Негр Артур Иванович

Соболева Лариса П.

Очнувшись в больнице, Даша узнала, что осталась совсем одна. Мать, муж, сын – все погибли в сгоревшем доме. Выжила лишь она. Да и то, выходит, затем, чтобы в конце концов погибнуть от руки неведомого убийцы, который прокрался в больницу и попытался убить ее... Но кто пожелал смерти Даши и ее близких? Кому могла перебежать дорожку рядовая журналистка, никогда не занимавшаяся сенсационными расследованиями? Может быть, преступники мстили ее мужу? Но зачем – ведь он не бизнесмен, не политик, а всего лишь хирург военного госпиталя... А между тем убийца продолжает охоту за жизнью Даши. Молодая женщина на грани нервного срыва. Как же быть? И она обращается за помощью к единственному, кто у нее остался, – другу семьи Артуру Ивановичу...

Ниггер

Кому понравятся телефонные трели в четыре часа утра?

Ни-ко-му.

Слипающиеся веки разъединить невозможно, тянешь руку – весом с тонну – к аппарату, палец едва попадает на кнопку, а потому и обычная вежливость улетучивается. Он недовольно, скрипуче произнес:

– Слушаю!

Рядом заворочалась Женя, напомнив, что дома он не один.

А триста лет назад...

Хлопья снега превратили землю в бесконечный пуховик, по которому вот уже несколько дней неслись на север сани, запряженные тройкой лошадей. Снег сыпал и сыпал, падая ровно, неторопливо, а небо было почти белым. На очередном постоялом дворе карета стала, и, покуда кучер менял лошадей, из нее никто не выходил. Мимо неспешно сновали люди, а мальчонка, одетый по-деревенски бедно, имеющий яркую примету – заячью губу, подбежал к карете, рассматривал ее, ковыряясь пальцем в носу. Вдруг дверца отворилась, и в щели показалась маленькая рука... черного цвета! Мальчонка замер с пальцем в носу, открыв рот. Тем временем черная ручка развернулась кверху светлой ладошкой, поймала пушистый клочок и исчезла.

– Тятя! Тять! – запищал мальчонка испуганно и надрывно.

– Чего орешь, Левка? – недовольно откликнулся в распахнутом тулупе мужик, возившийся с распряженными лошадьми.

Снова высунулась черная рука, поймала снег и исчезла. Левку будто шилом в мягкое место кольнули, он аж подпрыгнул:

– Тятя! Подь сюды! Тя-тя!