— Мама, — сказал маленький Эбнер, — а вот один парень с нашей улицы говорит, что он сделает коляску, которая поедет без лошади.

— Он сумасшедший, — сказала мама.

— Он не похож на сумасшедшего, — возразил мальчик. — Он хороший парень.

— А ты держись от него подальше. Нечего тебе путаться со всякими чудаками.

Это был не первый случай, когда мать не понимала желаний своего ребенка. Всем окрестным ребятишкам хотелось поглядеть "коляску без лошади" и послушать, что скажет о ней этот парень. Он и слыл за хорошего парня отчасти потому, что любил поговорить с ребятишками; ребятишки в Меньшей степени, чем взрослые, придерживались того взгляда, что раз чего не случалось, то никогда и не случится. Теплыми летними вечерами, когда он работал, распахнув дверь своего сарая, у входа непременно торчало несколько глазеющих мальчишек; если они не шумели и задавали толковые вопросы, он разрешал им зайти в сарай и посмотреть на его работу. Он объяснял им устройство двигателя нового типа, в котором огонь помещается не под паровым котлом, а внутри металлического цилиндра и энергия возникает от взрывов газа, не сильных, но очень частых.

Отец Эбнера, Том Шатт, работал на большом заводе, выпускавшем товарные вагоны; его обязанностью было собирать вагонные рамы; работа эта требовала некоторой квалификации и хорошо оплачивалась, его средний заработок доходил до доллара сорока центов в день. Но зато это была тяжелая работа, и хотя он был крепкий мужчина и работать привык, десятичасовой рабочий день выматывал из него все силы, и часто, возвращаясь домой, он засыпал в трамвае и проезжал свою остановку. Он так уставал, что не мог читать газету и в будние дни ложился спать через час после ужина.

Том Шатт жил со своей семьей в одной половине двухквартирного дома позади сарая мистера Форда. Дом был выкрашен белой краской, но так давно, что никто не помнил, когда это было. В нижнем этаже помещались столовая и кухня, а наверху две спальни, в одной спали Том, его жена и маленькая дочка, а в другой — Эбнер с тремя старшими братьями. В кухне был водопровод, но уборная помещалась на заднем дворе. Зимой это было очень неудобно, но они неудобства не замечали, так как иных уборных никогда не видели.

В другой половине дома жило драчливое семейство ирландцев, супруги О'Рурки с девятью ребятишками. Мистер О'Рурк напивался каждую субботу и, придя домой, избивал семью; шум драки был слышен так, словно она происходила тут же в комнате. Семейству Шатт — американцам и протестантам — трудно было привыкнуть к этому, но миссис О'Рурк категорически заявила, что она скорее согласится быть битой, чем позволит вмешиваться в ее личные дела. К счастью для своей семьи, Том Шатт принадлежал к секте баптистов, которые придерживались двух основных принципов: во-первых, полное воздержание от спиртных напитков и, во-вторых, полное, при крещении, погружение в воду взрослых, облаченных в белую одежду, как на иллюстрациях к библии.

Шатты были бедны, но не отчаивались. Прежде всего им было гарантировано блаженство на том свете, а кроме того, дети учились, и Шатты разделяли веру всех американских семей в то, что младшее поколение выйдет в люди. Америка — страна возможностей, и каждый день в ней происходят удивительные вещи. Самый бедный мальчик имеет право стать президентом; помимо этого главного приза, было множество помельче — сенаторы, губернаторы, судьи и все промышленные короли, лорды и прочая знать. Жизнь в Америке похожа на непрерывную лотерею; каждая женщина, родившая ребенка, пусть даже в грязной трущобе, словно опускает руку в ящик с билетиками, откуда может вынуть ослепительный алмаз.

Даже Том Шатт, надорванный непосильным трудом, знал это. Каждое воскресное утро ему на дом приносили газету, и, возвратившись из церкви и пообедав, он читал ее, пока не засыпал. В этой газете он видел портреты светских дам и сказочно богатых и преуспевающих мужчин. В газете говорилось, как эти люди были когда-то такими же бедными, как и он, и достигли благополучия, производя полезные вещи, которые поднимали жизненный уровень в Америке, пока он не стал самым высоким в мире. Сердце каждого претендента на американское изобилие пылало гордостью; сердце Тома пылало тоже — только ему хотелось бы, чтобы башмаки сыновей не изнашивались так быстро и чтобы жене не приходилось вечно латать их штанишки.

Это было на Бэгли-стрит в городе Детройте; город довольно большой и для Америки старинный. Он стоит на реке, соединяющей озеро Эри с озером Санта-Клэр, и пароходы заходят сюда издалека. За рекой лежит Канада, в Детройте скрещивается несколько железнодорожных линий, это крупный промышленный и торговый центр. Генри Форд имел свое собственное производство, позади коттеджа, в котором он жил с женой.

