— Ну-ка, попрыгай, парень, попрыгай! — выкрикнул он, злобно ухмыляясь и демонстрируя крупные кривые зубы. — Что, не хочешь?

Утро в Замке. Яркий золотисто-зеленый солнечный свет озарил большую комнату, находившуюся на самой вершине Башни лорда Трайма — официальной резиденции короналя и его супруги. Сначала он пробежал по стене, а потом хлынул ослепительным потоком, затопив всю роскошную большую спальню со стенами из огромных отполированных блоков гранита теплого цвета, поверх которых висели прекрасные златотканые гобелены, и леди Вараиль проснулась.

Замок.

Весь мир знал, что это такое. Если кто-то произносил слово «Замок» то речь могла идти только о Замке лорда Престимиона, как люди называли его уже двадцать лет. А до того он именовался Замком лорда Конфалюма, а еще раньше — замком лорда Пранкипина… и так далее, и так далее… в загадочное, туманное прошлое — Замок лорда Гуаделума, Замок лорда Пинитора, Замок лорда Крифона, Замок лорда Трайма, Замок лорда Дизимаула… Можно было называть одного за другим всех короналей, правивших Маджипуром на протяжении бесконечного множества сменявших друг друга столетий, из которых слагалась история планеты, великих короналей, известных короналей и таких короналей, чьи имена и деяния исчезли в этом тумане… Начиная с полумифического основателя Замка лорда Стиамота, жившего семьдесят столетий тому назад, каждый монарх на длительное или короткое время своего правления давал Замку свое имя. Но сейчас это был Замок лорда короналя Престимиона и его жены леди Вараиль.

Время правления Престимиона близилось к концу. Не сегодня-завтра — в этом уже не могло быть никаких сомнений — Замок перейдет во владение лорда Деккерета. Вараиль точно знала это.

Но пусть этот день еще немного задержится, молилась она про себя.

Парящий экипаж обогнул последний отрог скалистого Норморкского хребта, и перед глазами путешественников внезапно выросла величественная каменная городская стена, словно перерубившая тракт, по которому они спустились от Замка на этот гораздо более низкий уровень Горы. Стена представляла собой мощный барьер из положенных один на другой огромных прямоугольных черных каменных блоков и полностью скрывала город.

— Ну вот, — сказал Деккерет. — Норморк

— А это что? — удивленно спросил Динитак Барджазид. Они часто путешествовали вместе, но в родном городе Деккерета Барджазид еще не был. — Неужели вот это — ворота? И наш парящий экипаж сможет протиснуться сквозь них? — Он с неподдельным изумлением смотрел на крошечное, словно подмигивающее, отверстие. До смешного непропорциональное, оно притаилось в подножии могущественного вала, как будто о необходимости сделать его поначалу забыли и добавили лишь после того, как вся постройка была закончена. Казалось, что в него не пройдет и телега приличного размера. По бокам застыли два гвардейца в одеяниях из зеленой кожи; они стояли на вид очень спокойно, но не сводили внимательных взглядов с подъезжавших. В брешь можно было разглядеть дразнящую воображение частицу укрытого за стеной города — похоже, это были какие-то склады и пара серых многоугольных башен.

Деккерет улыбнулся.

— Эти ворота называются «Глаз Стиамота». Конечно, чересчур громкое название для такого узкого лаза. То, что ты видишь, служит единственным входом в прославленный город Норморк. Впечатляет, правда? Но, поверь, для нас он достаточно широк Мы вполне сможем проскользнуть в этот проход.

Мысленным взором Тастейн уже видел, как почерневшие бревна, из которых сложены стены дома лорда Ворсинара, обрушиваются, охваченные бушующим алым пламенем устроенного ими пожара. Иного Ворсинар не заслуживал. Разум юноши никак не мог смириться с увиденным. Конечно, что могло быть хуже восстания против Пяти правителей, но если при этом еще и водить шашни с метаморфами… Они представляли собой столь страшное зло, что Тастейн с трудом мог постичь его умом.

Ну что ж, они выяснили то, ради чего приходили сюда. А теперь наступил черед спорам о том, что же делать дальше.

