Ричард Стеттон остановился у первого поворота на главную улицу, освещенную слабым блеском луны, посмотрел направо, налево.

Все увиденное им за последний час заставило его не раз пожалеть о том, что он приехал в Фазилику; он проклинал жадное юношеское любопытство, которое привело его сюда.

Сточные канавы, полные крови; безумные глаза упивавшихся победой турок, которые избивали мужчин, женщин и детей, опустошали их карманы, грабили дома; жалкое малодушие небольшого гарнизона, обязанного защищать городок и его жителей. Все это наполняло Стеттона нарастающим отвращением и вызывало в нем страстное желание бежать, бежать как можно дальше от картин и звуков этой ужасной ночи.

Он стоял, окруженный со всех сторон страшным грохотом и суматохой разграбляемого города, и гадал, в какую сторону повернуть, когда вдруг удивлен был и напуган новыми звуками; нарастая, они вскоре перекрыли все остальные звуки вокруг.

Это гудел колокол, его дикие, беспорядочные удары, казалось, вторили крикам страдания и отчаяния, носившимся над улицами из конца в конец города.

На следующее утро улицы Фазилики являли собой немое свидетельство опустошения, произведенного солдатскими грабежами прошедшей ночью. Хорошо еще, что командующий турецкими силами сурово и решительно приостановил деятельность своих победоносных войск, иначе они сровняли бы с землей этот небольшой город.

Повсюду висели на петлях разбитые окна и двери; улицы были усыпаны мусором и домашней утварью, брошенной в спешке солдатами, опасавшимися после приказа о прекращении грабежей наказания своего генерала. На тротуарах здесь и там растеклись большие бурые лужи, как свидетельство неудавшегося сопротивления кого-то из горожан; в деловой части города многие дома были разрушены или повреждены огнем.

К этим последним принадлежал и женский монастырь, полностью опустошенный. То, что от него осталось, представляло собой каменный скелет, выглядевший еще более мрачно в лучах утреннего солнца.

Но вид разрушенного монастыря скорее обрадовал Стеттона, чем опечалил. Он стоял на углу узкой улицы, как раз напротив забранного решеткой окна, в которое влез и через которое бежал накануне вечером.

Полчаса тому назад он оставил Алину Солини и Виви Жанвур в доме, где они нашли убежище от солдат, с целью установить., может ли монастырь принять их обратно. Было очевидно, что не может. Удовлетворенная улыбка появилась на лице Стеттона. Его приключение, сказал он себе, не закончилось волнениями прошедшей ночи.