Собрание Стихотворений

Соловьев Сергей Михайлович

Сергей Михайлович Соловьев (1885–1942), «Соловьёв-младший», внук историка и племянник поэта-философа, известен современному читателю в основном как автор «Воспоминаний», написанных в 1930-е годы. Между тем его поэтическое наследие велико и достойно: перед нами не просто поэт Серебряного века, но поэт-символист первого ряда. В настоящее издание вошли пять прижизненных книг С. М. Соловьева: «Цветы и ладан», «Апрель», «Цветник царевны», «Возвращение в дом отчий», «Crurifragium», а также поэмы «Дева Назарета» и «Саул и Давид». Публикация поэтических произведений Соловьева заполняет одну из самых серьезных лакун в истории литературы Серебряного века.

Примечания:

1. Оцифровщик благодарен Алексею Соболеву за подаренную им книгу С.М. Соловьева.

2. Раздел «Стихотворения разных лет» состоит из стихов, найденных составителем в сети и других источниках и в бумажном издании отсутствует.

СЕРГЕЙ СОЛОВЬЕВ. СОБРАНИЕ СТИХОТВОРЕНИЙ [1]

ЦВЕТЫ И ЛАДАН (1907) [2]

ПРЕДИСЛОВИЕ [3]

Я предвижу упреки, которые вызовет первая книга моих стихов. Я постараюсь заранее ответить на них. Во-первых, мне скажут, что в моих стихах форма часто преобладает над содержанием, техническая сторона искусства — над мыслью. Прежде всего, я укажу на неопределенность термина «форма». Содержание понятия

форма

, в применении к вопросам эстетики, может иметь произвольную широту. Иные разумеют под «формой» только рифму и метр; иные прибавят сюда

эпитет

, наконец, вообще

образ

, способ изображения, подойдет под понятие «форма». Тогда понятие «форма» покроет все признаки, которыми характеризуется художественное произведение, и сам собою падет вопрос об отношении формы к содержанию.

Я утверждаю, что самый вопрос о преобладании содержания над формой или формы над содержанием не может быть поставлен, ибо ставящий его разлагает неразложимое, предполагает раздельность там, где конкретно существует только единство. Ибо основной закон художественного творчества в единстве мысли, образа, краски, звука. Только то стихотворение имеет право именоваться художественным произведением, в котором нет ничего внешнего, в котором малейший уклон голоса, малейший красочный переход обусловлены внутренней, духовной необходимостью. Стихотворец, облекающий мысль в техническую форму, как в нечто постороннее самой мысли, никогда не создаст художественного произведения. В истинном процессе творчества мы имеем только неделимость творческого акта; мысль родится одновременно с образом и напевом; она даже не сознается отдельно от оных, что побуждает некоторых эстетиков парадоксально утверждать, что в поэзии нет ничего, кроме формы, сочетания красок и звуков. На самом деле подобное утверждение столь же неосновательно, как и ему противоположное, оценивающее достоинство произведения сообразно с ценностью заключенной в нем мысли. Наконец, не следует забывать философское значение «форма», означающего цель космического процесса, движущее начало, образующее материю, созидающее из стихийных сил природы образ вечной красоты. Только то, что

Затем, я часто слыхал и, вероятно, еще не раз услышу обвинение в

В-третьих, мне могут указать на несоответствие между частями моей книги, на противоречие между языческими и христианскими настроениями. Я думаю, что, вообще, деление на «язычество» и «христианство» есть только недоразумение, достаточно обличаемое историей. Вместо деления на «язычество» и «христианство» я бы предложил деление на миросозерцание религиозно-эстетическое и научно-философское. Эти два миросозерцания сменяются в истории и постоянно враждуют. Хорошим примером может служить Греция, где научно-философская мысль определенно выступила против религиозно-эстетического миропонимания народных масс. Гомер и Эсхил столкнулись с Сократом и Платоном. В так называемом «христианстве» постоянно смешиваются элементы религиозно-мифические с умозрительными. Христианский мир нисколько не менее, чем дохристианский, питал художественное творчество. Беато Анжелико, Беноццо Гоццоли, Перуджино часто ближе нам, чем Фидий и Пракситель. Ароматы Марии Магдалины заставляют нас забыть урну Антигоны. Но, с другой стороны, христианство в истории является как сила враждебная всему чисто религиозному, всякому мифу, всякому культу. Эта идеалистическая тенденция нашла окончательное свое выражение в протестантстве, где распятый Адонис обратился в учителя синагоги и мистерия литургии заменилась балаганом проповедей и набожного пения.