Крискантой Ваз настаивал на том, что им следует немедленно вернуться и сообщить о своем открытии графу Мандралиске, чтобы на основе новых данных он мог разрабатывать дальнейшую стратегию. Но некоторые требовали напасть без промедления; особенно неистовствовал Агавир Тоймин, крупный мужчина из Пидруида, города на западе Зимроэля. Всем известно, что форт мятежников необходимо разрушить. Ну и отлично, именно это они и должны сделать не откладывая. Зачем уступать свою славу кому-то еще? Конечно, Пятеро правителей щедро вознаградят тех, кто избавит их от врага. Так что нет никакого смысла удирать отсюда, когда до штаб-квартиры противника рукой подать.

Тастейн, конечно, разделял это мнение. Самым верным, думал он, сейчас было бы спуститься с этого склона, так же осторожно, как тот острозубый хелгибор, и без лишнего шума и тревоги разжечь хороший огонь.

— Нет, — отрезал Крискантой Ваз. — Мы всего лишь разведывательный отряд. Нам не дано право атаковать противника. Тастейн, беги в лагерь и доложи графу о том, что мы узнали.

Престимион спал в своей кровати в меблированных покоях, которые специально держали наготове в Фа — одном из Сторожевых Городов — на случай визита короналя. Ему снилось, что он снова находится в том невероятно огромном и запутанном нагромождении помещений на вершине Горы, которое в настоящее время носило имя главного из его обитателей и называлось Замком лорда Престимиона. Он блуждал как привидение по совершенно незнакомым пыльным коридорам, твердо зная, что никогда прежде их не видел. Он сворачивал в неизвестные ему проходы, и они приводили его в те части Замка, о существовании которых он даже не имел представления.

Проводником ему служил крохотный призрак — маленькая фигурка, плывущая высоко в воздухе и заводившая его все глубже в путаницу залов, клетушек и коридоров, которая и была Замком: «Сюда, мой лорд. Сюда! Прошу за мной!»

Крошечный фантом походил обликом на врууна — так именовалась одна из многочисленных рас, не принадлежавшая к числу человеческих, но обитавшая на Маджипуре практически с того самого времени, когда гигантскую планету начали заселять люди. Это были существа размером с детскую куклу, легкие как воздух, с несметным числом гибких как резина членистых конечностей и огромными круглыми золотистыми глазами по обе стороны от больших, хищного вида, острых желтых клювов. Врууны обладали особым свойством — чем-то вроде второго зрения, — благодаря которому могли без труда заглядывать в мысли других существ, а также безошибочно находить верную дорогу в совершенно незнакомых им местах. Но и они не умели передвигаться на высоте десяти футов от земли, как тот, который сейчас летел впереди. Какая-то часть сознания Престимиона, наблюдавшая за тем, что происходило в его сне, именно по этой детали определила, что он пребывает в сновидении.

А еще он знал — причем не испытывал никакой радости от этого знания, — что это был все тот же сон, который он уже бесчисленное количество раз видел в различных вариантах.

Престимион почти узнавал части Замка, по которым вел его вруун. Те полуразвалившиеся столбы из выщербленного красного песчаника могли принадлежать Бастиону Баласа, откуда переходами можно было попасть в практически не используемое северное крыло, а узенький мостик, вполне возможно, — Виадук леди Тиин. В таком случае, извилистая насыпь, облицованная зеленоватым кирпичом, должна вести к Башне Труб и внешнему фасаду Замка.

Болотистые земли за Кинслейнским ущельем облюбовали хьорты. В этих краях согласились бы жить очень немногие существа иных рас, но хьорты происходили из мира, располагавшегося на болотистых почвах, над которыми постоянно клубились горячие туманы, так что они сочли эти условия идеальными Кроме того, они знали, что большинство обитателей Маджипура не испытывают к ним особой любви, считая их облик отталкивающим, а манеры сухими и неприятными, и потому предпочли иметь свою собственную область, где могли вести такую жизнь, какая им нравилось.

Центром области был маленький густонаселенный город Сантискион, в котором насчитывалось всего лишь два миллиона или чуть больше обитателей

Сантискион выполнял роль инкубатора для мелких чиновников в характере городских образованных хьортов были черты, благодаря которым из них получались прекрасные таможенники, статистики, инспектора строительства и тому подобные чиновники Хьорты иного сорта обитали в долине Кулит, раскинувшейся западнее города, и были в массе своей селянами, фермерами, державшимися поодаль от городских и терпеливо занимавшимися выращиванием таких культур, как грайвен, гаррин и пивные ягоды. Урожай отправляли в большие города западного Алханроэля.

