Сестра Катрин выскочила из кельи и захлопнула за собой дверь, о которую тотчас разбился глиняный кубок.

— И держись подальше, лживая кровопийца! — раздался изнутри пронзительный крик. Вслед полетел еще один сосуд, вдребезги разлетевшись о железный косяк. — Держись подальше и оставь меня в покое!

Пытаясь сохранять спокойствие, Катрин задрала кверху подбородок и сдула со лба белокурый локон, выбившийся из-под плата. Тонкие ноздри раздувались от негодования.

— С радостью, — парировала она, однако голос дрожал, и ответ прозвучал неубедительно.

Юная монашка, не тратя времени, опустила засов, чтобы разгневанная узница не вырвалась наружу. Сестра Катрин перевела взгляд на небо.

— Мне никак не нужна такая должность, — сказал молодой граф Тасель, так отчаянно качая головой, что из шляпы вылетело перо. — Лучше в соляную шахту Фекхама, копать голыми руками.

Лорды Кайта, сидящие за длинным столом орехового дерева, одобрительно кивнули, понимая его чувства.

Король, стоя во главе стола, улыбнулся в знак пони мания.

— Я не собирался назначать тебя, Томас, — уверил его Дарэк, теребя золотые колечки воротника. — Для такой участи ты слишком хорошо служил мне последние годы.

Граф облегченно вздохнул.

Джейрен сбросил с плеч джутовую сумку и с досады швырнул ее на землю, подняв клуб пыли. Он тяжело опустился на пол овчарни, скорей из-за чувства поражения, чем от усталости. Грязные пальцы пригладили не менее грязные волосы. Снова дома — или, точней, в том месте, что служило ему домом в Кайте, — после двух с половиной месяцев долгой дороги, но нет никакого облегчения.

— Еще один ложный след, — с горечью произнес он, закрыл глаза и прислонился к стене из грубо высеченных камней. — А это была последняя надежда.

Перед ним в позу лотоса села мастер Тоня. Что может быть приятней холодной земли в жаркий августовский вечер? Она спрятала локон седеющих волос под платок и вытерла потные руки о мятый фартук, неровно завязанный на юбке чайного цвета.

— Я знаю, что ты устал, Джейрен. Богу известно, мне сейчас не легче, к тому же моим костям на добрые тридцать лет больше твоих, — проговорила она, пытаясь привнести хоть немного юмора в безрадостный вечер.

Тоня искренне улыбнулась, но Джейрену было так тяжко, что он смог одарить ее лишь взглядом, полным безысходного уныния.

Моросил дождь, и Тоня с Джейреном наконец стояли под плакучими ветвями ивы рядом с воротами монастыря Святого Джиллиана. Для первой ночи сентября было удивительно холодно, даже для самой северной точки Кайта. Хотя Джейрен и привык к ранней осени в родной Рэйке, он потуже затянул ворот плаща, чтобы ни одна капелька не проникла внутрь. Толстые тучи скрыли месяц, единственным освещением осталось тусклое сияние визуальной сферы мастера Тони, которая пыталась высмотреть Атайю Трелэйн.

Ледяные дождинки смахнуло дуновением ветра с ветки ивы прямо ему на голову, и Джейрен едва не выругался, но пришлось сохранить полную тишину, чтобы не мешать спутнице концентрироваться. Когда сфера погасла, и руки Тони вновь опустели, она уставилась на север, губы задвигались в немой молитве.

— Тоня? — воскликнул Джейрен, глубоко взволнованный выражением ее лица. — Ты ее видела? Как она?

На кончике языка застрял еще один вопрос: «Мы опоздали?»

— Идем, — сказала Тоня и быстрым шагом направилась к воротам. — Надо спешить.

Далеко к югу, в сердце родового имения королевы Халсей Манор, к окну подошел принц Николас Трелэйн, рука уперлась в узкий проем в стене, словно чтобы удержать ее от падения. Розовые и оранжевые ленты сентябрьского восхода скользили по круглым зеленым холмам, не тронутым осенью. Однако пейзаж его не умилял. Принцу только что передали новости, развеявшие его беспечность, извечный энтузиазм улетучился.

— Не может быть… не может такого быть.

Королева Сесил и граф Джессингер сидели у камина, молча смотрели друг на друга, не желая верить ушам. Между ними крепко спала малютка — дочь Сесил — в колыбели из розового дерева, не ведая ужасов, творящихся вокруг.

Письмо с королевскими красными лентами дрожало в руках королевы, когда она решила перечесть несколько строк.

— Вынужден сообщить вам, что наша злосчастная сестра покончила с жизнью, и судить ее Господу Богу. — Сесил остановилась, глотая слезы. — Тут еще написаны, — добавила она, содрогаясь, — всякие глупости о том, что самоубийство — мудрейшая вещь из сотворенных Атайей, и Бог, может, над ней смилостивится за стирание проклятой магии с лица земли, хоть это и не было произведено традиционным отпущением грехов.