Когда Корзухин неосторожно заявил, что в Заполярье могут жить только круглые идиоты, а Павлов не менее неосторожно стал утверждать, что лишь в украинской степи, на территории их совхоза, возможна настоящая жизнь для хорошего человека, никто из них не подозревал, что получится из такого рода заявлений. Они закрылись на ключ в санаторной комнате и кончали дюжину пива.

— Я в этом проклятом Заполярье уже двенадцать лет, — сказал Корзухин мрачно, — и со всей ответственностью утверждаю, что только моя собственная леность, подлость и невнимание к близким заставляют меня оставаться еще. Человек создан для умеренного климата, а жить в местах, которые даже галкам противопоказаны, по меньшей мере, глупо.

— Так в чем же дело, Владимир? — горячо воскликнул Павлов. — Бери отходную и отключайся из своей Арктики. Ведь ты электрик?

— Электрик. Кончал Ленинградский электротехнический у профессора Смурова. Моя специальность — высоковольтные сети, но неплохо знаю электрооборудование промышленных предприятий. Если бы не война, черта с два меня увидели бы эти олени и ползучие березы.

— Тем более! У нас квалифицированных электриков нет и в помине. Такой человек, как ты, для нас клад. Хочешь, я сегодня же дам телеграмму директору, чтоб тебя пригласили?

— Пошли на речку, — сказал Полосухин, заходя в комнату к приятелям. — Наши девочки уже плещутся.

По дороге, чтобы заполнить пустое время, он рассказал очередной анекдот.

— Едет на ярмарку цыган из породы тех, что экономят на лошади. Телега у него прикрыта рогожей. Встречается ему мужичок. «Цыган, чего везешь?» — «Солому». — «Чего, чего?». — «Солому!». — «Да что ты шепотом говоришь?». — «Боюсь, лошадь услышит!»

Павлов рассеянно рассмеялся, думая о чем-то ином, а Корзухин поморщился.

— Твоему анекдоту вчера исполнилось сто лет, — сказал он. — Анекдот должен быть боевым, технически грамотным, идеологически выдержанным, он обязан бичевать отсталость, бескультурье, пережитки старого. А это что — беззубость! Таких цыган давно нет. Я знал одного цыгана, Тимофея Петровича Котельникова, он готовил диссертацию на степень кандидата математических наук. Потом я ухаживал за цыганкой Лидочкой Палей, она была ученым секретарем в институте. Что общего между ними и твоей голодной лошадью?

Полосухин рассказывал анекдот: шел плотник по улице, нес на плече пилу, а сзади идет жена. Его спрашивают: «Что это у тебя на плече — пила?» — «Какая же это пила, это кормилица, пила сзади идет».

Лила, Мила и Нила смеялись так весело, что ничто не предвещало возможности их грядущего превращения в пилы. Корзухин, воспользовавшись этим обманчивым признаком, предложил прогуляться в лес. Ужас на лицах трех девушек испугал его самого.

— Что вы! Что вы! — закричали они одинаковыми голосами. — Сейчас процедуры, потом взвешивания. Нет, сегодня никак нельзя.

Полосухин уныло посмотрел вслед убегавшим девушкам и стал рассказывать непечатный анекдот из серии «для курящих». Но Корзухин не слушал его и меланхолически смотрел себе под ноги. Павлов тоже хандрил.

— Да что вы сидите, как мертвецы? — не выдержал Полосухин. — Пошли в деревню, там с колхозниками поболтаем.

Лила, Мила и Нила еще два дня упрямо отказывались нарушить порядок дня санатория. Но услышав от проходившего колхозника, что после выпавшего дождя появилось много грибов, девушки решились на прогулку. Было условлено, что после завтрака следующего дня все шестеро отправятся в лес по грибы.

К завтраку вышел один Полосухин.

— Где же ваши приятели? — обиженно спросили Лила и Мила. — Нехорошо заставлять ждать.

— Их уже не дождешься, — ответил Полосухин, принимаясь за котлету. — Вчера вечером они получили молнии из Москвы и Украины и ночью распростились с санаторием, чтоб поспеть к утреннему московскому самолету.

— Неужели Корзухину так не терпелось попасть в этот ужасный совхоз, куда он решил ехать? — спросила с досадой Мила.