Фантастика 2003. Выпуск 1

Синицын Андрей

Байкалов Дмитрий

Харитонов Евгений

Шмалько Андрей

Буркин Юлий

Зеленский Борис

Полынская Галина

Некрасова Екатерина

Маракуева Ирина

Леженда Валентин

Калугин Алексей

Тюрин Александр

Смирнов Ярослав

Каганов Леонид

Дивов Олег

Михаилов Владимир

Амнуэль Павел

Борисенко Игорь

Вайнштейн Михаил

Гусев Владимир

Каплан Виталий

Перед вами очередной выпуск альманаха «Фантастика».

Два десятка повестей и рассказов, в которых представлены все направления жанра.

Патриарх отечественной фантастики Владимир Михайлов и лидеры новой волны Олег Дивов и Леонид Каганов.

Новички — Ярослав Смирнов, Галина Полынская, Игорь Борисенко и признанные мастера Павел Амнуэль, Александр Тюрин, Юлий Буркин.

Фантастика приключенческая и юмористическая, научная и ненаучная абсолютно…

А также критические статьи и библиография всей отечественной фантастики, вышедшей в 2002 году.

Читайте!

ФАНТАСТИКА 2003

Выпуск 1

ПОВЕСТИ

Виталий Каплан

И ВЗОШЛИ СОРНЯКИ

Если уж с утра не заладится — значит, и дальше добра не жди. Начать с того, что меня решили изнасиловать в лифте. Раньше со мной такого не случалось.

Выскочила я в булочную, у нас напротив подъезда, взяла «рижского» — и нате вам. Он зашел со мной в лифт, этакая дылда, метра под два, и морда шифером. Одет, однако же, был прилично, без всяческих молодежных фенечек. Да и на вид весьма за тридцать. Не из нашего дома товарищ, не имела несчастья раньше его наблюдать.

Нажала свой девятый, этот молча в двенадцатый тыкнул, поехали. Молчим. А потом он вдруг разом несколько кнопок давит, кабина дергается — и замирает между небом и землей. Вернее, между крышей и подвалом.

Незнакомый товарищ ко мне оборачивается, и глаза его мне активно не нравятся. Напоминают сверла по металлу.

Владимир Гусев

ЗАПИСКИ СЕРВЕРА

Недавно я получил от своего знакомого, Кости Чижова, небольшую бандероль. Вскрыв ее, я обнаружил только общую тетрадь с фотографией группы «Энигма» на обложке. Ни письма, ни записки…

Михаил Вайнштейн

АСТРАЛЬНЫЙ СИНДРОМ

Все имена персонажей, должности, термины и географические названия являются вымыслом автора, любое их совпадение с существующими случайно.

Бам! Бам! Бам! Тиииууу! Тиииууу! Бам! Бам! Бам!

[2]

Игорь Борисенко

ПСЫ ВОЙНЫ

Человеческий глаз, высушенный и покрытый устойчивым почти ко всем средам лаком, покачивался в такт движениям шлема, к которому он был подвешен на длинном конце зрительного нерва. Коби Малков следил за ним, отстраненно понимая, что впадает в оцепенение, будто прыжки и покачивания этого мерзкого серого шарика гипнотизируют разум. Так всегда перед боем. Защитная реакция организма в ответ на мощную волну страха, рождавшегося внутри слабого человеческого тельца вне зависимости от его воли. Коби уплывал в мутное марево, олицетворявшее в данный момент его мысли, и во всем мире остался лишь один четкий объект: сержант Васку Да Гама, привычно костерящий своих солдат. Из узкой щели шлема, не прикрытой сейчас бронестеклом, сверкали злые черные глаза — уж эти-то были живее всех живых. Сержант был зол, сержант был страшен во гневе — ему это полагалось по должности. На войне нет добрых командиров, ибо доброта и массовые убийства себе подобных несовместимы практически в ста процентах случаев.

