Гроза началась незадолго до полуночи.

С оглушительным звуком треснуло небесное полотно, безжалостно разодранное щелчками огненных бичей, феерические всполохи рельефно высветили контуры городских кварталов. Ливень не заставил себя ждать: вслед за редкими тяжелыми каплями на землю обрушились сплошные потоки воды. Запоздалые прохожие торопливо пораскрывали хрупкие скорлупки зонтиков, отдавая их на растерзание крутому, просоленному на балтийских просторах норд весту. Ноги сами по себе ускоряли ход, сбивались на торопливый шаг, переходящий в бег трусцой – все спешили укрыться от непогоды.

Редкие в это время суток маршрутные автобусы милосердно подбирали вымокших до нитки горожан, неспешно развозя их по окраинам полумиллионного города – административного, промышленного и культурного центра западной части России.

На опустевших улицах забурлили полноводные ручьи, потоки воды врывались в отверстия подземных коллекторов, пополняя и без того разбухшую после недавнего половодья Преголе, с шумом вливались в Замковые пруды, вот уже полстолетия незатейливо называемые Верхним и Нижним водоемами.

К двум часам ночи небесная канонада лишь усилилась. Под натиском шквалистого ветра натужно гнулись и скрипели деревья городского парка, невидимые за высокой земляной насыпью Литовского вала. На просторной площадке, по периметру огороженной мелкоячеистой проволочной сеткой в обрамлении высоких, с гнутыми шеями штанг фонарей, сгрудились разнокалиберные иномарки. Большую часть территории занимало строительство крытого автосалона.

Бушмин аккуратно разгладил на ладони мятую волглую банкноту. Не удержавшись, бросил укоризненный взгляд в сторону загулявшей парочки, которую он только что доставил во двор пятиэтажки по Пролетарской улице. Те уже успели отдалиться от машины и секундой позже скрылись в парадном.

Скупость человеческая не знает границ. Да и сам он хорош, сразу нужно было оговорить таксу. Раз уж стал левачить, то и вести себя надо соответственно – драть с «седоков» три шкуры. Особенно в такую ночь.

Стоило тащиться через весь город из за такого мизерного приработка? Да и вообще, что за занятие он себе подыскал, если с шести вечера до двух ночи едва едва сумел что то выездить?

Не идут к нему денежки, хоть ты тресни. С работой напряженка, но и это не дело. Если бы не приперло, черта с два он занимался бы подобной ерундой. Но, кроме частного извоза, больше на ум ничего не пришло.

Подавив вздох, Бушмин убрал деньги в тощий лопатник. Докатился, брат, до ручки. Осталось только на паперти встать с протянутой рукой: подайте, мол, люди добрые, на пропитание флотскому офицеру, в прошлом морскому пехотинцу, орденоносцу и герою Кавказской войны…

Человек, подобно сухому осеннему листу спланировавший с тротуара прямиком на проезжую часть и едва не угодивший под колеса бушминской «девятки», напоминал своим обликом черного монаха в сутане. Или куклуксклановца, ударно линчевавшего этой ночью пару тройку афроамериканцев и спешащего теперь к родному бунгало, чтобы вновь превратиться в законопослушного гражданина. А еще он здорово смахивал на путевого обходчика с какого нибудь глухого таежного перегона, неведомо какими судьбами занесенного в прибалтийский край.

Но кем бы ни был этот любитель ночных прогулок, следует признать, что облачение себе он выбрал как раз по погоде.

«Черный монах» сам открыл переднюю дверку и, не дожидаясь особого приглашения, как был в мокром плаще с надвинутым на самые брови капюшоном, тяжело опустился в кресло пассажира.

– Вообще то неплохо бы у хозяина «добро» испросить, – неприязненно произнес Бушмин. – А уж потом и в машину садиться…

Он собрался уж было выставить наглого «попутчика» из машины, но вовремя вспомнил о своих денежных затруднениях. Поколебавшись секунду другую, решил сменить гнев на милость.

В грозовую ночь с 30 апреля на 1 мая улицы и площади города К. казались вымершими, будто многочисленные обитатели человеческого муравейника все разом впали в странное оцепенение. Именно казались, ибо в действительности воцарившиеся здесь на короткое время мир и покой были иллюзорны. Древний город, за последние десятилетия успевший сменить не только название, но и до неузнаваемости переменить свой внешний облик, даже в ночную глухую пору не смыкает своих старческих век.

Темно вишневая «Ауди», нервически подмигивая габаритными огнями, свернула с широкого Советского проспекта в неприметный сонный переулок. Водитель притормозил у невысокой фигурной ограды, подставляясь под недремлющее око телекамеры. Охранник на пульте не заставил себя долго ждать: створки ворот бесшумно поползли в стороны, а спустя короткое время точно так же мягко и бесшумно отворилась массивная входная дверь.

