Пароход выглядел жалко — после долгого забвения он скорее напоминал груду ржавых обломков, чем корабль. Лет семьдесят назад это был красавец — длинный, стройный, с тремя мачтами, двумя высокими тонкими трубами и огромными гребными колесами. Должно быть владелец им очень гордился. В те годы такой корабль наверняка работал на престижной океанской линии, и публика любила его, но время беспощадно, как и революции: после восстания эквалитистов в 1876 году и смены власти много процветающих заводов и прекрасных кораблей оказались заброшены и забыты. Их хозяевам сразу стало не до заботы о своей собственности, главным для них в те первые годы после переворота было сохранить головы на плечах. Многие бежали в Ксаль-Риум или в другие страны Восточной Коалиции, а те, кто рискнул остаться, в большинстве своем, вскоре пожалели об этом.

Несчастный пароход — на его борту давно не осталось названия — был лишь одной из многих жертв революции. Должно быть, когда воцарился хаос, он проходил ремонт, да так и был брошен ржаветь в сухом доке, никому не нужный. Владелец либо оказался в тюрьме, либо сбежал с деньгами куда-нибудь в Магницию. Шли годы, а осиротевший корабль так и стоял в заброшенном доке, предоставленный сам себе, и понемногу ржавел и разваливался сам по себе. Никто не удосужился даже разобрать его корпус на железо. Теперь он неуклюже завалился на бок, мачты и трубы обрушились, на железном остове гребных колес догнивало немногое, что осталось от деревянных плиц. Металл корпуса проржавел насквозь, и Адриан ле Нэй поднимался по лесенке с большой осторожностью. Ступеньки опасно подавались под его весом, и рыжевато-серые пятна остались на костюме. Ле Нэй раздраженно скривился, подумав, что пиджак уже не вычистить по-нормальному.

В районе Марьер — некогда его называли сердцем геаларского кораблестроения — теперь повсюду царило запустение. Большинство верфей и заводов принадлежали частным владельцам и закрылись после прихода к власти эквалитистов, которых заботы о геаларском флоте занимали гораздо меньше, чем поиск врагов народа, шпионов и приверженцев старого режима внутри новообразованной Республики. Когда спохватились, уже давно было поздно: весь Марьер пришел в такое состояние, что проще стало построить новые предприятия, чем восстанавливать старые. И построили, конечно: выбора не было, даже эквалитисты осознали, что государство не может существовать без флота. Но заброшенныбе цеха разбирать не стали. Так они и стояли по сей день — мертвые, пустые, предоставленные разрушительному влиянию времени. Их единственными обитателями, помимо вездесущих ратт и гракк, были бродяги, которых устроила бы любая крыша над головой. Иногда здесь появлялась и публика иного сорта: заброшенные верфи стали любимым местом выяснения отношений между преступными группировками геаларской столицы, и тогда здешнее безмолвие нарушали звуки выстрелов. Полицейские без крайней необходимости не рисковали показываться здесь — разве что для того, чтобы погрузить в машину и увести в центральный морг очередного покойника, расстрелянного в упор неведомо кем. Словом, заброшенный район Марьер превратился в превосходное укрытие для того, кто хочет избежать внимания властей.

Сзади слышалось приглушенное урчание мотора. Барка неспешно ползла по воде, не отходя дальше мили от берега. Положив ладони на деревянные перила, ограждающие борт, Иджиме Сетано вперила взор в горизонт. Девушка чувствовала себя немного не в своей тарелке и сама же на себя сердилась из-за этого. Ну почему с ней всегда так? Она ведь уже успела побывать в настоящих боях, и нешуточных. Всего несколько дней назад, во время решающего наступления на юг, в небе над равниной Шао-Тар разгорелось полномасштабное воздушное сражение, жестокое и упорное. Свободники, пытаясь остановить прорвавшихся на юг агинаррийцев, дали последний, отчаянный бой, в который бросили все, что у них оставалось. Иджиме Сетано, как и прочие, совершала по несколько вылетов в день, до полного изнеможения. Пару раз она оказывалась на волосок от гибели. Но в небе она не трусила, а вот теперь…

Над волнами поднялся высокий плавник, а затем и горбатая серебристая спина. Огромная — добрых восьми метров от головы до хвоста — рыба с круглым, словно сплющенным с боков телом и маленькими глазками наполовину вынырнула из воды и снова погрузилась в волны. За первой последовало еще несколько. Иджиме узнала селений. Не меньше десятка громадных рыб проплыли мимо маленького деревянного кораблика, всего лишь метрах в десяти от борта. Барка даже покачнулась от поднятой стаей волны, и девушка, не сдержавшись, вохищенно улыбнулась и хлопнула в ладоши:

— Ого! Ты это видел?

— Трудно было не заметить, — Мичио Кейтаро изобразил на лице капризное выражение и сделал вид, будто отряхивается от брызг. Иджиме снова ухмыльнулась:

Ниора Сетано аккуратно сложила лист бумаги и улыбнулась.

— Приятные новости, тайрё? — осведомился Натэй Комура. Погоны главы флотской службы разведки украшали три серебряные четырехлучевые звезды, и по три тонкие серебристые полосы было на обшлагах рукавов — недавно Комура получил повышение до коммодора. Ниора сама подписала представление; Натэй справлялся со своей работой хорошо и давно заслужил повышение.

— Всего лишь письмо от племянников, — сказала женщина. — Пришло с Тэй Дженга. Их дела идут неплохо. Капитан Митсури отметила обоих как смелых бойцов и многообещающих пилотов, — не удержалась и похвасталась она.