Вся фигура сержанта источала уверенность и торжество грубой физической силы. Скафандр ему делали на заказ, потому как в самый большой размер стандартного не помещались бугристые мышцы плеч, а грудь при вдохе упиралась во внутренние ребра экзоскелета. Сержант отделал скафандр не хуже, чем сынки богатых родителей, жирующие сейчас на тыловых планетах, отделывали свои флаеры. Кираса и набедренники были покрыты золотой пленкой, на которой тончайшими штрихами были прорисованы десятки прекрасных обнаженных женщин. Они застыли в танце, и каждая приняла неповторимую позу… На груди горела ярким синеватым огнем надпись «Васку Да Гама». Коби Малков совершенно точно знал, что такая же надпись была вышита на нижнем белье сержанта, надетом под скафандр, а под ним — на коже, около левого соска. Густые волосы на груди были выбриты полосой, чтобы и в душе все могли видеть то самое имя. Сержант очень гордился им. Чтобы заслужить имя одного из древних героев человечества, нужно быть фигурой в высшей степени выдающейся. Выше этой награды есть только одна — это когда ТВОИМ именем награждают людей последующих поколений. Но этой чести сержанту уже не видать.

Со стороны он казался чудовищем — два с лишним метра ростом и чуть ли не метр в плечах, с оскаленной пастью, выдавленной на шлеме. У висков, на выступах локаторов сержант в незапамятные времена повесил пару глаз, вырванных из трупов убитых врагов, к боковым утолщениям переговорного устройства прилепил сморщенные черные уши, а под острым выступом на нижней части шлема болтался язык. Вдоль задних поверхностей титаниевых рукавов висели бахромы из разнокалиберных пальцев. Поговаривали, что в паху Васку Да Гама страстно хотел приделать забальзамированный половой орган, но дама, занимавшая в дивизии пост командира Абордажной бригады, запретила это делать.

В данный момент это сверкающее в тусклом свете корабельных ламп, обильно увешанное мертвой плотью чудовище изрыгало проклятия и грозило своим подчиненным страшными карами. Но каждый из дюжины с лишним рядовых знал точную цену своему командиру. Они любили его странной, извращенной любовью… или по крайней мере уважали.

Коби мог точно утверждать, что сержант лучше многих других, коих он повидал уже немало. Трудно поверить, что изнеженный молодой человек, предательски схваченный призывной комиссией чуть ли не на выходе с выпускного вечера в университете, сможет протянуть в армии два года! А ведь год в десантно-штурмовых подразделениях смело можно приравнивать к ветеранскому стажу…

Павел Амнуэль

ИНСТИТУТ БЕЗУМНЫХ ИЗОБРЕТЕНИЯ

СКАЖИТЕ СЛОВО!

Я хочу рассказать о том, как работал экспертом в ИБИ — Институте безумных изобретений. Сейчас, когда в колодец времени может броситься каждый, имеющий удостоверение служащего Патруля, а перелеты через Галактику стали проблемой исключительно финансовой, изобретения посыпались на экспертов ИБИ, будто из рога изобилия, да простится мне это банальное сравнение.

Впрочем, давайте сначала договоримся о терминах. Вы думаете, что безумное изобретение — это изобретение, сделанное психом? Вы ошибаетесь! Согласно определению Толкового словаря Руга-Тмуновского, безумным называется либо изобретение, способное изменить основы существования человечества, либо изобретение, предложенное представителем иной цивилизации.

К примеру, является в ИБИ существо с рогом и тремя хвостами на затылке и заявляет, что намерено запатентовать на Земле ухормическую машину для криблания трегов. На его планете эта машина совершила переворот в домашнем хозяйстве, потому что… Эксперт ИБИ обязан прервать просителя и отправить его восвояси, но так, чтобы у него остались от пребывания в институте самые приятные впечатления. Понимаете, какая это сложная задача? Гораздо сложнее, чем погоня за инопланетными агентами в колодцах времени!

