Тишину кабинета нарушало стаккато старой пишущей машинки. В углу, где работал Билл Тигпен, висело облачко голубоватого дыма. На столе пластиковые чашки с кофе в опасной близости к краю стола, полные пепельницы. Сдвинутые на темя очки, напряженное лицо, голубые глаза, вчитывающиеся в текст. Скорее, скорее… Взгляд через плечо на неумолимо тикающие настенные часы… Билл печатал, словно понукаемый таящимися где-то рядом демонами. Его седеющие каштановые волосы были в беспорядке, доброе, исполненное благородства лицо гладко выбрито. Он не был красивым мужчиной в прямом смысле этого слова, но производил впечатление человека сильного, привлекательного, достойного внимательного взгляда, человека, с которым хочется общаться. Но, конечно, не сейчас, когда он стонал, вновь и вновь поглядывая на часы, и заставлял свои пальцы еще быстрее бить по клавишам машинки. Наконец наступила тишина. Быстро сделав несколько исправлений ручкой, он вскочил и сгреб то, над чем работал на протяжении семи часов, с пяти утра. Скоро час дня… скоро эфир… Он пулей пролетел по кабинету, рывком распахнул дверь, пронесся мимо стола секретарши, словно бегун на олимпийской дистанции, стремглав промчался по холлу, стараясь не наталкиваться на людей, не обращая внимания на удивленные взгляды и Дружеские приветствия, затем постучал в дверь и, когда она слегка приоткрылась, просунул пачку листов с только что внесенными исправлениями.

Это была знакомая процедура. Она происходила раз, два, иногда три или четыре раза в месяц, когда Билл решал, что ему не нравится, как развивается сюжет его детища — самого популярного дневного телесериала. Как только Билла посещали сомнения, он задумывался, потом писал один-два отрывка, переворачивал все с ног на голову и тогда был счастлив. Агент называл Билла самой беспокойной мамашей на телевидении, но при этом, конечно, понимал, что никто из сценаристов не может с ним тягаться. Билл Тигпен обладал безотказным чутьем на такие сюжетные повороты, которые поддерживали интерес к его сериалу. Оно пока ни разу не подводило.

«Ради жизни стоит жить» неизменно был популярнейшим дневным сериалом американского телевидения. В свое время Вильям Тигпен взялся за него ради заработка, когда, будучи молодым драматургом, бедствовал в Нью-Йорке. Сначала родилась концепция, потом сценарий первой серии. В тот момент у Билла был промежуток в работе над пьесами, которые он писал для третьеразрядных театров. Тогда он был пуристом — ставил театр превыше всего. Был женат, жил в Сохо и чуть ли не голодал. Его жена, Лесли, танцевала на сценах Бродвея, однако, забеременев их первенцем, тоже потеряла работу. Поначалу Билл посмеивался над иронией судьбы, которая заставила его взяться за «мыльные оперы». Но по мере того как он сражался со сценарием, шутки уступали место одержимости. Он обязан был это одолеть… ради Лесли… ради их ребенка. И, по правде говоря, эта работа ему нравилась. Даже очень. Да и телекомпания была довольна тем, что он сочинил. Они пришли в полный восторг. Малыш, Адам, и телесериал родились почти одновременно. Первый оказался замечательным девятифунтовым мальчуганом с голубыми, как у отца, глазами и ореолом золотистых кудряшек на головке. Второй прошел пробным показом в летние месяцы, сразу набрав высокий рейтинг и вызвав своим исчезновением в сентябре бурю недовольства зрителей. Через два месяца «Ради жизни стоит жить» вернулся на экраны, а перед Биллом Тигпеном открывалась перспектива стать создателем самого популярного дневного телесериала всех времен. Потом наступила пора серьезного выбора.

Написанные им первоначальные эпизоды так понравились актерам и режиссеру, что карьера драматурга вскоре была забыта. Его животворным эликсиром стало телевидение.

Биллу предложили за сюжет уйму денег. Он мог бы спокойно жить на проценты и писать дома пьесы. Но к тому времени сериал стал для него вторым ребенком, он не мог бы заставить себя бросить его, а тем более продать. Все придуманное Билл представлял себе реально и придавал большое значение затронутым темам. Он словно беседовал со зрителем о жизни, разочарованиях, гневе, печали, победах, восторгах, любви, красоте, делился самым сокровенным. Сериал нес людям надежду, свет — такова была идея главной сюжетной линии, положительными были и главные герои. Конечно, в нем присутствовали и отрицательные персонажи, но в конце концов побеждали не они. Детище Билла обладало некой принципиальной цельностью, чем и снискало себе множество верных почитателей, оно отражало суть своего творца — его жизнелюбие, порядочность, доверчивость, доброту, наивность, интеллигентность, склонность к творчеству. И Билл любил свой сериал почти так же, как любил Адама и Лесли.