Людвиг Риттер, наведавшийся в германское торгпредство в столь неурочный час, занимал скромный пост консультанта многопрофильной компании со смешанным капиталом «Балтинвест», чья штаб квартира размещалась в северной части Ленинского проспекта. Филиал компании находится где то в пригороде Гамбурга, так что по роду службы Риттеру доводится часто бывать в фатерланде. А заодно местная «крыша» позволяет ему решать свои основные задачи: Риттер – сотрудник Оперативного управления службы безопасности, за плечами у него семилетний опыт работы в отделе спецопераций.

Сотрудники охраны торгпредства, в соответствии с полученными инструкциями, обязаны пропускать этого человека на территорию в любое время дня и ночи, не задавая при этом лишних вопросов.

– Предупредите господина советника! – бросил на ходу Риттер «привратнику».

Не может быть, сказал себе потрясенный Бушмин, ибо то, что происходило в данный момент вокруг него, не вмещалось ни в какие рамки. Это просто галлюцинация, в том чистом виде, как описывают данное явление в умных книгах: обман чувств, ложное восприятие, возникающее без соответствующего внешнего раздражения. Судя по всему, у Бушмина была зрительная галлюцинация – ему примерещился покойник.

– Ну и какого черта? – нетвердо произнес он, чтобы хоть немного прийти в себя. – Тебе трудно было тормознуть другую тачку?

То, что с ним происходило, смахивало на дурацкий розыгрыш. А еще больше напоминало кошмарный сон. Сейчас он ущипнет себя – и химера бесследно рассосется…

«Черный монах» и не подумал дематериализоваться. Как и прежде, он безмолвно восседал в кресле пассажира, свесив голову с нахлобученным капюшоном на грудь. И если догадка Бушмина верна, то несколькими мгновениями раньше душа этого человека уже рассталась с бренным телом.

Бушмин медленно процедил вслух сквозь стиснутые зубы:

На дворе уже вовсю светило ясное солнышко, когда Бушмин невесело скомандовал себе пошабашить. Все время, пока он возился с «девяткой», двери гаража были заперты изнутри, а в самом боксе горел электрический свет. Напоследок он собрал в кучу чехлы, снятые с передних сидений, и использованную ветошь, плотно набив ими два крафтовых мешка. Пришлось также пожертвовать частью своего гардероба – на куртке и брюках тоже обнаружились пятна крови.

Облачившись в старые джинсы и ветровку, Бушмин отвез мешки с «уликами» на расположенный неподалеку от гаражей пустырь. Удостоверившись, что поблизости нет любопытных глаз, выгрузил из багажника объемные свертки, щедро полил их бензином из канистры, затем возжег костер. Когда окровавленное тряпье превратилось в горсть пепла, он почувствовал несказанное облегчение. Теперь уже никто не в силах доказать его причастность к ночному кошмару, разве что неожиданно воскреснет из мертвых сам злополучный «черный монах».

Вся эта чрезвычайно неприятная для нервов возня отняла у него немало времени – на Еловую Бушмин вернулся незадолго до полудня. Какое то время он неприкаянно бродил по квартире, заново переживая перипетии ночного приключения, а заодно бог знает за что ругая себя последними словами. Но затем его бросило в другую крайность: мысленно он стал нахваливать себя за то, что в критический момент не утратил присутствия духа, не наделал явных глупостей и умудрился выпутаться из этой дурацкой истории с минимальным для себя ущербом.

По правде говоря, ему крупно повезло. Тот же «рембо» элементарно мог пристрелить его еще на Литовском валу, будь он в состоянии вести машину сам. И то, что «клиенту» быстро наступили «кранты», пожалуй, даже к лучшему.

Бушмин прошел на кухню и заварил крепчайшего кофе. Даже самая мысль о еде вызвала тошнотворный спазм в желудке, а вот кофе пришелся в самый раз. Заодно прикурил сигарету, чтобы хоть как то стимулировать мозговую деятельность. Благо поразмыслить ему нынче было над чем.

Кабинет Казанцева, расположенный на четвертом этаже АКБ «Балтийский», был обставлен в соответствии с весом и деловым имиджем хозяина, но без показной роскоши. В простенке между окнами с армированными пуленепробиваемыми стеклами помещены два подлинных пейзажа Коро. Того самого знаменитого французского художника, про которого Наполеон ill будто бы сказал: «Чтобы понять Коро, нужно слишком рано вставать».

Банкир Казанцев был не только ранней пташкой, но еще и умел ценить искренность и чистоту настроения в художественных произведениях. Эти лирические пейзажи не отвлекали внимания посетителей от насущных проблем, но вместе с тем создавали необходимую эстетическую атмосферу.