Офис ИБИ располагался в недрах астероида Церера, и я вскоре понял, отчего для приема изобретателей была выбрана эта никому не нужная малая планета, никогда не приближавшаяся к цивилизованным мирам ближе чем на сотню миллионов километров. Действительно, если на прием является некто и говорит, что с помощью его изобретения можно нарезать Землю на дольки, а потом собрать обратно, то лучше, как вы понимаете, не давать клиенту ни малейшей возможности продемонстрировать свой аппарат в действии.

Попробуйте доказать изобретателю, что ему лучше использовать свои таланты для более полезных дел! Он согласен считать свое изобретение безумным, но ни за что не смирится с тем, что оно может оказаться бесполезным. Каждый из них стремится осчастливить человечество — на меньшее эта публика не согласна.

ПРИЯТНО ЛИ БЫТЬ БАБОЧКОЙ

Знаете ли вы, почему все великие изобретатели были мужчинами? Почему мужчины изобрели колесо, огонь, паровоз, телескоп, водородную бомбу и канцелярские скрепки, которыми мы пользуемся даже сейчас, когда на бумаге пишут только шизофреники и переписчики Торы? Почему женщины не изобрели ничего, даже завалящей пробки для шампанского?

Вы скажете, что мужчина изобрел колесо, а женщины возили на телегах домашний скарб, мужчина придумал очаг, а женщины посвящали жизнь охране этого символа теплого дома.

Разделение труда, в общем. Но неужели из правил не было ни одного исключения?

Я вам скажу, почему женщины никогда ничего не изобрели. Они слишком любят то, что производят на свет. Настоящий же изобретатель должен свое творение ненавидеть, вот что я вам скажу. Он должен стремиться избавиться от него, сбросить с себя, в общем — получить патент и забыть, занявшись чем-то новым. Способна на такое женщина? Я готов был плюнуть в глаза каждому, кто скажет «да», но Ария Кутузова все-таки заставила меня изменить мнение.

Она явилась ко мне на прием без записи — иначе я скорее всего сплавил бы ее какому-нибудь роботу, более приспособленному для общения с женским полом: я сам видел недавно, как секретарь IJE-95 обрабатывал жену изобретателя, грозившего подать в суд на институт.

ПЛАНЕТА-ШУПАЛЬЦЕ

Игнас Бурбакис мне понравился. Он понимал, что мое время дорого, и потому не тянул: назвал себя, объявил о желании получить патент, в общем, ясно было, что человек не впервые имеет дело с экспертами.

— Я изобретаю планеты, — заявил Бурбакис. — Восемнадцать я запатентовал в галактике Золотой Ветви, еще тридцать одну в галактическом скоплении Воплей Каузарских, еще…

— Не нужно перечислений, — очень тактично прервал я клиента. — Я вам, безусловно, верю. Правда, не вполне пока понимаю, что значит — изобретать планеты. Планета по определению есть твердый шар, светящий отраженным…

— Это грубейшая ошибка астрономических справочников! — воскликнул Бурбакис. — Да, планеты не светят собственным светом, они слишком холодны. Но почему — шары? Вы, Шекет, побывали на сотнях планет нашей Галактики…

— А также на десятках планет в других галактиках, — скромно добавил яг чтобы не отклониться от истины.

ПЛАНЕТА-МАГНИТ

— Я уверен, что мой Амиркан вам непременно понравится! — без тени сомнения заявил господин изобретатель планет Игнас Бурбакис. — Во всяком случае, ваш психологический комфорт не будет нарушен. Амиркан — мир, о котором вы мечтали с детства!

— Будь моя воля, господин Бурбакис, — заявил я, — я не стал бы больше рассматривать ни одного вашего предложения, сославшись на прецедентное право, но, к сожалению, правила института требуют, чтобы эксперт давал независимое заключение отдельно по каждому предлагаемому случаю.

— К счастью! — воскликнул господин Бурбакис. — Оказывается, даже в вашем институте есть умные люди. К сожалению, они не входят в число экспертов.