В той же мере, в какой хьорты из Сантискиона по своей природе были склонны к кропотливому ведению архивных записей и сочинению отчетов, сельские хьорты не мыслили себе жизни без ритуалов и церемоний. Все их помыслы были сосредоточены на фермах и урожаях, а окружающий мир кишел невидимыми богами, демонами и ведьмами, постоянно угрожающими зреющим полям, так что было жизненно необходимо все время заискивать перед доброжелательными существами и пресекать козни враждебных, исполняя обряды, соответствующие определенному дню года. В каждой деревне имелся хранитель календарей, следивший за правильностью чередования обрядов и каждое утро объявлявший их распорядок на неделю вперед. Соблюдение календаря было очень нелегким делом, для этого занятия требовалось длительное обучение; хранителей календарей уважали за их знания не менее, чем жрецов или врачей.

В деревне Эбон-Эйрер хранителя календарей звали Эрб Сконариж Он был настолько стар, что его похожая на шагрень кожа, некогда пепельно-серая, стала теперь бледно-голубой, а глаза, прежде огромные и блестящие, поблекли и закатились глубоко под лоб. Но его разум оставался так же свеж, как и в молодости, и со своими задачами он справлялся самым наилучшим образом.

Мандралиска снял с головы шлем. Хаймак Барджазид сидел рядом, не сводя с него пристального взгляда. Джакомин Халефис стоял около двери рядом с лордом Гавиралом. Мандралиска помотал головой, мигнул пару раз, потер бровь кончиком пальца. В ушах у него звенело, грудь сдавило, словно железным обручем.

Какое-то время никто ничего не говорил. Наконец Барджазид нарушил молчание.

— Ну, ваша светлость? Что вы почувствовали?

— Впечатляющий опыт. Как долго я пробыл в этой штуке?

— Секунд пятнадцать примерно. Возможно, полминуты, но никак не больше.

— Так, значит, это и есть имперский тронный зал! — воскликнул Деккерет. — Я много раз пытался угадать, как же он выглядит.

Престимион сделал подчеркнуто широкий жест.

— Смотрите сколько хотите. Хотя он все равно когда-нибудь станет вашим.

— Пощадите, мой лорд, — с кривой улыбкой отозвался Деккерет. — Я только-только начал привыкать к одеждам короналя, а вы уже открываете передо мной двери Лабиринта.

— Я вижу, вы все еще продолжаете называть меня «мой лорд». Теперь это обращение принадлежит вам, мой лорд. А я — «ваше величество».

— Даже сад, который сам за собой ухаживает, все же требует определенной заботы, — сказал Дьюмафис Моул навестившему его племяннику, пока они вместе поднимались на верхнюю террасу великолепного парка, который заложил три тысячи лет назад лорд Хэвилбоув. — Следовательно, моя работа все-таки нужна, дорогой племянник. Если бы парк был действительно настолько совершенным, как обычно говорят о нем, то я сегодня торговал бы сосисками на улицах Дундилмира.

Сад протянулся на сорок миль по склону одного из отрогов Замковой горы. Он начинался на Бибирунском плато, лежавшем немного ниже города Бибирун, принадлежавшего к кольцу Свободных городов, и широкой дугой сбегал вниз по Горе к востоку, в направлении трех Городов Склона — Казкаса, Стипула и Дундилмира. Участок, занятый садом, был известен как Барьер Толингар, хотя именно барьером он уже давно не являлся. В давно минувшие века здесь пролегала почти непроходимая гряда черных островерхих скал с режущими, как ножи, ребрами — остатков древнего потока лавы, многие и многие миллионы лет назад излившейся из какой-то вулканической вены, сокрытой в глубине тела Горы. Но корональ лорд Хэвилбоув, посвятивший созданию этого сада значительную часть своего срока правления, приказал перемолоть лавовые холмы Барьера Толингар в тонкий черный песок, и получилась прекрасная плодородная почва для огромного сада, которому предстояло возникнуть на этом месте.

Лорд Хэвилбоув, уроженец города Палагата, лежавшего далеко внизу, в долине Глэйдж, был утонченным и чрезвычайно организованным человеком. Он любил все растения, но не мог смириться с той легкостью, с которой даже самый прекрасный из садов быстро зарастал и становился совершенно непохожим на свой первоначальный облик, как только по какой-либо причине лишался повседневной скрупулезной опеки. Поэтому, пока полки мускулистых землекопов напрягались, сравнивая с землей лавовые пики Барьера Толингар, искусники-ученые в лабораториях Замка ставили опыты по управляемому размножению, создавая траву, кусты и деревья, которые, не нуждаясь в помощи садовника, сами сохраняли бы свои изящные формы.