История ясно показывает нам незыблемость религиозно-эстетического начала. Это начало роднит между собой века и народные массы. Всякое создание научно-философской мысли неизбежно будет преодолено будущим; только миф — несокрушим, только искусство — нетленно. При современном состоянии философской мысли едва ли возможно, без компромисса и самообмана, принять метафизику апостола Павла. Но как прежде цветут масличные ветви, которыми дети еврейские устилали путь Иисусу Христу; и на нашем бедном севере ежегодно встречают «грядущего во имя Господне», и не увянут вовек весенние вербы, которые мы подьемлем как ветви масличные.

МАСЛИНА ГАЛИЛЕИ

I. ИАКОВ [4]

1

II. СВЯТОЙ ПУТЬ [5]

III. МАРИЯ МАГДАЛИНА [6]

IV.ПЕРЕД ИЕРУСАЛИМОМ

V.ВЕЧЕРЯ [7]

ЗОЛОТАЯ СМЕРТЬ [16]

I. ГИМН ОСЕНИ

II. ЖАРКИЙ ПОЛДЕНЬ [17]

III. РЯБИНА

IV. ПОСЛЕДНЯЯ РОЗА [18]

V. НА БАЛКОНЕ

SILVAE [20]

I. ИСТРЕ [21]

II. ВАЛЕРИЮ БРЮСОВУ [22]

III. АНДРЕЮ БЕЛОМУ [23]

1

2

IV. МАКСУ ВОЛОШИНУ (Сонет) [24]

V. А. Г. КОВАЛЕНСКОЙ [25]

ПИЭРИЙСКИЕ РОЗЫ [37]

I. ДАФНА [38]

II. ПИРАМ И ФИСБА [39]

III. ИО [40]

IV. СИРИНГА [41]

V. ИФИГЕНИЯ В АВЛИДЕ [42]

АПРЕЛЬ. Вторая книга стихов. 1906–1909 [61]

СНЫ АПРЕЛЬСКИЕ

I. «Ты взманила к вешним трелям…» [62]

II. «Я блуждал в лесу родимом…» [63]

III. «Тают тайные печали…» [64]

IV. «Охотно в келье молчаливой…» [65]

V. «Присев на ветхое крыльцо…» [66]

ЛИРА ВЕКОВ

I. ГИМН АНАДИОМЕНЕ [71]

II. ЭЛЕГИЯ [72]

III. ОСТРОВ ФЕАКОВ [73]

IV. САФО [74]

V. ГЕРАКЛ НА ЭТЕ [75]

ШЕСТЬ ГОРОДОВ [86]

I. КИЕВ [87]

II.НОВГОРОД [88]

III.МОСКВА [89]

IV. ПЕТЕРБУРГ [90]

V. ГОРОД СОВРЕМЕННЫЙ [91]

БАЛЛАДА О ГРАФЕ РАВЕНСВУДЕ [93]

1908. Январь Москва

ОЧАРОВАННЫЙ РЫЦАРЬ [94]

I. ТРИ ВИДЕНИЯ [95]

II. ПОЕДИНОК [96]

III. ПРИЗНАНИЕ [97]

IV. ЗАМОК ДВУХ ПРИНЦЕСС [98]

V. ВСТРЕЧА

ЦВЕТНИК ЦАРЕВНЫ. Третья книга стихов. 1909–1912 [139]

ПРЕДИСЛОВИЕ [140]

Разбирая мою книгу «Апрель»* (Русская Мысль, 1910 г. Июнь.), Валерий Брюсов, наряду с верными замечаниями и заслуженными мной упреками, высказал несколько таких, с которыми я отнюдь не могу согласиться. Оставить их без ответа с моей стороны могло бы значить одно из двух: или что я не дорожу критическим отзывом Брюсова, 2) или что я принимаю его упреки, как заслуженные. Но: 1) мнение Брюсова всегда мне дорого, как мнение моего любимого поэта и учителя, один тот факт, что после критики Брюсова я не только не перестал писать стихи, но даже решаюсь выступить с новым сборником, показывает, что не все упреки моего критика я принимаю как заслуженные. И к таким упрекам прежде всего отношу я упрек в том, что у меня «нет своего отношения к миру», «нет определенного миросозерцания», что я «неизвестно для чего повторяю евангельские сказания» и «развиваю в терцинах довольно наивные раздумия».

