Луна здесь не такая, как у нас. Не луна — лунища, на которой прекрасно виден весь рельеф, моря и материки — разве только кратеров не разглядеть! И звезды крупные, будто на них, как на исполинских золотых гвоздях держится густо-синий бархат ночного небосвода. Может быть именно потому существует древнее алтайское поверье, что все мирозданье держится на четырех звездах?.. У нас, в привычно-родимой среднерусской полосе, такого неба не бывает даже в самые ясные и умытые ночи. У нас звездочки мельче, будто с трудом протискивают лучики света сквозь толщу земной атмосферы.

Когда-то давным-давно я уже видел такое же близкое и непривычно бархатистое глубокое, усыпанное мириадами звезд, небо. Бесконечно давно и не менее бесконечно далеко отсюда. Будто на другой планете, с которой я прилетел сюда вместе с очаровательным беспомощным Маленьким Принцем, будто все это было в какой-то иной, не мною прожитой жизни. То небо надо мной сияло крупной россыпью звезд на другом конце нашего земного шарика, в Афганистане. Именно там оно меня впервые поразило своей бездонной глубиной.

Ну а рубежом между тем, среднеазиатским, небом и похожим на него небом нынешним пролегла студеная Сибирь, где небо тоже другое, не такое, как там или тут. Да и не то, какое было дома, в Подмосковье. Правда, на то, сибирское, небо мне доводилось смотреть нечасто — под недремлющим оком лагерной охраны бесконечностью не залюбуешься.

Удивления достойно: окружает наш крохотный мирок одна и та же атмосфера. 60 процентов азота, пятнадцать кислорода, толика углекислого газа и других примесей, замкнутая спасительным для всего живого и в то же время таким ранимым озоновым слоем — а свет звезд пробивается на разных широтах по-разному.

Идти мне было попросту некуда. Вообще. На всем огромном белом свете, на котором Господь Бог выделил каждой твари хоть какой-нибудь уголок обитания, только для меня одного не имелось закуточка, где меня бы ждали, где меня бы приютили, где я был бы хоть кому-нибудь нужен.

Не знаю, может быть, допускаю, для кого-то такое положение — привычное состояние. Для меня же… Как и объяснить-то не знаю… Просто еще никогда в моей жизни так не бывало, чтобы я не знал, куда направить свои стопы. Разве что в далеком детстве, которое по старой привычке именуется босоногим. Впрочем, даже не так, я и тогда тоже куда-то шел, к чему-то стремился, хотя бы велениям отца-матери подчинялся… А теперь…

Я бездумно стоял в бестолковой привокзальной толчее и глядел на бурлящую передо мной жизнь. Непривычную, незнакомую, чужую и чуждую, неприветливую. Жизнь, которая, в свое время отторгнув меня, по большому счету, сейчас мне была безразлична. И которой на меня, отдавал полный отчет, тоже было попросту наплевать.

Я словно бы сидел в темном зале кинотеатра и со стороны наблюдал на текущую мимо чужую жизнь.

К подобным бесконечным спорам у меня, должен признаться, двоякое отношение. С одной стороны, вроде бы и разговор по теме, и что-то новое иной раз для себя узнаешь. Ну а с другой — надоела все та жвачка бесконечная, тягомотина словесная. В самом деле, сколько можно одну и ту же тему обмусоливать? Послушаешь иных наших ребят, так всерьез начинаешь думать, что они и в самом деле считают Россию и славянский мир в целом — единственной подлинной родиной слонов.

…Вот и сегодня поначалу ребята тихо-мирно резались в карты. Тут это дело привычное, карты. Причем, ладно бы играли во что-то умное, в преферанс, например, или в кинг. Нет же: «очко», «бура», да «сека». Игры для зеков, да для дебилов, и смысл в этих играх состоит только в том, кому больше повезет, да кто кого ловчее объегорит. Срезаться в «дурака» — это для них уже верх интеллекта. Просаживают тут друг другу все свои капиталы от нечего делать.

Смешно: было бы что просаживать… А, может, потому и просаживают, что ни у кого нечего нет? Говорят, наемники, которые воюют по ту сторону, получают по 2000 немецких марок в месяц — здесь почему-то всегда ориентируются не на американские «баксы», а именно на дейч-марки. Так, думаю, наемник, повоевав месяцев несколько, не станет ставить на кон все свои сбережения, потому что ему ЕСТЬ что ставить. Ну а нам, добровольцам из России и СНГовии, платят, как и своим солдатам, по 20 марок, иногда чуть побольше, но не кардинально больше. Перевести на российские рубли по курсу — даже пообедать толком не сможешь… Так за что тут держаться? Хоть весь год провоюй — такие копейки получишь, что и домой-то везти нечего.

Сегодня первыми завелись казаки. Наверное, картежная фортуна от них отвернулась. Хотя они часто первыми заводятся, взрывные очень.

После вчерашнего дождя солнце, казалось, решило наверстать упущенное и поскорее восстановить свои права на погоду. Оно пронзало своими толстыми золотыми лучами комнату насквозь, которые, отражаясь от полированных поверхностей мебели, одновременно ярко выделяя на них каждую пылинку, дробилось, разбрасывая блики, в граненом стекле «стенки».

И, как я ни старался не обращать внимания на буйство золотого света, у меня получалось это с трудом. И это слегка раздражало. Вернее, это сильно раздражало, однако я понимал, что проявлять раздражение не следует, а потому тщательно запрятал нервы внутри, сжал их в кулак, да еще и пригрозил: попробуйте только прорезаться!..

Разговор явно не клеился.

— И как ты себе, это самое, все это мыслишь?