Во всем, что касается музыки, свое составляет у нас какое-то необыкновенное исключение, его у нас почти вовсе нет. Концерты и опера, сочинения и сочинители, капельмейстеры и учителя, певцы и музыканты — все чужое. Мы до того привыкли к этому порядку вещей, что никогда не чувствуем его постыдности, ничуть не помышляем о его перемене. Если иной раз и является что-нибудь свое, то мы либо его знать не хотим, либо добродушно смешиваем со всем, что взято у других на прокат. Действительную самостоятельность мы различаем всего труднее и реже.

Школа, которую основал недавно Г. Я. Ломакин, такое явление, которого у нас никогда еще не бывало. Никто не думал о действительном музыкальном воспитании нашего народа, никто еще не раскрывал ему настежь двери, никто не посвятил ему всего своего времени и таланта. Но вот теперь существует Бесплатная музыкальная школа; в несколько месяцев она уже в состоянии давать такие концерты, которые признаны всеми за превосходные, — это факты, которых не забудет история и которых она никогда не смешает с множеством других, ничтожных или маловажных музыкальных явлений современности. Что же наша публика?

Правда, оба концерта новой музыкальной школы имели огромный успех, и при этом произошло все, что обыкновенно служит признаком удовольствия, внимания и даже сочувствия публики: была и полная зала, были и бесконечные вызовы, было и упорное требование повторить иные пьесы, была и поднесенная капельмейстерская палочка, были и похвалы газет — все было. Но что же дальше? Ничего, как всегда. Публика осталась довольна на эти разы, останется довольна и вперед. Пусть в будущем году или, пожалуй, еще много лет сряду повторяются такие же точно концерты: всякий раз будет опять в зале много народу, все опять придут в искренний восторг и выскажут его в бесконечных рукоплесканиях. Но ведь так было много раз и прежде. Г. Я. Ломакин уже и прежде нынешнего года являлся перед публикой с удивительным хором, им составленным и выученным. Но что же из этого? Кроме приятно проведенного вечера, тут не выходило никаких результатов, ни последствий. Ни понятия, ни вкусы, ни требования музыкальные ни на волос не изменились. Значит, публике, в сущности, до всего этого дела нет: не вздумай г. Ломакин давать еще новые концерты, никто о них и не вспомнит, никогда о них и помину не будет. Значит, на публику нечего и рассчитывать: кроме ее присутствия и одобрения, от нее нечего ожидать. Надо, чтоб школа сама собой шла к настоящей своей цели, чтоб ей было совершенно ясно, что она такое, на что она нужна и какие ее задачи. Может быть, лег 30 уже существует у нас мастерское учительство Г. Я. Ломакина. Кто в эти годы не перебывал в его классах или под его управлением! Сколько прошло через эти классы людей всех сословий и возрастов! Не совершилось ли от того какое-нибудь музыкальное развитие у нас, подвинулось ли у всех этих людей художественное понимание, разнеслись ли вместе с ними то целой России зерна для будущих всходов? Нет, в 30 лет они ничего не произвели, ничего не посеяли и не вырастили. Разве не то же самое ожидает и нынешнюю школу?

Мы необыкновенно способны к музыке; нынешние концерты новой школы отлично доказывают это.

В несколько месяцев у нас способен вдруг образоваться такой хор, на который в других местах нужно было бы, может статься, несколько лет. Он послушно и талантливо повинуется мастерской руке, которая берется им управлять, он готов все выполнить, готов дойти до всякого совершенства, но — отнимись управляющая рука, всему тотчас же конец, все исчезает. Он отличное орудие, но надо, чтоб он был в чьих-нибудь руках; сам по себе он и нем, и бесплоден. Перестань сегодня Г. Я. Ломакин быть во главе такого хора, брось он музыкальную школу, завтра же и хор, и школа пропадут, как все у нас пропадает, где нет одного человека, решившегося взять все в свои руки и все вести. Завтра же и от хора, и от школы не останется никакого следа, точно их никогда не бывало.

Все статьи и исследования, написанные Стасовым до 1886 года включительно, даются по его единственному прижизненному «Собранию сочинений» (три тома, 1894, СПб., и четвертый дополнительный том, 1906, СПб.). Работы, опубликованные в период с 1887 по 1906 год, воспроизводятся с последних прижизненных изданий (брошюры, книги) или с первого (газеты, журналы), если оно является единственным. В комментариях к каждой статье указывается, где и когда она была впервые опубликована. Если текст дается с другого издания, сделаны соответствующие оговорки.

Отклонения от точной передачи текста с избранного для публикации прижизненного стасовского издания допущены лишь в целях исправления явных опечаток.

В тех случаях, когда в стасовском тексте при цитировании писем, дневников и прочих материалов, принадлежащих разным лицам, обнаруживалось расхождение с подлинником, то вне зависимости от причин этого (напр., неразборчивость почерка автора цитируемого документа или цитирование стихотворения на память) изменений в текст Стасова не вносилось и в комментариях эти случаи не оговариваются. Унификация различного рода подстрочных примечаний от имени Стасова и редакций его прижизненного «Собрания сочинений» 1894 года и дополнительного IV тома 1906 года осуществлялась на основе следующих принципов:

а) Примечания, данные в прижизненном издании «Собрания сочинений» Стасова с пометкой «В. С.» («Владимир Стасов»), воспроизводятся с таким же обозначением.