Германский офицер, заглянув в открытую дверь купе, безразлично спросил: «Герр Фишер?» Господин в элегантном сером костюме ответил: «Да». Пограничник козырнул и со словами «Битте шён. Гуте фарт» протянул паспорт. Это означало, что процедура контроля завершена и пассажиру желают доброго пути. Проводник, сопровождавший офицера, добавил, что поезд, как обычно, прибывает в Берлин точно по расписанию. Из этого следовало, что, несмотря на разразившийся кризис, германские железные дороги и в нынешнем, 1930 году работают превосходно и путешествующие господа могут не беспокоиться.

С документами австрийского гражданина Раймунда Фишера в Берлин ехал секретный сотрудник Иностранного отдела ОГПУ А/243. В германской столице ему предстояла встреча с резидентом советской разведки. Сам он бьш эмигрант с замысловатой судьбой: успел послужить и у белых, и у красных. Не так давно ему удалось перебраться в Париж, где он устроился на работу и получил вид на жительство. Но у Центра были основания полагать, что во Франции им могла интересоваться «Сюртэ женераль», и было решено из соображений безопасности оставить его на связи берлинской резидентуры.

А/243 вышел на контакт с руководителями наиболее активных белоэмигрантских объединений. Более того, ему, судя по всему, могла быть отведена какая-то роль в планах организации террористического акта против генерального секретаря ЦК ВКП(б) Сталина. Ожидалось, что на предстоящей встрече с резидентом ОГПУ будут уточнены некоторые дополнительные детали этих намерений. Но новости оказались иными.

Встретились в кафе «Мокка Эфти» на углу Фридрих-штрассе и Лейпцигерштрассе. Публика там была достаточно пестрой, атмосфера вполне демократичной. Кто-то за чашкой скверного кофе просматривал утреннюю газету, где публиковался очередной чрезвычайный декрет канцлера Брюнинга. Там же обывателя грели надеждой сообщения о лавинообразном росте популярности национал-социалистов и их фюрера Адольфа Гитлера. Уж он-то наведет порядок и свернет шею этим крикунам-либера-лам. А некоторые посетители предпочитали, тихо переговариваясь, просто посидеть за кружкой по-прежнему доброго немецкого пива.

А/243, приехавший с парижским поездом, был пунктуален и в назначенный час оказался за одним из столиков, где его уже ждали. Поздоровались, обменялись принятыми в таких случаях фразами. Почти сразу А/243 приступил к делу.

Псевдонимом А/243, использовавшимся в оперативной переписке Центра и загранаппаратов разведки, обозначался Б.Ф. Лаго, он же Лаго-Колпаков.

Борис Федорович родился 27 июля 1898 года в Петербурге в семье служащего Московской железной дороги. Отец умер рано, но успел рассказать мальчику, что является потомком испанского артиста, приехавшего в Россию в начале XIX века и нашедшего здесь свое пристанище. После смерти мужа мать сошлась с офицером Генерального штаба Колпаковым, так появилась двойная фамилия. Несколько лет Борис воспитывался родственниками матери, поскольку сама она сопровождала отчима в его перемещениях как военного.

После окончания реального училища Борис приехал в Одессу, где отчим, ставший к этому времени генералом, занимал должность начальника военных сообщений Одесского округа. Юноша поступил в университет на юридический факультет, а затем перевелся на медицинский.

Летом 1917 года Лаго был зачислен вольноопределяющимся на военную службу и послан на фронт проводить анкетирование в госпиталях и лазаретах. Там принял участие в деятельности Румчерода. Эта аббревиатура, одна из тех, что заполонили тогда русский язык, означала исполком советов Румынского фронта, Черноморского флота и Одессы. Вначале организация поддерживала Временное правительство, а затем признала советское. Лаго вместе с товарищами посылают в Москву для встречи с представителями центральной власти. Он попадает к Николаю Алексеевичу Скрыпнику, который после Октябрьской революции работал на Украине, а затем стал членом коллегии ВЧК и начальником отдела по борьбе с контрреволюцией. Уже позже Лаго узнает, что тот стал председателем украинского советского правительства, наркомом Госконтроля, председателем Совета Национальностей Верховного Совета, членом "исполкома Коминтерна.

