В канун субботнего утра 17 февраля 1979 года, вечером, густая дымка сизой вуалью накрыла иззубренные горы почти на всем протяжении 1600 километров китайско-вьетнамской границы. Ночная кромешная тьма и сгустившийся перед рассветом туман сильно ограничивали возможности наблюдения для вьетнамских пограничников. В три ноль-ноль 120-миллиметровые минометы и 105-миллиметровые пушки, подтянутые китайцами, внезапно открыли огонь по позициям вьетнамцев в Каобанге. Через полтора часа вражеские снаряды обрушились на населенные пункты по всей границе. А с рассветом головные колонны сил вторжения, за которыми шли отряды мародеров (несколько тысяч так называемых «народных ополченцев», использовавшихся в качестве вспомогательных частей), начали обходные действия с флангов в десятках секторов…

В горных провинциях северного Вьетнама зимний ветер загоняет бесчисленных пауков в траву и, когда с рассветом на их паутину ложится роса, тропические распадки кажутся покрытыми льдинками. В феврале 1979 года по утрам вьетнамские солдаты и ополченцы месили кедами эти серебрившиеся поляны, прокладывая в них грязно-зеленые проходы, петлявшие между клыками известняковых скал. Узкие дороги, древние и выщербленные, вдоль осыпавшихся круч были забиты беженцами. С коромыслами, на одном конце которых зачастую раскачивалась в такт торопливому шагу корзина с ребенком, а на другом — карабин или автомат, с тележками, где поверх скарба гремела жестяная посуда, они почти бегом преодолевали серпантины и, выбравшись на перевал, устраивались на отдых. Пестрые таборы раскидывались у гранитных стен или над пропастями, мешая войскам, боевой технике и колоннам машин, увозившим подальше от китайской границы оборудование предприятий.

В поведении вьетнамцев, пестро одетых и украшенных серебром людей из национальных меньшинств мео, белых и черных тхаи, нунгов, зяо, населяющих край, сказывался опыт, приобретенный в годы американских бомбардировок, — в горах укрываться легче. Но налетов не случалось. Враг наступал по земле, и врага этого, беспощадного, жадного до грабежа и бесчисленного, как саранча, знали еще лучше, не первое столетие..,

Начиналось вторжение 44 дивизий, объединенных в 11 армий 600-тысячного войска, собранного в пяти военных округах Китая: относящемся к «Тайваньскому фронту» Гуан-чжоуском, а также Куньминском, Чэндус-ком, Уханьском и Пекинском. 550 танков и бронетранспортеров, 480 артиллерийских орудий и 1260 тяжелых минометов, не считая многочисленной авиации, сосредоточенной близ города Пинсяна, и боевого флота, базирующегося на остров Хайнань, поддерживали эту орду XX века, ринувшуюся по дорогам, протоптанным завоевателями еще в давние времена.

В течение двух с лишним недель СРВ сдерживала бешеный натиск агрессора. Вплоть до 5 марта, когда стало ясно, что бандитское нападение проваливается, Пекин предпринимал массированные атаки с целью захватить на вьетнамской территории, в 40— 50 километрах от границы, стратегические позиции, с которых бы открылись пути в обширные и не защищенные естественными препятствиями долины дельты реки Красной, в том числе и Ханойскую впадину. Используя спускающуюся здесь к морю долину, пересекаемую сравнительно развитыми коммуникациями, китайские части получили бы возможность развернуть наступление на столицу, а также главный порт республики — Хайфон.

1

14 февраля 1979 года министерство иностранных дел СРВ спешно созвало к шести часам вечера в расположенный близ главной ханойской площади Бадинь международный клуб иностранных корреспондентов, до которых удалось дозвониться. Приглашения поступили буквально за час-два до встречи, и почти все журналисты, собравшиеся в неярко освещенном зале, с естественным нетерпением ожидали объявленное выступление заместителя министра иностранных дел Хоапг Бить Шона.

Ровно в шесть сотрудник отдела печати вывесил на подставках крупномасштабную карту-схему вьетнамо-китайской границы. В жирно обведенную линию границы вонзались с севера жала девяти красных стрел — редкий трезубец на западе и шесть, широко расходящихся из одной точки, на востоке. Из боковой двери вышел Хоапг Бить Шон и занял центральное место за длинным столом, заставленным журналистскими микрофонами и портативными диктофонами.

— Сегодня наше министерство, — сказал заместитель министра, — опубликовало заявление об усилении актов вооруженных провокаций и военных приготовлений со стороны Китая на границе Вьетнама. 10 февраля мы направили на этот счет послание Совету Безопасности ООН, обратив его внимание на всю серьезность обстановки… Мы неоднократно заявляли о готовности урегулировать путем переговоров все проблемы, касающиеся наших отношений с КНР. Мы оставляем в силе эту позицию доброй воли. Но китайская сторона неизменно отвечает отказом, ибо явно хочет создать трудности для Вьетнама, который является серьезным препятствием для осуществления экспансионистских намерений Китая в Юго-Восточной Азии…

Заместитель министра напомнил, что существующая граница определена в рамках соглашений, подписанных французским правительством и представителями Цинской династии в 1887 и 1895 годах, и обозначена примерно 300 реперами.