Я пропустил оскорбление мимо ушей, но клиент не оценил глубины моего благородства.

— В путь! — сказал он.

РАССКАЗЫ

Владимир Михаилов

ОТРАБОТАВШИЙ ИНСТРУМЕНТ

ОТПРАВЛЯЮТ В ПЕРЕПЛАВКУ

— Я повторяю: мы вовсе не туда летели. Не на Кухню. У нас было совершенно другое задание. Мы должны были сесть на номере третьем в системе Голубой Ящерицы и провести обычный цикл анализов, стандартный, для решения вопроса о заселении

этой

планеты — только и всего. Ну, вы знаете эту программу. К ее выполнению мы были готовы. После старта в прыжок вошли нормально, без всяких нарушений. И в узле развернулись тоже без замечаний — гладко, спокойно, без единого вопроса, еще посмеялись тогда: если и всегда было бы так, мы, пожалуй, и летать бы разучились!

Наверное, не стоило нам говорить такое: кто-то там — или что-то, сверх нашего разумения — все слышит и делает свои выводы; мы все в

это

верим, только вслух не признаемся. Так или иначе, едва мы успокоились, все и принялось раскручиваться.

Конечно, все — и вы в том числе — что-то слышали о со-пространственных штормах. Всегда найдется в компании человек, готовый рассказать о них; но если начнете расспрашивать его всерьез, то окажется, что сам он в такие переделки не попадал, а слышал от других; копните еще глубже — и убедитесь в том, что и они только повторяют сказанное какими-то третьими — и так далее, и до подлинного очевидца вам никогда не добраться. Так вот, на эту тему мы можем говорить совершенно авторитетно, потому что прошли через это; не все мы, понятно, а те, кто еще способен говорить.

Излагаю. Начинается все с полного отказа всех средств ориентирования в сопространстве. Нет, они не замирают на нулях; но начинают выдавать такие данные, каких быть вообще не должно. Сначала вы решаете, что просто где-то в главной схеме что-то закоротило, и если что-то ненормальное и происходит, то только в нашей сети, а не в природе. Например? Да ради Бога, пожалуйста. Всем известно, что ориентирование и локализация в СП происходит по узлам и силовым линиям, других способов нет и быть не может — просто потому, что там ничего другого и нет, только линии и узлы. Они стабильны, так что если вы фиксируете свою неподвижность относительно узловой точки, в которую вышли, то знаете, что вы неподвижны и по отношению ко всем остальным узлам, сколько бы их ни было — а сколько их на самом деле, нам не известно, скорее всего бесконечно большое количество. И вдруг ваши приборы начинают убеждать вас в том, что узел, к которому вы только что привязались, начал перемещаться относительно прочих узлов, и те, в свою очередь, сорвались со своих мест; СП, которое до сих пор представлялось вам, по определению, как бы сферой бесконечно большого радиуса, начинает менять конфигурацию, превращаясь в нечто веретенообразное, в этакий огурец, силовые линии соответственно деформируются, и насаженные на эту решетку узлы, естественно, тоже — и к тому же вся эта система, превратившись в эллипсоид, начинает вращаться вокруг длинной оси, так что возникает та еще карусель. Того, кто ухитрился в это время оказаться в прыжке, крутит вокруг узловой точки, точку эту — относительно определившейся оси сопространства, а СП-локаторы показывают вам, что узлы вращаются вокруг этой оси с разной скоростью, в зависимости от удаления от нее. Тут вы очень быстро приходите к выводу, что изотропность сопространства осталась в прошлом — и вот вам начинает мерещиться, что эта самая ось, в дополнение ко всему, принимается сначала медленно, потом все быстрее и увереннее вращаться в определенной плоскости вокруг одного из узлов, до сих пор ничем не отличавшегося от прочих. Возникает этакая центрифуга, на которой вас крутит в двух плоскостях сразу, так что вам хочется только закрыть глаза и ничего этого не видеть. А когда вам кажется, что вы уже как-то притерпелись к этому, — крутеж начинается вокруг другого узла, так что у вас исчезают последние остатки представлений, что где и что как. Полное недоразумение, и вы готовы от сознания собственного бессилия, бить посуду, крушить мониторы и чуть ли не устроить коллективную драку, потому что адреналин в ваших сосудах уже вскипел, и если не стравить давление, то вас самого разнесет в клочья — так, во всяком случае, вам кажется. В конце концов, на ваш взболтанный ум приходит веселая мысль: если уж такое происходит в сопространстве, которое, по современным взглядам, является сферой, окруженной нашим обычным пространством трех дименсий, если уж здесь такой бардак, то от нашего мира, надо полагать, и вообще ничего не осталось — одна сверхтуманность в лучшем случае, так что надо ли продлять свое существование? Да, лезло и такое в мозги.