Лаго подробно рассказал Скрыпнику о положении на Украине, и это заинтересовало. Скрыпник снял телефонную трубку и, назвав кого-то Варлаамом Александровичем, сказал, что у него сидит молодой человек, очень интересно рассказывающий о положении на юге и только что приехавший оттуда, поэтому хорошо бы ему поручить серьезное дело. Лаго пригласили в Кремль к Аванесову, который в ту пору был членом Президиума и секретарем ВЦИК, во время наступления Деникина стал одним из руководителей обороны Московского района, а позже членом коллегии ВЧК.

Лаго выехал в Вену, посетил советское полпредство, рассказал там, кто он такой, и попросил поставить в известность о нем ОГПУ. Лаго сообщают, однако, что с ним приказано прекратить всякие отношения. Такой ответ его сильно озадачил и расстроил. Лаго оказался без работы и каких-либо определенных перспектив. Он просит переслать в Центр записку, в которой подробно изложил все, что произошло с ним после ареста, включая взаимоотношения с сигуранцей.

Через несколько дней он вновь пришел в миссию. Узнал, что из Москвы дано указание оформить ему проездное свидетельство для въезда в СССР и оплатить проезд до советской границы через Чехословакию. Ехать этим маршрутом он сразу же отказался, опасаясь ареста в Праге, где он в свое время работал, и справедливо полагая, что порядком там «наследил». Сказал, что поедет через Берлин, чем вызвал неудовольствие. Все же он поехал в Берлин и, явившись там в полпредство, вновь попытался урегулировать свои дела. Разговаривать с ним отказались, настаивая на его выезде в Советский Союз. Лаго опасался ехать в Россию, метался в поисках какой-либо опоры, перебирал старые связи.

В эти беспокойные дни с ним установил контакт представитель известного деятеля эмиграции Бурцева, с которым он в конечном счете договаривается о написании и публикации очерка, или, как он выразился, «мемуаров» о работе советской разведки в Европе. Он был в сложном положении, без средств, в Советский Союз ехать опасался, а на жизнь надо было каким-то образом зарабатывать. Бурцев проявил к нему интерес и авансом выплатил небольшую сумму, которой хватило, чтобы добраться до Парижа. Там он, владея французским, надеялся быстро устроиться. Во Франции сразу же возникли трудности из-за отсутствия у него необходимых документов, и он обратился в «Общество невозвращенцев», которое было организовано бывшим сотрудником Народного комиссариата иностранных дел и высокопоставленным дипломатом советского посольства в Париже Беседов-ским, отказавшимся по политическим мотивам возвратиться на родину. Присмотревшись к Лаго, Беседовский приглашает его на работу в свою газету «Борьба» на техническую должность, чему Лаго был несказанно рад. Это сразу снимало массу вопросов, в том числе связанных с получением временных документов. Кстати, похлопотал о них не только Беседовский как работодатель, но и старый знакомый Лаго генерал Лукомский, тот самый, который вручал ему награду во время Гражданской войны и занимавший теперь высокую должность в эмигрантской организации военных «Русский общевоинский союз» (РОВС). Он посчитал вынужденной связь Лаго, человека из генеральской семьи, с большевиками, полагая, что это временное недоразумение. А мнение Александра Сергеевича весомо. Он, генерал-лейтенант императорской армии, командовал корпусом, активный участник создания Добровольческой армии, соратник Деникина и Врангеля.

В начале лета Лаго получает известие о том, что его мать, остававшаяся в принадлежавшем тогда Румынии Кишиневе, от бедности и безысходности покончила с собой, отравившись серной кислотой. Лаго глубоко переживал это горе, будучи в подавленном состоянии, он написал письмо своему начальству в ОПТУ и направил его в берлинское полпредство для пересылки по назначению. В нем он писал:

«Уважаемые товарищи!