— Примите мои поздравления, адмирал Сетано, — начальник штаба Масахиро Оми степенным жестом склонил голову. — Всегда приятно получить подобные вести.

Фионелла расправила воротник и критически осмотрела себя в зеркале. Серый жакет и того же цвета плотная юбка ниже колен, светлая блуза, открытые сандалии. Девушка не стала украшать лицо косметикой — она вообще редко это делала — а длинные черные волосы стянула в простой хвост. Все это придало ее внешности намек на сухость, но, по мнению Фио, журналистке и незачем щеголять на десятисантиметровых шпильках и в коротеньком платье с огромным декольте. Как ни странно, почти все ждали от нее именно этого. В имперских газетах было мало женщин-корреспондентов, эта профессия считалась прерогативой мужчин, и не только в Ксаль-Риуме, так что Фионелла сразу привлекала к себе внимание. И по некой причине, не поддающейся разумному анализу, большинство людей, с которыми она была знакома — причем не только мужчины, но и многие женщины — были убеждены, что она добилась своего положения через чью-нибудь постель. Отчасти, из-за этого Фио предпочитала не подчеркивать свою внешность.

Она почти с завистью подумала об агинаррийцах. Как ни странно, в обществе северян столь явного разделения не было. Женщинам позволялось даже служить в армии — ха, да ведь многохваленым Объединенным Флотом командует никто иная, как госпожа Ниора Сетано. И ведь неплохо командует, судя по военным успехам Сегуната. Фионелла вспомнила про агинаррийку, которую видела на приеме в Тайжи Унагир. Звали ту Миями Митсури, она была капитаном военно-воздушного флота. Фионелле удалось перемолвиться с ней несколькими словами; к сожалению, Митсури, хоть и разговаривала по ксаль-риумски, не была настроена на интервью. Вообще, тот вечер прошел довольно бестолково, ничего по-настоящему ценного Фио не увидела и не услышала.

За минувшие дни она в обществе Дейсела и неизменного «попечителя» Темиса Найфора, избавиться от которого оказалось не проще, чем от дорвавшегося до вены кровососа-

арахина

, еще раз побывала в нижних кварталах Файинга. Это было воистину угнетающее зрелище. Нищета казалась чудовищной, и Фионелла не могла подавить в себе чувство вины. Что бы ни говорил циник-фотограф, ответственность за то, что обитателей Тэй Анга довели до такого состояния, во многом лежит на чужаках, а прежде всего, на восточниках, включая ее соотечественников-анадриэльцев. Стремясь дорваться до богатств архипелага, пришельцы не один век заключали сделки с местными князьками и поставляли им и оружие, и солдат, что и сделало междоусобные войны настолько затяжными и кровавыми. Ксаль-риумцы и агинаррийцы появились в Тэй Анге позднее, но и они с готовностью включились в ту же игру.

Помимо экскурсии по Файингу, Фио и прочим корреспондентам пришлось побывать в лагере военнопленных — словом, «программа визита» оказалась весьма насыщенной. Лагерь располагался километрах в пятнадцати от города, и охраняли его солдаты Военного Правительства. В небольших деревянных бараках и просто в палатках разместилось больше десяти тысяч бывших солдат Фронта Свободы; они жили в изрядной тесноте, но, в целом, выглядели даже не столь изможденными, как обитатели самого нижнего яруса Файинга. Темис Найфор и комендант лагеря продемонстрировали «почетным гостям» с юга лазарет и полевые кухни, показали пленников, которые под присмотром солдат, вооруженных винтовками и короткими массивными тесаками, проделывали комплекс гимнастических упражнений. Все это выглядело не так ужасно, как можно было ожидать, но Фио не слишком-то доверяла увиденному. Совершенно ясно, что Чаори Кай демонстрирует корреспондентам «образцово-показательный» лагерь. Ксаль-риумка хотела бы посмотреть — и показать имперской общественности — на что похожи другие лагеря, куда журналистов не допускают. Но было не менее ясно, что этого ей не разрешат.

Спиро Арген надвинул пониже фуражку, украшенную бронзовой кокардой в виде якоря, перевитого канатом — так в Геаларе обозначалась принадлежность к торговому флоту. На ксаль-риумце был неряшливый, расстегнутый до середины темно-серый китель с медными пуговицами и того же цвета брюки. Достать моряцкую одежду не составило труда. Деруа Медек, вожак отряда наемников, был одет так же. Вдвоем они стояли на набережной, рассматривая цель.

«Ферозо» был пришвартован у пирса. Корабль выглядел неброско — небольшая, неказистая посудина с надстройкой в корме, над которой возвышалась черная от копоти дымовая труба. Единственная мачта торчала над высоким полубаком. На палубе были сложены и тщательно закреплены сетями и канатами деревянные ящики с надписями по-геаларски. Наверху надстройки возвышалась небольшая рулевая рубка с квадратными застекленными иллюминаторами; возле рубки стояли двое людей, одетых так же, как Арген и наемник. Толстый бородатый мужчина что-то втолковывал худощавому юноше. Еще пара моряков курили, стоя возле борта. Словом, «Ферозо» выглядел точно так же, как тысячи других небольших судов, перевозивших грузы между островами Республики. Такие корабли не были предназначены для океанского плавания — только для каботажных рейсов. Если информация Левьена верна, и Барона должны вывезти из Виктэра на «Ферозо», очевидно, где-то дожидается другой корабль. Впрочем, это не имеет значения. В любом случае, единственный шанс захватить Юргена нар Кааринта — здесь, в виктэрском порту. Рискованно, но альтернативы нет.

Медек затянулся сигаретой, размахнулся и швырнул окурок в воду.

— Выходит, — бросил геаларец.