Позволю себе еще раз занять внимание Брюсова моими «раздумиями» (правда, не в терцинах, а в прозе) и коснуться существенного вопроса о

поэтическом миросозерцании

. Книга стихов не должна непременно являться выражением цельного и законченного миросозерцания. По большей части, книга стихов дает нам историю развития миросозерцания, его различные этапы.

Большой ошибкой было бы принимать за философское credo каждую отдельную мысль, заключенную в сборнике стихов. Книга стихов есть исповедь поэта, история его исканий, нахождений, ошибок, падений. Объединяет все отдельные мысли и переживания, заключенные в книге стихов, только единство сознания того, кто переживает, — поэта.

И предлагаемая теперь книга далеко не во всех отделах близка мне сейчас, многие страницы читаю я как чужие. Таковы для меня отделы, где слишком чувствуется одностороннее влияние Гёте, Батюшкова и Шенье, или где я старался разработать чисто реалистические приемы в описании мелочей обыденной жизни. И там, и здесь я ставил себе чисто-художественные задачи, в соответствии с настроением того момента, и считаю себя вправе поделиться с читателем моими опытами, если не считаю их вполне неудачными. Решительно отклоняя от себя обвинение Брюсова в отсутствии всякого миросозерцания, я охотно принимаю второй его упрек: в ученическом характере моих стихотворений.

И на предлагаемую книгу смотрю я как на «ученическую», в этом ее значении нахожу и мой суд, и мое оправдание. Но у меня есть надежда, что это последняя из моих ученических книг, что на последних страницах ее уже светлеет очерк устанавливающегося миросозерцания, находящего себе свои собственные поэтические формы.

ОБРАЗ МИЛЫЙ [141]

I.ЯВЛЕНИЕ МУЗЫ

II. «Дальше, дальше ото всех…»

III. «Крепче голубой мороз…» [142]

IV. «Ты знаешь, ты знаешь: я с первого отдал мгновенья…»

V. ПЕСНЯ СЕРДЦА

РОЗЫ АФРОДИТЫ [146]

I. ПАРИС [147]

1910. 1 марта, Геленджик

II. ПОСЕЩЕНИЕ ДИОНИСА [148]

III. ВАКХАНКА [149]

IV. ВЕНЕРА И АНХИЗ [150]

V. КУПАНЬЕ НИМФ [151]

ПЕСНИ [155]

I. ЭЛЕГИЯ [156]

II. «Я лежу, зачарованный сном…»

III. «Ты порвала семьи святые узы…» [157]

IV. «Я тебя не беспокою?..» [158]

V. «Померкло театральное крыльцо…» [159]

ПОЭМЫ [161]

I. ЛЮБОВЬ ПОЭТА [162]

II. МОСКОВСКАЯ ПОЭМА [163]

III. ЕЗДА НА ОСТРОВ ЛЮБВИ [164]

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ДОМ ОТЧИЙ. Четвертая книга стихов 1913–1915 [184]

ВСТУПЛЕНИЕ [185]

7ноября 1913. Дедово

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ДОМ ОТЧИЙ

I. ПРИВЕТ НОВОМУ ИЕРУСАЛИМУ [186]

II. ЕПИСКОПУ ДИОНИСИЮ (Бывшему архимандриту в Риме) [187]

III. СВЯТОЙ МОСКВЕ [188]

1913

IV. 14 СЕНТЯБРЯ, 1913 г. (Юбилей миланского эдикта) [189]

V. ЕПИСКОПУ ТРИФОНУ, ПУТЕШЕСТВУЮЩЕМУ ЗА ГРАНИЦЕЙ [190]

1 декабря 1913

НА РУБЕЖЕ

I. ВОЛЫНЬ [200]

22 января 1914, Москва

II. ПАДУЯ [201]

III. БЕНОЦЦО ГОЦЦОЛИ [202]

IV. КРЕМЕНЕЦ [203]

V. АННЕ Н. КАМПИОНИ

ТЕНИ АНТИЧНОГО

I. ТРАХИНИЯНКИ СОФОКЛА. Пародос [207]

II. ТРАХИНИЯНКИ СОФОКЛА. Первый стасим

III. ВОСПИТАНИЕ АХИЛЛА [208]

ИТАЛИЯ [209]