Виктор Васильевич Богомолец родился 8 мая 1898 года в Киеве. Дворянин. После окончания гимназии поступил на медицинский факультет университета, успел окончить два курса. Революция и начавшаяся Гражданская война поломали все семейные и личные планы. Одно время он сотрудничал в газете «Киевлянин», которую редактировал Шульгин — известный политический деятель, колоритная фигура в российской политике. Это он, будучи членом Государственной думы, 2 марта 1917 года принял в Пскове отречение Николая II от престола. Временное правительство газету закрыло, но при Деникине издание было возобновлено.

На Украине устанавливается власть Центральной рады, затем ее изгоняют, и из Харькова переезжает советское правительство. После подписания Брестского мира город оккупируют немецкие войска, к власти приходит Директория во главе с Петлюрой. Тогда же наставник Богомольца Шульгин бежит от петлюровцев в Одессу. Им, «самостийникам», совсем не нравился «государственник» с монархическими убеждениями. Первые самостоятельные политические шаги были сделаны Богомольцем именно тогда, в Одессе, где он примкнул к группе Шульгина. Когда войска Директории и французские подразделения оставили город под натиском частей Красной армии, Шульгин успел выехать за рубеж, а Богомолец с несколькими единомышленниками остался в тылу красных. Они знали, что подходит Добровольческая армия и военный флот Антанты готовится оказать ей поддержку. Не дождавшись буквально нескольких дней до высадки десанта, Богомолец и его сподвижники вынуждены были бежать. С большим трудом, на утлой лодке, им удалось добраться до французского миноносца «Туарег», стоявшего на рейде Одессы. Его знаний французского хватило, чтобы объясниться с вахтенным офицером, хотя тот, надо полагать, и так понимал, что приплыли не большевики. Несколько покоробило только то, что он небрежным жестом приказал следовать в каморку, где и запер новых пассажиров до прихода старшего офицера. Разобрались, конечно, однако неприятный осадок остался. Ну а затем — десантирование и продвижение вместе с белыми частями на север. В конце августа 1919 года Добровольческая армия генерала Деникина вошла в Киев, где оставалась до декабря, а затем снова город был взят красными. Эти три с половиной месяца, когда в Киеве размещался штаб Деникина, и предопределили во многом ориентацию Богомольца.

Его взяли на службу в Осведомительное агентство (ОСВАГ) при штабе Главнокомандующего вооруженными силами Юга России, которое выполняло агитационно-пропагандистские функции и взаимодействовало с контрразведкой. Богомолец находился в отделе, занимавшемся разъяснительной работой среди населения захваченных районов, исполняя обязанности секретаря отдела. Это позволяло ему быть в курсе многих оперативных, пропагандистских и карательных мероприятий, проводившихся командованием. Там же он приобрел навыки общения с французскими и английскими офицерами, прикомандированными к штабу. Правда, его скромное служебное положение исключало участие в принятии сколько-нибудь значимых решений, но он был в курсе событий на фронте и в тылу, чувствовал настроения офицерского корпуса, отношение союзников к белой армии. Словом, он видел ситуацию, понимал ее лучше многих других офицеров деникинской армии.

Деникин сдает командование войсками генералу Врангелю, а сам на иностранном крейсере отбывает в' Константинополь. За ним потянулись многие «штабисты», в их числе и Богомолец. Так он впервые оказался в Турции, где хозяйничали англичане. Там он и попал в поле зрения Интеллидженс сервис. Ему еще раз пришлось побывать в России, в Крыму, где Врангель предпринимал отчаянные попытки как-то организовать функционирование своей власти. Но было уже поздно, Богомолец оказался в Севастополе всего за две недели до падения Крыма под ударами красных.