Хотя — таково, разумеется, только мое восприятие. Наверное, другие наши ребята вспомнят происходившее тогда как-то иначе — это будет только естественно. Потом мы между собой об этом не говорили, чтобы не пробуждать в себе заново вредных воспоминаний — но в первую очередь, вероятно, потому, что дальнейшее оказалось куда более достойной темой для обсуждения. Да, сейчас я к этому перейду, сейчас-сейчас. Хочу только перед тем добавить, что все-таки наши черные ящики все происходившее тогда исправно писали, и анализ записей, который, в общих чертах, закончился как раз сегодня, вроде бы подтверждает, что мое восприятие происходившего — то, о чем я вам только что доложил — в общем соответствует тому, что зафиксировали приборы. Вот на чем я и закончу свою, так сказать, вводную часть, предисловие или, если угодно, увертюру. Потому что основное действие началось лишь после того, как доложенная мною свистопляска прекратилась; кстати, продолжалось все неполных три часа по нашему, независимому времени. И еще вот что, чтобы больше к этой теме не возвращаться: когда — уже после всего — мы вспорхнули и, пройдя все фазы полета, вывалились в родное трехмерное, впечатление оказалось таким, что тот СП-ураган здесь остался просто незамеченным, если в чем-то он и проявился, то это прошло без внимания. Видимо, наше взаимодействие с СП на самом деле намного слабее, чем принято считать, и, пожалуй, кому-нибудь стоило бы этим заняться, поскольку напрашиваются интересные выводы.

Олег Дивов

ВРЕДНАЯ ПРОФЕССИЯ

С утра пораньше звонит налоговый и ласково так говорит:

— Ну чё, Сикорский, вешайся. К те москвич с проверкой двинул.

У меня кусок яичницы поперек горла — хрясь! Сижу, кашляю, глаза на лбу, душа в пятках.

— Эй! — кричит налоговый. — Старик! Не так буквально! Давай вылазь из петли. Мож, обойдется еще…

Отдышался более или менее, кофе хватанул, язык обжег. Весело день начинается, одно слово — полярный.

Леонид Каганов

ИТАК, ХОМИНОИДЫ

Профессор Анастаси важно поднялся на кафедральный холм, почти ни разу не споткнувшись. Он легко приподнял столешницу кафедры и вынул свои тезисы. Последнюю неделю он хранил их здесь, на кафедральном холме — чтобы не забыть дома в последний момент.

Из динамиков раздался металлический перезвон, открывая доклад, ради которого сюда съехались ученые всех стран. А вслед за этим раздались и громовые аплодисменты. И хотя профессор ожидал этого звука, но от неожиданности вздрогнул и столешница захлопнулась, больно прищемив руку. Профессор сдержался. Аплодисменты стихли и наступила тишина. Профессор оглядел ряды собравшихся до самого горизонта. Все смотрели на него и ждали. Пора было начинать.

— Калеки! — воскликнул профессор в микрофон, а могучие равнинные динамики подхватили его голос и унесли вдаль.

Миллионная толпа ученых невнятно загудела в ответ. Профессор Анастаси позеленел от смущения.

