Луна здесь не такая, как у нас. Не луна — лунища, на которой прекрасно виден весь рельеф, моря и материки — разве только кратеров не разглядеть! И звезды крупные, будто на них, как на исполинских золотых гвоздях держится густо-синий бархат ночного небосвода. Может быть именно потому существует древнее алтайское поверье, что все мирозданье держится на четырех звездах?.. У нас, в привычно-родимой среднерусской полосе, такого неба не бывает даже в самые ясные и умытые ночи. У нас звездочки мельче, будто с трудом протискивают лучики света сквозь толщу земной атмосферы.

Когда-то давным-давно я уже видел такое же близкое и непривычно бархатистое глубокое, усыпанное мириадами звезд, небо. Бесконечно давно и не менее бесконечно далеко отсюда. Будто на другой планете, с которой я прилетел сюда вместе с очаровательным беспомощным Маленьким Принцем, будто все это было в какой-то иной, не мною прожитой жизни. То небо надо мной сияло крупной россыпью звезд на другом конце нашего земного шарика, в Афганистане. Именно там оно меня впервые поразило своей бездонной глубиной.

Ну а рубежом между тем, среднеазиатским, небом и похожим на него небом нынешним пролегла студеная Сибирь, где небо тоже другое, не такое, как там или тут. Да и не то, какое было дома, в Подмосковье. Правда, на то, сибирское, небо мне доводилось смотреть нечасто — под недремлющим оком лагерной охраны бесконечностью не залюбуешься.

Удивления достойно: окружает наш крохотный мирок одна и та же атмосфера. 60 процентов азота, пятнадцать кислорода, толика углекислого газа и других примесей, замкнутая спасительным для всего живого и в то же время таким ранимым озоновым слоем — а свет звезд пробивается на разных широтах по-разному.

Идти мне было попросту некуда. Вообще. На всем огромном белом свете, на котором Господь Бог выделил каждой твари хоть какой-нибудь уголок обитания, только для меня одного не имелось закуточка, где меня бы ждали, где меня бы приютили, где я был бы хоть кому-нибудь нужен.

Не знаю, может быть, допускаю, для кого-то такое положение — привычное состояние. Для меня же… Как и объяснить-то не знаю… Просто еще никогда в моей жизни так не бывало, чтобы я не знал, куда направить свои стопы. Разве что в далеком детстве, которое по старой привычке именуется босоногим. Впрочем, даже не так, я и тогда тоже куда-то шел, к чему-то стремился, хотя бы велениям отца-матери подчинялся… А теперь…

Я бездумно стоял в бестолковой привокзальной толчее и глядел на бурлящую передо мной жизнь. Непривычную, незнакомую, чужую и чуждую, неприветливую. Жизнь, которая, в свое время отторгнув меня, по большому счету, сейчас мне была безразлична. И которой на меня, отдавал полный отчет, тоже было попросту наплевать.

Я словно бы сидел в темном зале кинотеатра и со стороны наблюдал на текущую мимо чужую жизнь.