Богомольцу, как и всей белой армии, пришлось пережить хаос бегства, страх перед будущим, горечь разочарований и утрат. Может быть, его положение было даже лучше, чем многих других. Во время предыдущего краткого пребывания в Константинополе он ознакомился с местной ситуацией, появились связи со своими и англичанами, что позволило ему устроиться на первых порах. Он полагал, что и его высокое начальство в чем-то посодействует, хотя, по правде говоря, таких, как он, было много. Транспорт «Кронштадт» уходил все дальше и дальше от родных берегов, унося в неизвестность и Виктора Богомольца.

Английская разведка внимательно присматривалась к сотрудникам белых разведывательных и контрразведывательных служб, отыскивая среди них людей, которые по своим профессиональным и личным качествам могли оказать реальную помощь в развертывании разведывательной работы против Советской России. Открытая интервенция провалилась, наступало время тайных операций.

Весной 1921 года в Стамбуле с Богомольцем познакомился капитан Гарольд Гибсон из Интеллидженс сервис, который на многие годы станет его патроном и руководителем. Пока что Богомолец, естественно, на вспомогательных ролях, присматривается, постигает правила игры, усваивает понятие «британские интересы», приноравливается к стилю работы шефа. Англичанин вполне удовлетворен его отношением к делу и способностями.

Однако политическая обстановка в Турции быстро менялась. Восходила звезда Мустафы Кемаля-паши, получившего вскоре имя Ататюрк, то есть отец нации, войска которого, нанеся ряд поражений оккупировавшим страну армиям Антанты, в августе 1923 года вступили в Стамбул. Англичанам приходилось делать выводы из развития ситуации, побуждавшей искать новые центры, откуда можно было бы в более благоприятных условиях вести оперативную работу на российском направлении. Гибсон выехал в Софию, где ему предстояло разобраться в возможностях организации такой работы с территории Болгарии. Предложил Богомольцу поехать вместе с ним, и тот охотно согласился. Несколько месяцев пребывания в болгарской столице не дали обнадеживающих результатов. Конечно, приближение разведцентра к советской территории было весьма заманчиво. Кроме того, во многих болгарских городах — в Варне, Бургасе и других, не говоря уже о Софии, русская эмиграция оказалась весьма многочисленной. У многих сохранились родственные связи, велась переписка с теми, кто остался в России. Это облегчало решение многих вопросов. Относительно несложно было добывать советские паспорта и использовать чужие имена, скрывая подлинные. И главное, имелась возможность нелегально засылать людей на советскую территорию, где они растворялись в своей этнической среде. Для этого на протяжении нескольких лет прибегали к услугам контрабандистов, доставлявших своих пассажиров на моторных лодках или парусных фелюгах на подходящие участки Черноморского побережья, не спрашивая при этом у них ни имени, ни документов. А дальше все шло своим чередом.

С некоторых пор, однако, этот канал стал давать сбои. Участились провалы агентуры, заставившие предположить, что многие маршруты болгарских капитанов засечены пограничниками, да и среди них самих, очевидно, были помощники ОГПУ. Все последующие события так или иначе подтверждали эти опасения. Все же предпочтительнее непосредственная линия границы, пусть и с речной преградой. Ее более или менее беспроблемно можно преодолеть, поскольку этот путь уже детально отработан на румыно-советской и польско-советской границах. Хотя и здесь, разумеется, не обходилось без чувствительных потерь. Значит, Румыния?

Из своей штаб-квартиры в Лондоне Гибсон получил указание выехать в Бухарест для уточнения вопросов организации разведработы против Советского Союза с помощью румынских спецслужб. В качестве помощника он взял с собой и Богомольца, которому симпатизировал. Миссия оказалась в конечном счете удачной. По договоренности с румынами Богомольца определили на должность руководителя информационного бюро сигуранцы, представив как сотрудника английской разведки. Русская секция Интеллидженс сервис, функционировавшая в Стамбуле, бьша переведена в Бухарест, а возглавить ее, по сути дела, поручили Богомольцу, который таким образом приобретал относительную самостоятельность в своих действиях и в то же время создавал себе достаточно прочные позиции в сигуранце и военной разведке, с которыми постоянно контактировал.