Отъезжая от супермаркета, Адриана Таунсенд думала о муже, который ждал ее дома. Она не видела его целых четыре дня — Стивен уезжал в командировку в Сент-Луис. Он был одним из ведущих сотрудников известного рекламного агентства, и Адриана знала, что в будущем, если захочет, он может стать директором лос-анджелесского отделения агентства. К тридцати четырем годам он прошел долгий путь, скромно начинавшийся на Среднем Западе. Достигнутый успех много для него значил, Адриана это понимала. Стивен ненавидел все, что ассоциировалось с бедностью, его детством и Средним Западом. Он считал, что шестнадцать лет назад его спасла стипендия Университета Беркли. Он специализировался по средствам массовой информации, как и Адриана, которая тремя годами позже поступила в Стенфордский университет. Ее страстью было телевидение, Стивен же с самого начала влюбился в рекламное, дело, сразу после выпуска устроился работать в агентство в Сан-Франциско, потом посещал вечерний факультет бизнеса и получил степень магистра-управленца в бизнесе. Никто не сомневался, что Стивен Таунсенд будет любой ценой стремиться к успеху. Он относился к тем, кто планирует все до мельчайших деталей и добивается своего. В жизни Стивена не было случайностей, ошибок, просчетов. Он часами рассказывал Адриане о клиентах или новых рекламных проектах, она же порой изумлялась его решительности, энергии, отваге. Жизнь Стивена не была устлана розами. Его отец был рабочим на автомобтаьном заводе в Детройте, имел пятерых детей — трех дочерей и двух сыновей. Старший брат Стивена погиб во Вьетнаме, а сестры тяготели к домашнему очагу и даже не задумывались о колледже. Две из них вышли замуж, не достигнув двадцати лет, и, конечно, сразу забеременели. Старшая сестра вышла замуж в двадцать один год, а к двадцати пяти уже имела четырех детей. Ее муж, как и отец, был рабочим на автозаводе, и когда произошла забастовка, с деньгами стало совсем туго. Это была жизнь, которая снилась Стивену в кошмарных снах, он редко говорил с кем-либо о своем детстве. Только Адриана знала, как ненавистны ему были эти воспоминания и как ненавидел он свою родню. Он не был в Детройте с тех пор, как уехал учиться, и последние пять лет вообще не поддерживал отношений с родителями. Как-то, когда после служебной вечеринки Стивен был под хмельком, он признался жене, что просто не может больше говорить ни с отцом, ни с матерью, потому что ненавидит их бедность и отчаяние, ненавидит выражение постоянной печали в глазах матери. Адриана пыталась ему объяснить, что мать, видно, их всех очень любила и расстраивалась оттого, что не в состоянии удовлетворить все потребности своих детей, особенно младшего — честолюбивого, целеустремленного Стивена.

— Я не думаю, что она кого-то любила, — с горечью замечал на это Стивен. — Если у нее и остались какие-то чувства, то только к отцу… Знаешь, она даже забеременела в тот год, когда я уехал. Ей было тогда под пятьдесят… Слава Богу, дело кончилось выкидышем.

Адриана сочувствовала матери Стивена, но давно перестала защищать свекровь. Было очевидно, что у Стивена с ними нет больше ничего общего и даже говорить о них ему неприятно. Время от времени Адриана задавалась вопросом: что бы подумали свекры, увидев сына теперь? Стивен был привлекателен, спортивен, хорошо образован, умен, уверен в себе, порой даже несколько нагловат. Хотя Адриане всегда нравились его энергия, честолюбие, целеустремленность, напористость, она порой все же желала, чтобы эти качества были несколько мягче, и временами шутила, что муж похож на кактус. Он со всеми сохранял дистанцию и никому не позволял лезть к себе в душу.

Они были супругами почти три года, брак им обоим пошел на пользу. Стивен стремительно продолжал подниматься по служебной лестнице. За двенадцать лет, прошедших с окончания колледжа, он успел поработать в трех различных рекламных агентствах и приобрел в отрасли репутацию человека умного, специалиста своего дела, поступающего зачастую безжалостно: перехватывал клиентов у друзей, переманивал у других агентств, Это иногда выходило за рамки честной игры. Но его агентство никогда не было внакладе от подобных маневров, и он сам тоже. Фирма росла день ото дня, а с ней росло и положение Стивена.

Адриана сознавала их несхожесть, но уважала мужа за упорство, поскольку даже по тому немногому, что ей было известно, понимала, как трудно ему давались первые шаги. Ее старт был совершенно другим. Адриана выросла в Коннектикуте, в обеспеченной семье, всегда посещала только частные школы и имела одну лишь старшую сестру, с которой виделась теперь редко. Впрочем, в последнее время она отдалилась и от своих родителей, хотя те каждые пару лет приезжали в Калифорнию навестить ее. Но здесь все слишком отличалось от привычной для них размеренной жизни, кроме того, в последний приезд родители Адрианы не поладили со Стивеном. Тот действительно был с ними бестактен: открыто критиковал тестя за его светские замашки. Отец Адрианы никогда не стремился сделать большую карьеру. Он был адвокатом, рано вышел на пенсию и преподавал в близлежащем юридическом колледже. Адриану смутило, что Стивен буквально подверг его допросу, она пыталась объяснить, что у мужа такая манера, и делает он это не со зла. Однако после их возвращения позвонила сестра Адрианы, Конни, и обругала ее за поведение Стивена. Она возмущалась, как Адриана могла «позволить ему так с ними поступить».