В то время на Маджипуре еще существовала наука, способная творить подобные биологические чудеса. Усилия ученых лорда Хэвилбоува увенчались великолепным успехом. Растения, предназначенные для его сада, росли совершенно симметричными, а после того, как достигали заранее предусмотренного размера, прекращали свое развитие и в дальнейшем пребывали в неизменном виде.

Лишние листья и даже целые ненужные ветви автоматически отторгались, падали на землю и быстро превращались в перегной, поддерживающий и даже увеличивающий плодородие лавовой почвы Ферменты, выделяемые корнями, не позволяли расти сорнякам Каждое растение цвело, но все прекрасные цветы оставались пустоцветами до тех пор, пока растение не достигало предусмотренного срока своего естественного жизненного цикла; лишь тогда оно создавало плод, благодаря которому порождало для себя замену, выраставшую точно на том же месте и через некоторое время обретавшую точно такие же величину и вид, как и родительское растение. Таким образом сад на протяжении многих веков оставался в том же состоянии, в каком возник.

По Замковой горе и далее по просторам Алханроэля начала распространяться новость: старый понтифекс Конфалюм умер, лорд Престимион переехал в Лабиринт, чтобы занять старший трон, новым короналем станет принц Деккерет Норморкский. Уже достали из кладовых и выставили на всеобщее обозрение портреты последнего понтифекса, украсив их желтыми траурными лентами: Конфалюм — энергичный молодой лорд с блестящими внимательными глазами и густой шапкой каштановых волос, Конфалюм — любимый седовласый корональ, старик Конфалюм — понтифекс двух последних десятилетий; годилось любое изображение, которое удавалось найти. Скоро повсюду появятся портреты нового лорда — Деккерета; они будут выставлены на каждой стене, в каждом окне, и рядом с ними будут находиться изображения бывшего лорда, Престимиона, теперь понтифекса Престимиона, одетого в алые с черным одежды, являвшиеся атрибутом его недавно обретенного высокого титула.

Повсюду начались приготовления к большим торжествам: фестивалям, парадам, фейерверкам, турнирам. Предстоял всемирный радостный праздник. Современный Маджипур давно уже не видел выхода на сцену нового короналя.

На всем протяжении истории Маджипура — а она исчислялась тринадцатью тысячами лет — такие события, как смерть понтифекса и воцарение в обеих столицах новых властителей, обычно случались лишь два или три раза за человеческую жизнь. Но в последний век перемены правления происходили значительно реже, чем когда-либо. Конфалюм был понтифексом в течение двадцати последних лет, а до того — сорок три года короналем. Так что с тех пор, как понтифекс Гобриас опочил, уступив свое место молодому лихому Пранкипину, который выбрал своим короналем принца Конфалюма, прошло уже более шестидесяти лет, и помнивших тот день осталось на свете очень немного. Пранкипин, ушедший к Источнику Всего Сущего уже двадцать с лишним лет назад, являл собой теперь всего лишь имя для миллиардов молодых людей, появившихся на свет во время понтифексата Конфалюма.

Новый властелин Деккерет не был широко известен за пределами Замка — редко бывало так, чтобы имя нового короналя было на слуху, — тем не менее все доподлинно знали, что это близкий и доверенный человек лорда Престимиона, и это уже было очень хорошо. Лорд Престимион, как и его предшественник лорд Конфалюм, был очень популярным короналем, и весь Маджипур верил, что он мудро и удачно выбрал себе преемника.

Очень многие знали, что Деккерет происходит из простой семьи, родился и жил в Норморке и впервые обратил на себя внимание лорда Престимиона, сорвав попытку покушения на жизнь короналя, случившуюся в самом начале его царствования. Это было довольно необычно — простолюдин, выбранный в коронали, — но такое все же случалось хотя бы однажды в каждые несколько сотен лет. Знали, что Деккерет был человеком крепким и красивым, внушительного роста, с властным выражением лица. Те, кому приходилось иметь с ним дело во время путешествий по миру, которые он совершал как объявленный наследник Престимиона, обнаружили, что он был добрым, прямым, легким в общении и обладал открытой и щедрой душой. Ну а главное — каким он окажется короналем, все узнают довольно скоро. Престимион, будучи королем, часто покидал Гору и посещал ближние и дальние города. Вероятно, от Деккерета следовало ожидать того же самого.