Напротив него в кресле расположился Садовский, куратор художественных промыслов. Типичный клерк: учтивый, внимательный, расторопный. Волосы слегка набриолинены, посерединке проходит идеальный пробор, на переносице очки в роговой оправе.

– Алексей Игоревич, от Ломакина в последнее время поступают жалобы. – Садовский мельком сверился с лежавшим на столе гроссбухом. – На прошлой неделе, к примеру, были две проверки…

– Где именно?

– Здрасте, добры молодцы, – приветливо произнес Белицкий. – А вы, я вижу, неплохо здесь устроились.

Турагентство «Янтарный берег», в отличие от других подобных фирм, практически себя не рекламировало, поэтому даже в будни посетителей здесь бывало немного. Трудятся здесь трое сотрудников, и, если наведаться в офис после пяти, их практически уже не застанешь. Крохотную вывеску может заметить лишь сверхнаблюдательный человек. Так же как и то обстоятельство, что в агентство можно попасть разными путями. Воспользовавшись парадным, выходящим на сонную улочку, названную в честь композитора и пианиста Грига, либо через запасной вход со двора.

В действительности же эта фирма, с двумя ее небольшими помещениями, отделанными под средней руки офисы, с некоторых пор служит в качестве штаб квартиры Управления по борьбе с экономическими преступлениями. Подобные вещи давно практикуются не только разведслужбами и криминалитетом, но и федеральным ведомством МВД.

Перебросив плащ на спинку кресла, начальник УЭП уселся на край стола, расположенного возле забранного жалюзи окна. Сквозь щели была видна казенная «волжанка», в салоне куковали водитель с телохранителем.

Глава облуправления Ракитин где то с месяц назад поинтересовался: «Станислав, а для какой надобности ты обзавелся охраной? У тебя что, есть причины опасаться за свою жизнь?»

– Бушмин Андрей Михайлович? – осведомился сотрудник ОМОНа, перепроверяя очевидный для себя факт. – Вы арестованы.

В живот Бушмина, чуть пониже солнечного сплетения, уперся твердый предмет. При ближайшем рассмотрении предмет оказался горлышком литровой бутыли водки «Smirnoff», каковую сжимал в своей крепкой лапе Ваня Демченко, его однокашник и давний приятель, года полтора назад сменивший черно синий прикид морпеха на экипировку бойца ОМОНа.

Но вид у него нынче мирный: одет по гражданке, поверх тонкого шерстяного свитера наброшена кожанка – ближе к вечеру с Балтики ощутимо потянуло сыростью. Под мышкой зажат объемистый пакет. Надо полагать, приложение к спиртному.

– Опять ты со своими ментовскими шуточками, Иван, – хмуро бросил Бушмин. Он отступил в сторону, пропуская товарища в квартиру. Потом защелкнул за ним дверной замок. – Извини, но я сегодня не в том настроении.

Бушмин был в одних трениках и шлепанцах на босу ногу. Звонок в дверь застал его в ванной, на щеках и подбородке остались следы пены для бритья. Обнаженный торс покрывали блестки воды, на крутой шее болталось махровое полотенце. На правом предплечье распластал крылья в свободном полете кондор – по молодости сделал себе наколку и давно уже собирался свести, но все недосуг.

– Насколько я понял, господин советник, у нас возникли определенные сложности?

– Давайте не будем торопить события, Отто, – задумчиво произнес хозяин апартаментов. Он кивком указал гостю на массивное кожаное кресло, но поскольку сам он медленно прохаживался вдоль стены с плотно зашторенными окнами, то и Максбауэр не решился воспользоваться приглашением, застыв посреди кабинета. – Ситуация должна проясниться уже в самом скором будущем.

В кабинете повисла неловкая тишина. Велп, кажется, полностью был погружен в свои мысли. О том, что этот человек нынешней ночью потерял сына, визитер пока еще не знал.

Максбауэр, чтобы хоть чем то занять себя, снял очки в дорогой черепашьей оправе и принялся шлифовать линзы белоснежным платком. Испытываемое им волнение объяснялось просто – от успеха или же, наоборот, неуспеха нынешней миссии во многом зависит не только его многообещающая карьера, но и вся судьба целиком.

Отто Максбауэр занимает в Пуллахе ответственный пост первого заместителя директора аналитического управления. До этого назначения он возглавлял секретный отдел, специализирующийся на идеологических диверсиях. Неофициально, но в то же время весьма эффективно курирует по линии «Бундес нахрихтен динст» информационную часть сверхсекретного проекта «ДОРРСТ». По праву равного входит в касту «посвященных». Лишь считанные единицы в точности знают, что представляет собой объект «ДОРРСТ» и насколько важно сохранить его для будущей Германии.