1

Лейтенант Нгуен Хыу Зюен уложил в брезентовый мешок салатного цвета фуражку с матерчатой звездой, «рожок» от автомата АК-47, пистолет, обойму и патроны к нему, затянул мешок бечевкой и навесил на нее бумажку с надписью: «Захвачены 16 февраля у пограничного столба, сектор Пома, провинция Лангшон». Утром лейтенант руководил скоротечным боем пограничников с лазутчиками, которых вел бывший хуацяо, живший до бегства в Китай близ Локбиня, неподалеку от Лангшопа. На этот раз обошлось без потерь. О бое Нгуен Хыу Зюен только что рассказал журналистам.

— Шесть бойцов, полицейских и ополченцев, начиная с января пропали без вести, — сказал лейтенант.— Вероятнее всего, захвачены. Трое убиты. Тяжелораненых и легкораненых у нас восемь. Завтра утром сможете увидеться с ними в госпитале…

Уже почти десять вечера. В клубе бойцов ПВО — бамбуковом бараке на лангшонской окраине — сыровато и не по-тропически промозгло. За окном — туман, редкие фонари будто обернуты марлей. Лампочка горела вполнакала, и от этого усталое лицо лейтенанта, сорокалетнего человека, казалось еще более осунувшимся. Мне было совестно задерживать его после пресс-конференции. Но для завтрашней корреспонденции необходимы детали, и мы продолжали разговор.

В характере вьетнамцев — симпатизировать настойчивости, если она диктуется рабочей необходимостью.

Горные районы у вьетнамо-китайской границы молва в старину называла «краем чумных лесов и отравленных вод». Лихорадка, оспа, кишечные заболевания, туберкулез свирепствовали в здешних селениях, затерянных среди гор и непролазных лесных чащоб. Путеводитель, изданный в Париже по Тонкину и Аннаму

[4]

, предупреждал путешественников: «Приходится признать, что высокогорный климат — суровое испытание и людям с ослабленным здоровьем не подходит».

Под стать природе складывалась и жизнь в этом глухом краю. Обширные, но отсталые, заброшенные территории с неразвитым земледелием и ремеслами, лишь начинавшими зарождаться торговыми и денежными отношениями были населены национальными меньшинствами тхаи, нунг, мео, зяо, мыопг и другими. Некоторые из них в прошлом кочевали по обе стороны границы.

После августовской революции 1945 года, а затем во время проведения земельной реформы в начале 50-х годов многие представители родовой и племенной знати национальных меньшинств — лапги и дао у мыонгов, пхиа и тао у тхаи, тхоти у мео — ушли в Китай. Среди этого узкого круга отщепенцев бывшие колонизаторы, а затем американская разведка подогревали сепаратистские настроения, внедряли идею самостоятельных государственных объединений по племенному признаку.

Истоки подобной подрывной политики восходят к тем давним временам, когда пекинский императорский двор, с тревогой наблюдавший, как набирает силу, становится все самостоятельнее южный сосед — Вьетнам, пытался подкупами и посулами вызвать антивьетнамские настроения у продажной горской знати. Миньским, Цинским, а затем и гоминьдановским эмиссарам удавалось преуспеть в этом, но именно лишь среди верхушки. Тхаи, мео, нунги и другие национальные меньшинства строили и укрепляли народную власть, пришедшую в горы, совместно с вьетнамскими братьями из долин.

В составе разведывательных дозоров китайских батальонов, вторгшихся в феврале 1979-го в Лангшон, Каобанг, Хатуен, Хоан-гльеншон и Лайтяу, шли проводниками не только бывшие хуацяо, но и бывшие князьки горных племен. В штабе Сюй Шию надеялись с их помощью привлечь на свою сторону горцев оккупированных уездов. Но в «краю чумных лесов и отравленных вод» плохо действовала не только китайская пехота, в массе не подготовленная к действиям в горах, но и средневековая антивьетнамская подрывная тактика. С пойманными князьями соплеменники не церемонились. Те же мео хорошо помнили, как вожди проигрывали в карты общинный скот и расплачивались будущими урожаями за алкоголь и опиум с китайскими купцами. Еще помнились времена, когда дети мео не знали грамоты, а единственной собственностью их гордых и независимых родителей были допотопные ножи в деревянных ножнах, мотыги да рваные одеяла. Ружья, без которых мео как охотники не представляют себе жизни, князья держали под замком и выдавали за плату…

Ветер разогнал тучи над Тхайн-гуеном, дождь попритих, но в продувавшихся насквозь улицах города по-преягаему было сыро. В гимнастерках и сандалиях из автопокрышек на босу ногу бойцы взвода охраны при штабе первого военного округа сгрудились с наветренной стороны грузовика, который привез пленных. Коренастый конвойный с автоматом, стоя в кузове, по одному высаживал одетых в серые с оранжевыми полосами пижамы китайцев. Второй автоматчик выстраивал пленных в шеренгу.

— Направо! — скомандовал он им по-китайски.— В помещение шагом марш!

Вслед за первым, с номером 616 на груди, пленные затопали в комнаты для допросов.

Майор Зыонг Куок Чинь из разведотдела -, штаба, пробежав глазами список доставленных, протянул его мне: