Жизнь пятерых друзей, бывших одноклассников, к тридцати восьми годам определилась. Кто-то из них поймал свою удачу, разбогател и стал уважаемым человеком, кто-то нет. Как бы там ни было, жизнь идет по накатанной колее, и изменить ее, казалось бы, уже не получится. Но... В один прекрасный момент перед каждым из них встает призрак прошлого, ожившее воспоминание о давнем, совершенном всеми преступлении. Первым не выдерживает Алексей: самоубийство. Следующим погибает Роберт. Оставшиеся понимают: теперь на очереди они...
1
Он едва не закричал от ужаса. Второй раз не ошибаются, она встретилась на том же месте. Или опять примерещилась? Тогда должна исчезнуть, следом пройдет и боль внутри, боль, ею причиненная, возникшая из воздуха и воображения. Второй раз Брасов не дышал и не сводил с нее глаз, поворачивая голову, затем корпус назад. Ему не мешали редкие капли, оставленные на заднем стекле моросящим дождем, а она не исчезала...
Она стояла, как и в прошлый раз, у края тротуара, узкие носки туфель касались бордюра, выкрашенного белой краской, за спиной высился газетный киоск. На ней был тот же легкий выцветший светло-красный плащ с закатанными по локоть рукавами, короткая черная юбка, кажется, трикотажная, красная кофточка с застежкой спереди. В руке она держала ручку от зонтика, а над головой раскинулся прозрачный купол с каплями, выглядевшими как ртутные шарики. Однажды в детстве Брасов разбил термометр, по столешнице разбежались капли и, когда он карандашом подводил их друг к другу, они соединялись в шарики, не оставляя следов. Тогда они напоминали капли дождя на стекле, в то же время были чужеродными, самостоятельными сгустками, он не знал, как опасно для здоровья играть ими... Причем здесь разбитый термометр? Дурацкая ассоциация.
Всего миг, а Брасов запомнил такие мелочи, как черные квадратные крапинки на красном полотне немодной кофточки. Дешевенький браслетик из разноцветных бусинок разной величины на запястье руки с зонтиком, выбившаяся прядь светлых волос упала на лицо... Что-то еще... Улыбка! Она улыбалась, совсем чуть-чуть, в сущности, движение губ даже нельзя назвать улыбкой, скорее, всегдашнее ее выражение – светлое и радостное. Стоп, кому она радовалась? Ему? И лет ей столько, сколько было тогда. Но ведь это невозможно!
Всего миг... Хрупкую фигурку закрыла маршрутка, следующая за «Мерседесом» Брасова, а за маршруткой – целая вереница автомобилей. Только после того, как она пропала, Брасов развернулся корпусом к лобовому стеклу и задышал часто-часто, громко и с перебоями, будто находился в газовой камере.
– Вам плохо, Юрий Артемович? – забеспокоился шофер.
2
Глеб не просто опоздал, а пришел в разгар веселья, когда гости прилично подвыпили. Сначала появился сноп белых роз, за ним гость, одетый довольно скромно, в светлый пуловер и джинсы – вовсе не для торжества. Только те, кто понимает, отметили: часы на его запястье безумной стоимости, как и дымчатые очки, обувь безупречная, а пуловер куплен не в местном бутике. Что до остальных (не понимающих), то вряд ли их обошла злорадная мысль: «светило» испытывает материальные затруднения, даже на костюмчик не наскреб. Хозяйка застолья подскочила, как ужаленная, толкнув мужа:
– Боже мой, кто пожаловал на наш скромный ужин!
Радостные возгласы, поднятые вверх руки хором приветствовали Леденева, ведь добрая треть в этом зале училась с ним в одной школе, некоторые в одном классе.
– Это тебе, – протянул Глеб розы. – Тори, ты меня убила! Изменилась до неузнаваемости.
– Страшненькая стала? – кокетливо улыбнулась она, зная, что оказаться страшненькой, даже если постарается, ей не грозит. По крайней мере, до глубокой старости, а старики все одинаковы.