ВСТУПЛЕНИЕ [210]

I.ВЕНЕЦИЯ [211]

II. БОРДИГЕРА [213]

III. РИМ [215]

IV. НЕАПОЛЬ [216]

CRURIFRAGIUM [236]

ПРЕДИСЛОВИЕ [237]

I

Красота есть разумная материя. Логос овладевает материальным хаосом, проникая его собою. Так над текучестью временных явлений, как неподвижная радуга, возникает слово-представление. Слово-представление есть разум, овладевающий чувственным материалом восприятий; в нем сочетание неизменяемости априорных данных разума с богатством признаков чувственного образа. Пока разум имманентен природе, природа жива, деятельна, гармонична. Такова была она до грехопадения; такова она теперь в произведениях искусства. Художник вкушает от златоплодного древа жизни; он дает

имена

животным.

Разум отделяется от материи, становится ей трансцендентен. Возникает слово-понятие; возникает мир чистого познания: разум не животворит более природу, но обращается на самого себя, создавая область абстрактного мышления. Как последствие такого извращения разумной деятельности, становится возможно возникновение не-разумной материи. Разум искажается, отрешаясь от конкретного содержания; материя искажается, отрешаясь от подчинения абстрактным нормам. Это — момент грехопадения. Врата Эдема затворяются; и человек, и природа подпадают под иго проклятия.

Момент возникновения слова-представления, языка изобразительного, поэзии, есть тот момент, когда над зеленой пучиной водной, из рдяного сгустка морской пены — крови древнего хаоса — возникает роза — Анадиомена, и нетленный жемчуг росного семени нисходит в цветодевственный потир утробы Марииной.

СКАЗКА О СЕРЕБРЯНОЙ СВИРЕЛИ [238]

Мишина мама уехала за границу. Она поручила Мишу старому стихотворцу, который жил в Штатном переуже. Миша и стихотворец стали вместе жить в Штатном переуже.

Мишина комната большим окном выходила во двор. Перед самым окном росло дерево. По голым веткам прыгали черные вороны, помахивая крыльями и крича: карр! карр! В Мишиной комнате было очень светло, потому что она выходила на солнце, а во дворе много лежало белого снега.

Почти весь день Миша играл на дворе. К нему приходил мальчик с чужого двора, и они вместе катались с ледяной горки. Иногда мальчик с чужого двора бил Мишу. Тогда Миша говорил, что позовет старого стихотворца и что стихотворец накажет мальчика с чужого двора.

Обедали рано, когда только начинало смеркаться. Стихотворец выходил из кабинета в халате и туфлях. После обеда он учил Мишу и показывал ему картинки.

Потом Миша играл в солдатики, на ковре, в гостиной. Иногда старый стихотворец ходил по комнате, что-то бормоча и посмеиваясь на Мишу.

СКАЗКА О АПРЕЛЬСКОЙ РОЗЕ [239]

Весна была ранняя. К половине апреля развернулись древесные листы, и сирень покрылась мелкими бутонами.

В Штатном переулке много садов. По вечерам крепко пахнет липами и тополями. Из камней пробиваются свежие кустики молодой травы. В некоторых дворах зеленеют темные лужайки.

Листья древесные — клейкие, желтовато-зеленые.

Миша весь день проводит в саду, и сам старый стихотворец выходит туда на закате. Для этого ему приходится менять свой халат на пиджачок. А то увидят соседние барышни: неловко.

Стихотворец аккуратно ходит взад и вперед по расчищенной дорожке. Иногда заговаривает с дворником. Впрочем, последнее время он больше молчит, и много пишет, затворясь в кабинете.

ЧЕРВОННЫЙ ПОТИР [240]

ТРИ ДЕВЫ [241]

— «Сласти ль тебя соблазнят? Утехи брачного ложа?

— «Жарче и чаще молись. Побеждай вожделения плоти,