Воспоминания такого сорта, пожалуй, должны сопровождаться ссылками на личную сопричастность — типа: я — человек, который был там; я все пережил сам. Между прочим, я действительно сыграл немаловажную роль в этих не правдоподобных событиях прошедших двенадцати месяцев. Я познакомился с человеком из будущего. И был с ним почти все то время, которое он провел в нашем мире. Я был с ним до конца.

Если я собираюсь полностью рассказать о нем, то должен как можно подробнее рассказать о себе.

Когда Вонан-19 появился в нашей эре, я был так далек от всего, что даже не следил за текущими событиями, и о его появлении у нас на Земле узнал только много дней спустя. Пока в конце концов не был затянут в созданный им водоворот… подобно любому из нас.

Итак, о себе. Меня зовут Лео Гафилд. На следующий день — пятого декабря тысяча девятьсот девяносто девятого года — мне исполнится пятьдесят два. Не женат. Здоровье отличное. Живу в Ирвине, штат Калифорния. Руковожу шульцовской кафедрой физики в Калифорнийском университете, где занимаюсь проблемой образования во времени элементарных частиц. Я никогда не преподавал. Правда, у меня есть несколько выпускников, которых я курирую, как это обычно принято в университете, хотя обычные инструкции не предусматривают этого в нашей лаборатории. Большую часть своей сознательной жизни я посвятил квантовой временной динамике. Мне удалось заставить некоторые электроны развернуться и лететь в прошлое. Когда-то это казалось значительным достижением.

Когда появился Вонан-19 — а это было чуть меньше года назад, — мои исследования зашли в тупик, поэтому я старался уединиться, пытаясь сдвинуться с мертвой точки. Но это не оправдывает мое незнание его прибытия.

У себя в Америке я об этом не знал. А если бы и знал, то воспринял бы как безумие. Я выдохся от переутомления, поэтому не обращал внимания на происходящее в мире. У меня было жуткое настроение. В то время я просто отрекся от всего.

Мои друзья были очень добры ко мне. Они уже сталкивались с моими кризисными настроениями раньше, поэтому знали, как обращаться со мной. Только люди, подобные им, могли обеспечить мне все необходимое — деликатное сочетание внимания и уединенности. Должен отметить, что Джек и Ширли Брайнт не раз спасали мою душу.

Джек проработал со мной в Ирвине на протяжении нескольких лет. Он пришел ко мне прямо из МИТ, где получил все возможные награды. Как всякий беженец из подобного учреждения он был слишком замкнут, а это явный признак долгого проживания на востоке, где слишком суровые зимы и душное лето. Я с удовольствием наблюдал, как он постепенно раскрывался, похожий на растение под щедрыми солнечными лучами. Когда мы встретились, ему было чуть больше двадцати. Это был высокий молодой человек со впалой грудью, густой вьющейся шевелюрой, гладко выбритыми щеками, запавшими глазами и дрожавшими губами. Он обладал всеми стереотипными чертами и привычками, присущими молодым гениям. Я уже читал его статьи по молекулярной физике. Они были великолепны. Физики обычно руководствуются в своей работе интуицией своего рода вдохновением, — так что совсем необязательно быть старым и умудренным опытом, чтобы совершать замечательные открытия. Ньютон перевернул представления о Вселенной в юношеском возрасте. Эйнштейн, Шредингер, Гейзенберг, Паули и им подобные сделали свои выдающиеся открытия, не достигнув еще тридцати. Может, только Бор превзошел этот рубеж, но и Бор был молод, когда заглянул в сердце атома. Так что работы Джека Брайнта были замечательными. Я имею в виду, что он был не просто многообещающим молодым человеком. Он был гением по абсолютной шкале и достиг величия, будучи студентом последнего курса.

На протяжении первых двух лет нашего сотрудничества я считал, что он устроит переворот в физике. Его странная внутренняя сила и интуиция не позволяли в этом сомневаться. В придачу это подкреплялось его математическими способностями и настойчивостью, с которой он вырывал истину. Его работа была связана с моей лишь косвенно. К тому времени мой проект хронологического реверса стал более экспериментальным, поскольку я уже миновал стадию гипотез и большую часть времени проводил у гигантского ускорителя частиц, пытаясь создать силы, которые, как я надеялся, заставят фрагменты атомов полететь в прошлое. Джек же, напротив, занимался чистой теорией. Он исследовал внутриатомные силы. Разумеется, проблема эта была не нова. Но Джек пересмотрел все имевшиеся работы Юкавы о мезонах 1935 года и собрал воедино все, что было известно о силах, обеспечивающих целостность атома. Мне казалось, что Джек на грани одного из величайших открытий человечества, на основе которого можно будет понять энергетические взаимодействия Вселенной. А это вопрос, который волнует всех нас.

Поскольку я являлся спонсором Джека, то был в курсе его изысканий, время от времени просматривая его наиболее удачные тезисы. Однако большую часть своего времени я посвящал своей работе. Постепенно исследования Джека стали все больше и больше затягивать меня. Я рассматривал это как чистую физику, но теперь понимаю, что конечный результат должен был быть непредсказуемо практическим. Он рассматривал извлечение внутриатомной энергии не в результате спонтанных реакций, а как управляемый процесс расчленения отдельно взятого атома.