В семье ее звали Фике. Полное имя было длиннее: Софья Фредерика Августа, принцесса Ангальт Цербстская. Она родилась 21 апреля (2 мая н.с.) 1729 года в Штетине, в Померании. Отец – принц Христиан Август Ангальт-Цербстский – был губернатором этого города, мать – принцесса Голштинского дома, Иоганна Елизавета. По складу характера она была авантюристкой, а по слухам числилась тайным агентом прусского короля Фридриха II. Может быть, назвать ее тайным агентом слишком грубо, но во всяком случае насколько поручений короля она выполнила – это точно. Все герцогство Ангальт-Цербстское «можно было прикрыть носовым платком», размеры его были очень невелики.

В традиции русского дома в XVIII веке было искать невесту для наследника в немецких княжествах. У императрицы Елизаветы не было детей. На роль наследника русского трона был выбран племянник: Карл Ульрих Голштинский. Мать его Анна Петровна умерла вскоре после его рождения. В этом мальчике сошлись две царствующих линии: он был сыном дочери Петра Великого Анны, а со стороны отца – внучатым племянником Карла XII. Вначале его готовили на шведский трон, он учил латынь, катехизис и шведский язык. Но Елизавета сумела настоять на своем. Карла Ульриха привезли в Россию, при крещении он получил имя Петр Федорович.

Наследник Петр был на год старше своей невесты. Ангальт Цербстская семья с восторгом приняла предложение императрицы Елизаветы. Под именем графинь Рейнбек мать и дочь тайно поехали в Россию. До срока будущий брак необходимо было держать в секрете. Невеста прибыла в Петербург 9 февраля 1744 года, имея при себе дюжину сорочек и три платья, у нее не было даже постельного белья. С этого началась история будущей Екатерины Великой.

Теперь подробнее. Политическое положение в Европе было сложным (впрочем, когда оно было иным?), поэтому к подбору невесты для наследника русского трона в Петербурге относились очень серьезно. В списке невест были английская и французская принцессы, вице-канцлер Бестужев настаивал на саксонской принцессе Марианне, дочери польского короля Августа III. Он считал, что союз России, Австрии и Саксонии умерит аппетиты Франции и Пруссии. Фридрих II тоже хотел приобщиться к свадебным делам, предложил в невесты свою сестру. Это помогло бы склонить Россию к союзу Пруссией против Австрии.

Но императрица Елизавета остановила свой выбор на четырнадцатилетней Фике, решив, что нищая и никому не известная принцесса не имеет своего лица и не сможет стать исполнительницей чьей-либо чуждой России воли. Но чуть ли не главным было то, что Софья Ангальт-Цербстская была племянницей покойного, и как казалось Елизавете, еще любимого жениха принца Карла Августа, епископа Любского. Мать Фике была родной сестрой Карла-Августа, стало быть, была, по-русски говоря, Елизавете золовкой. До свадьбы дело не дошло. Карл внезапно умер от оспы. Это было двенадцать лет назад, но какие-никакие, а считай родственные связи остались. Еще надо добавить, что золовка принадлежала к Голштинскому дому, то есть жених и невеста были двоюродными. Столь близкий брак вызвал нарекания православной церкви, но Елизавете удалось решить дело в свою пользу. И наконец, была еще очень важная причина поторопиться с женитьбой наследника. Свергнутая семья Браунгшвейгская сидела под арестом в Риге, а младенец Иван Антонович и по сию пору оставался законным государем. А ну как вторая ветвь дома Романовых захочет опять захватить трон?

О детстве Фике известно немного. Отец, принц Христиан, был на двадцать лет старше матери. Родители были лютеране. Екатерина считала, что мать образованнее и умнее отца, хотя бы потому, что она была более светской. Вот выдержки из «Записок», которые Екатерина писала уже в бытность свою императрицей. «Мне рассказывали, что так как желали сына, то вовсе не были рады, что я появилась первой; впрочем, отец высказал больше удовольствия, нежели его окружение. Мать чуть не умерла, производя меня на свет, и еще долго спустя находилась между жизнью и смертью». Через полтора года у матери родился долгожданный сын, она в нем души не чаяла, а дочь «была только терпима». Еще память детства: «…меня награждали колотушками в сердцах и с раздражением, но не всегда справедливо; я это чувствовала, однако разобраться в своих ощущениях не могла». Отца из-за его занятости Фике видела редко, он считал ее ангелом.

В 1774 году в письме к барону Гримму, который надумал посетить Штетин, Екатерина пишет: «…знайте, что я родилась в доме Грейфенгейма в Марнинском приходе, что я жила и воспитывалась в угловой части замка и занимала наверху три комнаты со сводами, возле церкви, что в углу. Колокольня была возле моей спальни. Там меня учила мамзель Кардель… Через весь этот флигель, по два или по три раза в день, я ходила, подпрыгивая, к матушке, живущей на другом конце». О своей воспитательнице и учительнице мамзель Кардель Екатерина отзывается очень тепло: «…она имела возвышенную от природу душу, развитой ум, превосходное сердце, она была терпелива, добра, весела…», дальше еще целый ворох эпитетов. Себя Екатерина никогда не считала образцом «добродетелей и благоразумия», видимо, мамзель даже по прошествии времени чем-то ее раздражала. Фике взрослела, появлялись новые учителя. Ее учили географии, истории, чистописанию, танцам. Учили плохо. Но даже плохо не учили рисованию, о чем она позднее жалела.

Какой должна быть на Руси невеста царя? Красивая, статная, сильная, ум в расчет не принимался. Главное, она должна была быть здоровой, потому что основное ее назначение – давать роду Романовых приплод. Пятнадцатилетняя Фике выглядела старше своих лет и имела отменное здоровье. Во всяком случае, таковой ее всегда описывают. Каково же было мое изумление, когда я узнала из собственноручных «Записок» Екатерины, как страшно болела она в семь лет. До этого сильно страдала от золотухи, но это не в счет. А в семь лет у нее начался страшенный кашель с постельным режимом и высокой температурой. Когда девочка, наконец, поднялась от болезни, выяснилось, что она кривобока, «скрючилась наподобие буквы Z, позвоночник шел зигзагами». Родители тщетно искали врача, который бы поправил фигуру девочки. Наконец, нашли… им оказался городской палач. Лечил он ребенка в строжайшей тайне (оно и понятно), лечил странным способом: жесткий корсет, который не снимали даже на ночь, а дальше вообще удивительная вещь: «каждое утро в шесть часов девушка натощак приходила натирать мне в постели плечо своей слюной, а потом позвоночник». Средства помогли, но Фике могла снять корсет только к десяти годам. Зато потом в бытность ее императрицей все отмечали ее стройный гибкий стан и величественный вид.