Могла ли подумать сотрудница пресс-центра УВД Катя Перовская, что самая обыкновенная сауна может стать настоящим видением ада. Еще бы — четверо повешенных молодых мужчин покачиваются над бассейном. Даже у видавшего виды начальника «убойного» отдела Никиты Колосова от такого зрелища по спине побежали мурашки. А человек с ножом в груди, найденный на кладбище неподалеку? А фотография, где группа изысканных дам и господ сидит за роскошно сервированным столом, в центре которого лежит труп в смокинге? Нет сомнений — все это звенья одной цепи, но куда, в какие дебри человеческих страстей ведет эта цепь? Что за темное пламя бушует там и требует все новых и новых жертв? Вопросы, вопросы, вопросы… А ответ, как всегда, неожиданен и… жуток.
Глава 1. КАНИСТРА С БЕНЗИНОМ
Автострада давно осталась далеко позади. Луна дробилась и таяла на лобовом стекле — сеял мелкий частый дождик. Человек, сидевший за рулем, выключил «дворники». Выключил зажигание. Надо было выходить из машины под дождь. Вставать и идти. Бежать во весь дух, спотыкаться о корни в темноте ночи, раздвигать руками ветки мокрых кустов, ощупью искать дорогу, оступаться, попадая неловкой ногой в ямы и рытвины. Надо было очень спешить.
Но человек за рулем не двигался с места. Смотрел на лобовое стекло, на застывшие «дворники», на луну — там, далеко, высоко и близко, очень близко, здесь, перед самым взором. Он думал о том, что ему делать. И как при этом остаться живым. А еще он думал о том, что его новые итальянские ботинки совсем непригодны для скитаний в дождь по заброшенному кладбищу.
В ночи ухнула сова. Человек за рулем вздрогнул — сова ли это? Ведь он, всю жизнь проживший в городе, никогда не видел и не слышал сов въяве, только по телевизору. Он вообще, оказывается, слишком мало видел и слышал и толком не представлял себе реальности. И от этого прежнего инфантильного «непредставления» сейчас, здесь можно было сойти с ума. Просто рехнуться — от собственной глупости, слепоты, непонимания очевидного. Человек открыл дверь машины, вылез, сунулся в багажник. Достал увесистый ломик — единственное свое оружие самообороны. Крепко сжал, чтобы почувствовать холод металла и его тяжесть. Если потребуется, он без колебаний сокрушит этим ломом, этой святой палицей череп любому, кто нападет, кто попытается его остановить.
А остановить его попытаются. Всеми доступными способами — это он знал. Ведь для них, для тех, за кем он мчался вдогонку по ночной автостраде, сейчас слишком многое поставлено на карту. А для него? Что поставлено на его карту? И какая именно это карта?
Он достал из багажника заранее заготовленную пятилитровую канистру с бензином. Проверил в нагрудном кармане рубашки зажигалку. Что, если она подведет в самый последний момент? Огонь не вспыхнет в ночи, не охватит жадным пламенем то, что должно быть сожжено и уничтожено. Немедленно уничтожено, едва лишь будет выкопано из этой влажной, жирной, тысячи раз удобренной органикой кладбищенской земли. Надо было бы еще захватить с собой и спички — на всякий случай, для подстраховки. Но он об этом не подумал и сейчас, стоя под дождем в странной скованной нерешительности, отчаянно ругал себя за этот промах. Ругал так, словно от этого зависело все.
Глава 2. БРАГИН
Время, время — что это такое? Песок, ускользающий сквозь пальцы, прошлогодний снег, дождик четверга, рак на горе, посылающий громким трехэтажным свистом всех подряд в даль светлую. Это та самая дырка от бублика. Тот самый след на берегу, смытый волной. Лицо без морщин и подтяжек, не изуродованное вторым подбородком. Темя без плеши. Совесть без пятен. Победа без поражений. Память без снов о прошлом, без портящих кровь полночных терзаний о том, как должно было быть, но не получилось.
Не получилось что? Жизнь? Карьера? Успех? Стержень, который все крепко держал и вдруг в одночасье крак! — и сломался.
И все полетело вверх тормашками — под откос, подгоняемое пинками времени, — все быстрее, все ниже, все безнадежнее. И как положить этому конец? Что сделать, что предпринять? Покончить со всем разом одним выстрелом в висок? Или сделать над собой усилие, не стрелять, а попытаться… только лишь попытаться, попробовать… попробовать повернуть время вспять и пробить собственной бессмертной душой брешь в его тягучей вечной структуре. Брешь, что станет лазейкой в прошлое, податливое, как глина, подвластное переменам.
Надо сказать, что за свои тридцать семь неполных нот Антон Петрович Брагин никогда, ни единого дня не увлекался философией. В институте, перед экзаменами, как и все студенты времен развитого социализма, конечно же, почитывал конспекты с чахлыми выкладками из классиков марксизма, мог кое-что в двух словах вспомнить и про господина Гегеля, и про господина Канта, даже помнил, что жили. Были такие на свете Аристотель с Платоном и чему-то там учили под ясным солнцем Древней Эллады, пачками превращая варваров неумытых в эллинов просвещенных. Знал он, естественно понаслышке, и о теории относительности, но никогда не имел желания докопаться до ее сути. А о времени как о категории судил только по наручным часам — дорогим, престижным, естественно, фирмы «Ролекс». Вот секундная стрелка чинно описала полный круг, и время, значит, того, пошло, отсчитывая вехи рабочего дня — долгого, напряженного, сумасшедшего, суперудачного в смысле капиталовложений и прибыли.
