24 июня

Когда-то я умела летать. То есть мне так казалось, когда, сидя на холме над рекой или на подоконнике, я смотрела на зеленую траву под ногами или серую кожу асфальта. Хотелось развести руки в стороны, сильно оттолкнуться ступнями и понестись — сперва на бреющем, потом все выше и выше. Теперь я разучилась так думать, так мечтать. Что осталось от той девочки с распахнутыми глазами и вечно задранной вверх головой? Порой я так засматривалась на звезды или облака, что падала на ровном месте и разбивала коленки или лицо.

Сегодня мой день рождения. Мик сказал, что это прекрасный повод задуматься о собственной жизни. Я редко с ним соглашаюсь, но на этот раз, похоже, он прав.

Итак, сегодня мне стукнуло двадцать три. Это не настолько критическая дата, чтобы закопаться в нечто глобальное типа смысла жизни или иллюзорности всего сущего, но в то же время — приличный срок, чтобы подвести какие-то итоги.

Сегодня я в гордом одиночестве пью хорошее красное вино. Любуюсь, как оно переливается в бокале всеми оттенками рубинового. Мик сидит на подоконнике с сигаретой. Он никогда не пьет и почти всегда курит. Он — друг детства. Единственный друг. Когда мы познакомились, он был щуплым и большеухим, а вырос, можно сказать, в красавца. Большие строгие глаза, серо-голубые, почти прозрачные. Оттопыренные уши теперь закрыты светлыми волосами до плеч. Не портят впечатления даже ассиметричный рот, словно ласково усмехающийся чему-то, и шрам на левой скуле. В общем, если бы девчонки нашего областного центра увидели его, влюбились бы поголовно. Но его никто не видел и не увидит, кроме меня. Он — моя шизофрения, выдумка, раздвоение личности. Не знаю, как обозвать точнее, но я смирилась со своим сумасшествием и научилась вести себя так, чтобы окружающие не замечали, что с головой у меня не все в порядке.