Шел 1892 год, и весь этот год он тратил свободное время и лишние деньги на свое изобретение. Он работал механиком в Электрической компании, получая сорок пять долларов в месяц, но жил не только на эти деньги, — его отец был фермером и оставил ему участок в сорок акров, на котором он построил лесопилку. Он упорно работал всю жизнь и изучал все, что мог, о механизмах. В кармане он носил сделанные им часы с двумя циферблатами: по одному определялось солнечное время, к которому привыкли фермеры, по другому — новое время, введенное железными дорогами. На ферме у него был паровой двигатель, предназначенный для того, чтобы тащить плуг; изобретательный молодой человек собрал его из негодных ржавых частей сельскохозяйственных машин.

Год прошел, как и все годы: не везли его лошади, не тянули машины. Пришла холодная зима, а мистер Форд все еще копался в своем сарае, обогреваемом маленькой печуркой. Время от времени он испытывал свою конструкцию, но всегда находилась какая-нибудь погрешность. Ни деревянное маховое колесо, ни ременная передача не были гарантированы от аварии. Зажигание зависело от электрических искр, и добиться своевременных вспышек было не так легко. Едва разрешалась одна проблема — немедленно возникали другие.

Но вот в апреле настала горячая пора; изобретатель проработал двое суток без отдыха и сна и в два часа ночи пришел сообщить своей жене, что машина готова и он собирается ее испытать. Шел дождь, и жена вышла под зонтиком посмотреть, что будет.

Спереди торчала ручка, и, чтобы завести мотор, надо было повернуть ее. Сначала мотор начал урчать, потом взревел, и вся коляска угрожающе затряслась; но она не развалилась, и мистер Форд забрался в нее и поехал. На передке торчала керосиновая лампа, и при ее тусклом свете он поехал по улице, мощенной булыжником. Миссис Форд долго стояла под дождем, спрашивая себя, увидит ли она снова своего мужа. Дать задний ход было нельзя, и, чтобы повернуть на узкой улице, ему пришлось бы выйти и занести коляску.

Молодой изобретатель продолжал возиться со своим изобретением и совершенствовать его, пока, наконец, не отважился показаться с ним при дневном свете. Тут начались осложнения: на улицах Детройта было полно лошадей, которые видели в этой коляске своего безжалостного истребителя и желали одного — удрать от него как можно дальше. Они сворачивали, не считаясь с оглоблями и дышлами, и стрелой мчались в простор полей. Возчики окрестили изобретение "чертовой каретой" и становились так воинственны, что мистер Форд отправился к мэру города за разрешением водить коляску без лошади; некоторое время он мог хвастать, что является единственным человеком в Соединенных Штатах, имеющим шоферское свидетельство.

Стояло лето, школы были закрыты, и окрестным мальчишкам было чем поразвлечься. Заслышав стрельбу, Эбнер Шатт тотчас выскакивал из дому, к нему присоединялась орава других мальчишек, и они бежали за дымным следом стреляющей коляски. Она двигалась с такой скоростью, что мальчишки могли не спеша трусить рысцой, но у них было преимущество — они могли перепрыгивать выбоины мостовой. Когда машина останавливалась, находилось много охотников повернуть ее. Если мотор отказывался работать, они подталкивали коляску к дому. Эбнеру тоже как-то посчастливилось помочь мистеру Форду, и потом всю жизнь он вспоминал об этом.

Мистер Форд привык к тому, что мальчишки привозили его домой, подталкивая сзади коляску. Обнаружилось, что газовый двигатель имел склонность распаиваться после одной-двух миль езды; поэтому возникла необходимость в водяной рубашке. Затем понадобился насос для циркуляции воды и вентилятор для охлаждения. Осложнениям при замене естественных машин, известных под названием лошадей и велосипедистов, казалось, не будет конца.

Велосипедисты стадами следовали за новым сооружением; они ехали с ним бок о бок и высказывали свое мнение об изобретателе. Если он останавливался против своей воли, они кричали: "Впряги лошадку!" Если он останавливался намеренно, они окружали его и глазели. Если он уходил, кто-нибудь забирался в машину и пытался сдвинуть ее; в конце концов ему пришлось завести цепь с замком и привязывать свой экипаж за колесо к фонарному столбу.

Газеты, разумеется, не прошли мимо изобретения, но они долго не могли решить, как к нему отнестись. Коляска без лошади — что это, шутка или новая ступень цивилизаций? По всей видимости, мистер Генри Форд был человеком серьезным и респектабельным; никто никогда не видел его без котелка — круглого черного купола на самой макушке; часто его молодая и хорошенькая жена ехала рядом с ним в машине, желая показать, как это безопасно и приятно. Так что в большинстве случаев газеты относились к нему учтиво, и если какой-нибудь велосипедист пытался угодить под его машину, они не поднимали шума. Но никто из деловых людей не принимал всерьез мысль, что этот новый экипаж может иметь коммерческое значение, даже после того как изобретатель продал свою первую коляску за двести долларов и соорудил новую, более легкую, которая двигалась быстрее и с меньшим шумом.