— Простите, оговорка… — прошептал он. — Разумеется, имелось в виду — коллеги.

Ярослав Смирнов

ДЕР РОТЕ РАУМКАМПФЛИГЕР

«Дорогие друзья!

Сегодня вниманию высокого собрания я осмеливаюсь предложить свой скромный доклад-рецензию на автобиографическую книгу знаменитого и замечательного воина, доблестного пилота славных штернваффе, совершившего немало знатных подвигов на просторах Галактики, солдата и джентльмена Гюнтера фон Ниссмана.

Капитан, избороздивший вдоль и поперек звездные моря, чье имя с уважением произносят и друзья, и враги, откроется нам с совершенно новой стороны. До сих пор писали только о нем, а сейчас мир литературы с удивлением обнаруживает в своих рядах нового, смело и даровито пишущего автора. Строгий стилист, прямой и беспощадный в своих оценках событий Великой Войны, он придерживается единственно верной линии, которая только и приличествует нашей литературе, — он говорит одну лишь правду. Перед внутренним взором читателя проходят моменты биографии командира знаменитого «унтерраумкригсбоот», локального подпространственного истребителя URKB-13 «Цверг»; как живых, мы видим его родных, его боевых товарищей, его могучих противников. Вместе с автором мы проносимся по звездным трассам, ведем неравный бой, нападаем и отбиваем атаки, боремся с космическими катаклизмами и любуемся бесконечно прекрасными просторами Вселенной. На наших глазах горят и рассыпаются в прах могучие корабли, раскалываются планеты и взрываются солнца… впрочем, дорогие друзья, прошу прощения, солнца там остаются целыми… Но мне простительна эта ошибка: пафос этой, не побоюсь сказать, исповеди старого солдата настолько велик, что невольно дрожит голос, путаются мысли, а на глаза навертываются слезы. Какой слог, дорогие друзья, какие эмоции! Даже мне, старому профессору, имеющему четыре университетских образования и написавшему восемнадцать книг, становится, будто восторженному мальчишке, не по себе, когда я беру в руки эту книгу, листаю легкий пластик страниц и вижу перед собой бесконечные поля сражений…

Однако довольно предисловий.

Свою замечательную книгу автор назвал просто и скромно — «Дер роте Раумкампфлигер», что, как вы прекрасно понимаете, означает «Красный боец пространства». Напомню, что таким уважительным прозвищем Гюнтера фон Ниссмана наградили боевые товарищи — из-за алого цвета кормового обтекателя его корабля.

Александр Тюрин

ДЕЛО ЧЕСТИ

На марсианское дюнное поле садился челночный корабль, похожий на елочное украшение. Из-за горы Павлина метнулся луч восходящего солнца, который, окрасив свой путь в сиреневые тона, с меткостью снайпера поразил челночный корабль в борт, подарив ему несколько мгновений звездного блеска.

На борту челнока находилось четверо смелых людей. Их знания были отточены волей и азартом, их реакции выкованы многолетними тренировками в горах и пустынях Земли, их навыки закалены в изощренных виртуальных средах, их кровь несла миллиарды нанороботов, способных уничтожить любую инфекцию. Их мотивация была усилена большой зарплатой. Все четверо были кавалерами ордена «Пурпурное сердце», закаленными ветеранами минувших войн — элитных воздушно-десантных, бронетанковых и разведывательных подразделений. Все они умели сопротивляться боли. Их отношение к смерти вполне совпадало с тем, что некогда изрек Эпикур: «Когда мы есть, то ее нет, когда она есть, то нас уже нет».

Корабль-игрушка замедлил свое падение, он словно встал на сверкающий пьедестал реактивной струи. А потом, как лифт небоскреба, плавно, но быстро опустился на грунт.

Воздушная волна полетела в сторону исполинского купола Павлина и пропастей Валлес Маринерис. По дороге она сдула реголитовую крошку с черепа, обтянутого высохшей желтой кожей.

