5 февраля 2006 года

Детектив Майкл Ормевуд ехал по Де-Кальб-авеню в направлении к Грейди Хоумс, краем уха прислушиваясь к передававшемуся по радио репортажу о футбольном матче. Чем ближе он подъезжал к этому району муниципальной застройки, тем больше чувствовалась висевшая в воздухе напряженность, а к моменту, когда он повернул направо, — в «зону военных действий», как называло это место большинство копов, — тело его буквально звенело, как туго натянутая струна. По мере того как Управление жилищного хозяйства Атланты медленно, но верно разваливалось, субсидированные городом участки застройки начали отходить в прошлое. Строительство внутри города стало слишком дорогостоящим, а суммы взяток — слишком высокими. Дальше дорога вела в город Декатур с его сверхсовременными ресторанами и частными домами за миллионы долларов. Менее чем в миле отсюда в другую сторону находилось здание законодательного собрания штата Джорджия с позолоченным куполом. Грейди находился между ними, словно олицетворение худшего из возможных сценариев развития событий — живое напоминание о том, что город, слишком занятый тем, чтобы ненавидеть этот район, был так же слишком занят, чтобы о нем заботиться.

Пока шла игра, на улицах практически никого не было. Торговцы наркотиками и сутенеры взяли выходной, чтобы стать свидетелями редчайшего события: их команда «Соколы Атланты» играла в финале Суперкубка. Дело было в воскресенье вечером, проститутки продолжали трудиться, предоставляя верующим гражданам греховный повод для покаяния на следующей неделе. Некоторые махали Майклу рукой, когда он проезжал мимо, и он отвечал им, размышляя над тем, сколько полицейских машин без опознавательных знаков останавливалось тут за ночь: парни сообщали диспетчеру, что уходят на десятиминутный перерыв, а сами направлялись к одной из этих девушек, чтобы «спустить пар».

Дом номер девять располагался в дальнем конце квартала. Это было внушительное здание из крошащегося красного кирпича, разрисованное эмблемами «Ратц» — новой банды, перебравшейся в Хоумс. Перед ним уже стояли четыре полицейские патрульные машины и еще одна, без опознавательных знаков; тревожно мерцали вращающиеся мигалки, из работающих раций доносились хриплые голоса. На стоянке перед домом были припаркованы черный BMW и навороченный «Линкольн Навигатор», сиявший в свете уличных фонарей золотом литых дисков «Рейзор» по десять тысяч баксов за комплект. Майкл едва справился с искушением крутануть руль, чтобы ободрать немного краски с этого шикарного внедорожника, который стоил тысяч семьдесят, не меньше. Он не мог спокойно смотреть на дорогие автомобили, на которых разъезжают бандиты. Сын Майкла за последний месяц вытянулся сразу на четыре дюйма и перерос свои джинсы, но покупку новой одежды придется отложить до следующей зарплаты. Выходит, его Тим должен дожидаться, пока уплаченные его отцом налоги заставят этих головорезов заплатить по своим долгам?!

Майкл не торопился выходить из машины, продолжая сидеть и слушать репортаж, наслаждаясь последними секундами умиротворения перед тем, как мир вокруг снова перевернется с ног на голову. Он проработал в полиции уже почти пятнадцать лет, придя сюда сразу после армии и слишком поздно сообразив, что разница между первым и вторым местом службы не так уж и велика, если не считать требования к стрижке. Он знал, что, как только он выйдет из автомобиля, этот механизм запустится снова, словно пружина до упора заведенных механических часов. Бессонные ночи, бесконечные и постоянно разваливающиеся версии, начальство, которое дышит в затылок. Ко всему этому еще, видимо, подключится и пресса. И каждый раз, когда он будет выходить из отделения, в лицо ему будут направлять камеры и репортеры будут задавать один и тот же вопрос: почему дело до сих пор не раскрыто? А сын будет видеть это в новостях и станет спрашивать, из-за чего эти люди так сердятся на его папу.

6 февраля 2006 года

После возвращения с войны в Заливе Майкла по ночам преследовали страшные сны. Стоило ему только закрыть глаза, как он видел летящие в него пули, бомбы, отрывающие руки и ноги, и детей, бегущих по дороге и криками зовущих матерей. Майкл знал, где сейчас эти матери. Он беспомощно стоял рядом, глядя, как женщины отчаянно стучат в запертые окна школы, старясь вырваться из огня от взорвавшейся внутри гранаты, которая сожгла их заживо.

А сейчас его преследовала Алиша Монро. Женщина без языка последовала за ним домой, колдовским образом перестроив ситуацию в его сне так, что это уже Майкл гнался за ней по лестнице, Майкл силой затаскивал ее на лестничную площадку и раздирал пополам. Он живо чувствовал, как ее красные ногти впиваются в его кожу, как она сопротивляется и сжимает его горло. Он задыхался, царапал свою шею и руки женщины, пытаясь остановить ее. Он закричал так громко, что Джина подскочила на кровати, прижав простыню к груди, словно ожидала увидеть в их спальне маньяка.

— Господи, Майкл! — простонала она, хватаясь за сердце. — Ты меня до смерти напугал.

Он взял с тумбочки стакан с водой и, чтобы погасить полыхающий в горле огонь, принялся пить большими глотками, обливая себе грудь.

Майкл чувствовал себя полным дерьмом. Проклятье, он и на самом деле был дерьмом!

Первый раз у них с Синтией это вышло случайно, просто несчастный случай. Майкл понимал, что это слабое оправдание; все было не совсем так, будто идешь себе, а в следующий момент уже кому-то засадил, но он действительно думал об этом именно в таком ключе. Фил как-то позвонил ему ночью по междугородной связи из Калифорнии, он жутко волновался, потому что не мог дозвониться до Синтии. Парень постоянно в разъездах, продает женские чулочные изделия большим универмагам и, вероятно, время от времени закладывает. Доказательств у Майкла не было, но он три года проработал в полиции нравов и хорошо знал этот тип бизнесменов, которые вдали от дома по ходу дела охотно пользовались услугами местных барышень. Постоянные звонки, проверяющие Синтию, больше напоминали звонки раскаяния, способ следить за ней, когда не можешь проследить за собой.

В то время Джина работала по ночам и уже отталкивала от себя Майкла, когда тот тянулся к ней. Проблемы Тима становились все более очевидными, и она реагировала на это, набрасываясь на работу, вкалывая по две смены, потому что не могла смириться с мыслью о том, чтобы вернуться домой и столкнуться со своим ущербным сыном. Майкл и сам был болен от горя, изможден от внутренних рыданий по ночам и чувствовал себя жутко одиноко.

А Синтия была под рукой и буквально горела желанием отвлечь его мысли от всего этого. После первого раза он пообещал себе, что это больше никогда не повторится, и сдержал свое слово по крайней мере на год. У Майкла была своя работа, был Тим, и думал он только об этом до одного весеннего дня, когда Синтия сообщила Джине, что у нее протекает умывальник.

— Пойди и почини ей эту штуку, — сказала тогда Джина Майклу. — Фил все время в отъезде. Этой бедняге совсем некому помочь.

— Язык, в принципе, напоминает кусок жесткого бифштекса, — сказал Пит Хансон, натягивая латексные перчатки. Внезапно он остановился и взглянул на Трента. — Мне кажется, вы занимаетесь бегом, сэр. Верно?

Похоже, вопрос этот нисколько не удивил Трента. Майкл решил, что просто, проработав в системе двенадцать лет, тому довелось уже повидать свою толику эксцентричных коронеров.

— Да, сэр, — ответил он.

— Длинные дистанции?

— Да.