По пути от Волги до Судетских гор лейтенант Луконин привык к мысли о том, что война испепелила его дом, разметала по дорогам близких, и на вопрос о семейном положении почти без горечи отвечал: «Командир роты...» Рота стала семьёй. Правда, состав этой большой семьи менялся, да и сам Луконин четыре раза попадал в госпиталь, а оттуда возвращался в другую часть. Сначала ему всегда казалось, что лучшие друзья остались в той, старой части или полегли в бою и вряд ли на новом месте, с новыми людьми он будет чувствовать себя так же просто и хорошо. Но шло время, Луконину открылся секрет фронтовой дружбы, он научился в толпе новичков чутьем угадывать хороших солдат, нескупых на старанье, на завёртку табаку, на шутку, — тянулся к ним, тянул за собой тех, кто послабее, и равновесие в боевой семье налаживалось.

В Германии Луконин затосковал. Чувство это началось с глухой неприязни к накрахмаленному немецкому пейзажу, к домам, забитым неуклюжей мебелью, позолоченным фарфором, ворохами заштопанных тряпок. Однажды связной Луконина боец Солодовников принёс в комнату, где остановились на ночлег, охапку странных, тонких веток, осыпанных золотистыми цветами, и сказал: «Весна, товарищ старший лейтенант!» Луконин впервые заметил, что окно в комнате растворено настежь, а за окном чернеют поля, кой-где тронутые зеленью, и вечернее небо подернуто той лёгкой, влажной дымкой, которая бывает только весной и от которой предметы теряют привычные очертания, обретают новый облик и значение. «Скоро конец войне, товарищ лейтенант, — сказал Солодовников, осторожно расправляя золотые ветки. — Сводку сегодня слышали?»

Луконин промолчал. Но у него осталось неясное ощущение досады на себя, словно он не сумел ответить бойцу на какой-то важный вопрос. В сумерки Луконин по привычке прошел по расположению, от кружка к кружку, но не присаживался к бойцам, как обычно, а, постояв на пороге, шёл дальше, хмуро разглядывая что-то поверх крыш. К ужину приехал друг, артиллерист капитан Кочин, — пожилой весёлый человек, с блестящей, лысой головой и сияющими голубыми, словно новенькими глазами. Заметив цветы на столе, он подошёл к ним, округлив руки, как для объятия, понюхал и, хмурясь, сказал:

- Сводку слышал, Василий? Весна...

- Весна весной, — с раздражением сказал лейтенант, — а завтра меня под высотку 37 ставят, контратакует, подлец, по пять раз в сутки...