КРИТИКА

Андрей Шмалько

ПАМЯТНИК,

ИЛИ

ТРИ ЭЛЕГИИ О БОРИСЕ ШТЕРНЕ

Новое издание хорошего да еще и лично знакомого автора — это всегда праздник. Когда большой, когда совсем маленький, но все равно праздник. А если не просто книга, а собрание сочинений, то это вообще какая-то фиеста, бразильский карнавал, не иначе.

Увы, карнавал не случился. Не играет зажигательная румба, не горит в черном небе фейерверк, и мулатки-шоколадки не пляшут. Хотя повод хоть куда — трехтомник Бориса Штерна, практически полное его собрание сочинений. Вот они, три тяжелые книги! Не надо собирать потрепанные номера «Химии и жизни», разыскивать на книжном развале распавшийся экземпляр «Рыбы любви», обменивать «Гарри Поттера», чтоб он пропал, на харьковское издание «Остров Змеиный». Вот он, Борис Штерн, любители фантастики, перед вами, читайте!

Увы… Эти три неплохо изданных тома прежде всего подводят последнюю и такую очевидную черту: Бориса Гедальевича больше НЕТ. «Прощайте, Борис Гедальевич! Полвека — много иль мало?» — написал (крикнул!) поэт Александр Кучерук. Вопрос, не требующий ответа — чудовищно мало. Конечно, от многих не останется не то что книги, но даже единственной строчки, однако когда взвешиваешь в руках эти тома, понимая, что ВСЕ, что это есть тот самый Памятник, который остается после каждого настоящего писателя!.. Так и хочется спросить у Того, Кто взвешивает судьбы: «Ну почему так мало? Почему столь рано? Неужели больше никогда?»

Нам не ответят, но и так ясно: мало, рано, больше никогда. То, что успел создать Борис Гедальевич Штерн, перед нами. Три тома, вся жизнь…

Евгений Харитонов

АПОКРИФЫ ЗАЗЕРКАЛЬЯ

Я очень люблю копаться в старых — довоенных и дореволюционных — журналах, ходить по букинистам. Потому что это захватывающе интересно. Хотя бы потому, что с пожелтевших страниц перед тобой раскрывается какая-то другая история нашей фантастики и литературы вообще — неофициальная, недоизученная, недоозвученная, незадерганная коллегами-критиками. И — поучительная. Когда-то даже хотелось написать большую занимательную книгу о «белых пятнах» русской фантастики, об этих самых малоизвестных страницах ее литературной и издательской ипостасях — забытых именах и произведениях, курьезных фактах и случаях. Но кому сегодня нужны книги о фантастике? А между тем короткие и большие, печальные и забавные, поучительные и не очень истории и историйки пополняли мою коллекцию. Кое-что уже печаталось на страницах журнала «Если», а с некоторыми из них читатель познакомится впервые. Заметки эти я решил не систематизировать — ни по хронологии, ни по темам, ни по странам, а решил сохранить хаотичную драматургию «записных книжек», ибо такова сама история нашей фантастической словесности.

Дмитрий Байкалов, Андрей Синицын

ДИАЛОГИ ПРИ ПОЛНОЙ ЛУНЕ

Смеркалось. Когда мы покидали столицу серединных земель, ее улицы практически опустели. Но это нам было только на руку. Жители города ни при каких обстоятельствах не должны были распознать нашу инакость. Еще полчаса назад мы принимали участие в ежегодном празднике «Фантаст года», а еще через час у нас была назначена встреча в одном из прибрежных оазисов. Обычному жителю Континента для того, чтобы хотя бы попытаться выбраться за городскую черту, требовались годы, большинству же не хватало и жизни.

ОПЫТ БИБЛИОГРАФИИ

Список составили Д. Байкалов, В. Владимирский, Д. Володихин, О. Колесников, А. Синицын на основе библиографии, подготовленной В. Борисовым (г. Абакан).

1. Абеляшев Дмитрий. Пастырь Вселенной. — М.: ЭКСМО, 2002.