Он держит стакан в руке, рассеянно поглядывая на донышко, где еще осталось немного почти бесцветного виски. Со стороны может показаться — да так оно и есть на самом деле, — что он оттягивает удовольствие допить последний глоток. Сделав наконец это, он еще с минуту смотрит на стакан. Он не решается опустить его на стойку и чуточку — на два-три сантиметра — отодвинуть от себя. Билл, бармен, немедленно уловит сигнал, хотя с виду и поглощен игрой в кости с ковбоями: он начеку, всегда начеку, особенно с таким клиентом, как Пи-Эм.

Здорово это организовано. Все выглядит случайным, жесты ваши как нельзя более невинны, а в конечном счете можно напиться незаметно для себя и окружающих.

В этих знаках, которые понятны посвященным в любой стране мира, есть нечто масонское.

Что делает, например, Билл, когда Пи-Эм заказывает первый стакан или, вернее, когда эти слова то ли от скуки, то ли случайно срываются у него с губ? Он вполголоса спрашивает:

— Двойное?

Он не стал бриться. Даже не умылся и не почистил зубы — только бы не поворачивать краны. Все так же лениво влез во вчерашние, еще влажные брюки и сунул босые ноги в сапоги для верховой езды. Глаза у него красные, во рту — мерзко.

Гости, как он и предвидел, разъехались по домам только в шестом часу, и один Бог знает, не занесло ли их перед сном куда-нибудь еще. Для этого достаточно кому-нибудь бросить:

— Загляните на минутку. По стаканчику — и восвояси.

Это может тянуться сутки, а то и больше. Однажды вся компания три дня и три ночи, пока не опустели холодильники, моталась вот так по долине, с одного ранчо на другое, и в конце концов отправилась добавлять в «Подземелье», на мексиканскую сторону Ногалеса.

Он бесшумно заглянул в комнату, где спал его брат, свернувшись клубочком и, как в детстве, прихватив зубами край простыни. Впечатляющее зрелище! Взрослый крупный мужчина, выше и плотнее, чем Пи-Эм, а лежит, как ребенок, и лицо тоже совсем детское.