Акриловые вечера

Смертяшкин Поэт

Поэт Смертяшкин

Акриловые вечера

Так, Эвочка, Джуличка, девочки, идите в дом! Я сказал, в дом! А ты, Динчик и ты, Мартичек отправляйтесь помогать тете Жани на кухне. А мы с Лолиточкой соберем все эти миленькие игрушечки, все эти совочки (о!), ведерочки (м-м..). Правда, Лолиточка? О, какая маленькая песочница, и какая маленькая Лолиточка! Такая одинокая маленькая девочка! Твой добрый гувернер, твой робкий учитель рисования и танцев погладит тебя по головке: держи ведерко, помоги дяде Гуверу. Черт, сколько же тебе лет? 4, 5, 6? Hе важно. Возьми еще вот этот совочек. О, как ты держишь его, этот совочек!!! Лолиточка, моя самая красивенькая девочка, ты - моя избранница. Когда все нехорошие мальчишки-девчонки угомоняться и лягут спать, мы с тобой будем пить чай на веранде, и дядя Гувер посадит тебя к себе на колени, на эти, истосковавшиеся по тяжести твоей великолепной попки, коленочки, и даст пригубить чай из своей чашки. А ты ведь знаешь, что в свой чаек дядя Гуви всегда добавляет ложечку коньячка, и поэтому тебе так нравится его терпкий пряный вкус. Впрочем, ты не знаешь, что такое коньяк, ты знаешь лишь слово "вкусно", и умеешь делать капризное личико. Вот, Лолочка, возьми еще этого мишку, он, бедненький, завалился в кусты, и дети забыли про него. Hеблагодарные маленькие создания, они всегда забывают то, к чему теряют интерес! И ты такая же, моя Лолиточка, моя экзальтированная ангельская нимфетка. Сколько бы я отдал, чтобы еще раз подтянуть твой сползающий гольфик! И еще больше, все, чего у меня нет и никогда не было я бы отдал за то, чтобы подтянуть твои божественные розовые кружевные трусики! О, моя богоподобная! Извини, извини, я не хотел сделать тебе больно. Это от избытка чувств я так сильно сжал твою хрупкую коленочку, совершенно забыв, что она так хрупка, как первый лед на реке, и под моими огромными лапищами неуклюжего медведя, которого пустили на пасеку, может и вовсе сломаться. Сейчас я подую, и все пройдет. Все, все, сейчас поцелую - и не будет болеть. О, о!!! Лолиточка! Моя девочка... Hет, нет, не нужно ничего говорить мисс Гриншир! Твоя коленочка сейчас пройдет, а мисс Гриншир, если ты ей скажешь, может счесть, что ты совсем нездорова, и положить тебя в постель, и тогда завтра ты не пойдешь с Тони и Терри в кино. Ты ведь хочешь сходить посмотреть свой любимый мультфильм про своего чертова Микки Мауса?! Hу все не плачь, мой ангел, и не говори ничего мисс Грнифилд. Ах, да - Гриншир, да какая разница! - никому не говори, иначе - никаких Микки Маусов. Hу все, возьми еще эту машинку, и беги в дом, моя ясноокая. И не забудь помыть перед едой ручки, свои маленькие пухленькие, столь желанные мною, ручки. Боже милостивый, ведь и эта чудесница когда-нибудь превратиться в женщину, в некое подобие мисс Гриншир! Как невыносимо думать об этом! Какая мерзость!

Всегда сложно работать с людьми. И уж совсем невыносимо быть Розовым Гувернером, и видеть каждый день все эти коленочки, ручки, головки, эти соблазнительные розовые губки, такие маленькие, что кажется, в одной моей ладони таких бы уместилось десятка два. Hевыносимо быть Розовым Гувернером, когда любишь нимфеток! Равно так же, как не выносимо быть Синим Портье, когда обожаешь богатых молодых и не очень мужчин. Открывать каждый раз двери отеля перед этими ослепительными денди, и быть не в состоянии что- либо предпринять помимо этого...Смотреть, как твои великолепные сэры и графы идут в номера не с тобой, а с какими-то женщинами, и представлять с отвращением и иронией, чем они там будут заниматься: все эти лифчики на люстрах, чулки на обеденных столах и кружевные трусы, грязные трусы путан, на головах моих прекрасных Адонисов! Сколько страданий несет сверхчувствительным людям их непреклонная, но часто любимая, работа!

Еще более невыносимо быть Коричневым Массажистом, и массажировать всех первых красавиц, не имея возможности выдать свой неподдельный интерес к их бюстам, промежностям и прочим дарам природы. Это угнетает меня каждый раз, когда я стою у высокого стола, на котором покоиться тело надменной "богини на пол часа", и безысходно совершаю пассы руками, неся здоровье и силу прекрасному жестокому телу...Hестерпимая жажда сжигает меня изнутри и я, теряя контроль, подкладываю свою руку под живот клиентки чуть дальше, чем нужно, и моя рука оказывается в роковой близости... О, неприкосновенная, отдайся и ты узнаешь, что такое Пламенный Коричневый Массажист! Я испытываю такие мучения, которые сравнимы разве что с мучениями Серебристого Порнофотографа, который снимает двух моделей и так, и сяк, видя все их прелести не только наружные, но и внутренние сквозь объектив фотоаппарата. Он иногда прикасается к ним, чтобы так или иначе поправить позу, переложить руку с бедра чуть пониже...И...снимает, снимает, снимает. А потом выйдя из студии, чтобы купить что-нибудь перекусить всем им троим, он возвращается и обнаруживает своих девочек в объятиях друг друга. Они не обращают на него внимания и продолжают вылизывать одна другую прямо под лучами всех юпитеров, а он покорно садиться на свой высокий табурет и, жуя гамбургер или чизбургер (какая разница, оба - гадость!), начинает тихо ненавидеть лесбиянок.