Патти Смит — американская рок-певица и поэт, подруга и любимая модель фотографа Роберта Мэпплторпа. В своих воспоминаниях она рисует точный и в то же время глубоко личный портрет эпохи. Нью-Йорк конца шестидесятых — начала семидесятых, атмосфера «Фабрики» Энди Уорхола и отеля «Челси», встречи с великими поэтами-битниками и легендарными музыкантами — все это неразрывно переплетено с историей взросления и творческого роста самой Патти, одной из самых ярких представительниц поколения. «Просто дети» — это не только бесценное свидетельство о времени и щемящее признание в любви ушедшему другу. Это глубокая, выверенная, образная проза поэта, выходящая далеко за рамки мемуарного жанра.
(Задняя сторона обложки)
Это изящное признание в любви другу, умершему в 1989 году, — своеобразное memento mori, памятник отношениям, заряженным страстью к искусству и литературе.
PUBLISHERS WEEKLY
Одна из лучших книг воспоминаний, опубликованных в последние годы, — одухотворенная, мудрая, печальная и великолепно написанная.
SAN FRANCISCO CHRONICLE
В потоке мемуаров рок-звезд книга Смит с ее неповторимой интонацией стоит особняком — это прежде всего прекрасная проза.
THE BOSTON GLOBE
Необычные, насыщенные яркими образами воспоминания Смит — это больше, чем просто дар бывшему любовнику. Это подарок всем, кто любит их искусство, и всем, кто когда-либо любил, — такой же, как и все лучшее из созданного Патти Смит и Робертом Мэпплторпом.
NPR BOSTON
Патти Смит — «крестная мать панк-движения», поэт, подруга и любимая модель фотографа Роберта Мэпплторпа — в своих воспоминаниях рисует точный и в то же время глубоко личный портрет эпохи. Нью-Йорк конца 60-х — начала 70-х, отель «Челси», концерты The Doors и Дженис Джоплин, встречи с великими поэтами-битниками — все это неразрывно переплетено с историей взросления и творческого роста самой Плтти, одной из самых ярких представительниц поколения. За книгу «Просто дети» Патти Смит получила в 2010 году престижную Национальную книжную премию США (National Book Award).
PATTI SMITH «JUST KIDS»
ПАТТИ СМИТ «ПРОСТО ДЕТИ»
О Роберте сказано много, а будет сказано еще больше. Юноши будут подражать его походке. Девушки будут надевать белые платья и оплакивать его кудри. Его будут проклинать и боготворить. Осуждать или романтизировать его крайности. В итоге правду о нем узнают через его творчество: произведения художника — это и есть его материальное тело. Тело, которое не чахнет. Тело, которое люди судить не властны: ведь искусство поет о Боге и, по большому счету, только Ему и принадлежит.
Предисловие
Он умер, пока я спала. Я звонила в больницу, чтобы в очередной раз пожелать ему спокойной ночи, но он забылся, погрузился на дно, под толщу морфия. Я прижимала трубку к уху и слушала с того конца провода его тяжелое дыхание, зная: слышу в последний раз.
Потом тихо разложила по местам свои вещи: блокнот, авторучка. Чернильница из кобальтового стекла — его чернильница. Моя чаша Джамшида
[1]
, мое «Пурпурное сердце»
[2]
, коробочка с молочными зубами. Я медленно поднялась по лестнице, пересчитывая ступени, все до одной, насчитала четырнадцать. Укрыла одеялом малышку в колыбели, поцеловала спящего сына, легла рядом с мужем, произнесла молитву. Помню, как прошептала: «Еще жив». И заснула.
Проснулась рано и, спускаясь по лестнице, осознала: его не стало. Полную тишину в доме нарушал только телевизор, не выключенный с вечера. Какой-то канал классической музыки. Какая-то опера. Меня словно магнитом притянуло к экрану в тот момент, когда Тоска горестно и пылко признавалась в страстной любви к Каварадосси. Утро было холодное: март. Я надела свитер.
Подняла жалюзи, и кабинет озарился светом. Расправила плотное льняное покрывало на своем кресле, выбрала на полке книгу — альбом Одилона Редона, раскрыла на картине с женщиной в море: огромная голова над водой, маленькое море. «Les yeux clos»
[3]
. За сомкнутыми бледными веками — никому не ведомый мир. Телефон заверещал, я встала, подняла трубку.
Звонил младший из братьев Роберта, Эдвард. Сказал: напоследок, как обещал, поцеловал Роберта от меня. Я застыла, где стояла, окаменела; потом медленно, сомнамбулически вернулась на кресло. И тут Тоска запела гениальную арию «Vissi d'arte». «Я жила ради любви, я жила ради искусства». Я прикрыла глаза, сложила руки на груди. Провидение само решило за меня, как мне с ним проститься.
