Изабель Форрестье смотрела из окна спальни на раскинувшийся внизу сад. В этом доме, который располагался в седьмом округе Парижа, на улице Гренель, они с Гордоном прожили больше двадцати лет, здесь родились их дети. Здание, построенное еще в восемнадцатом веке, было похоже на подкову, внутри которой располагался просторный внутренний двор, отделенный от улицы внушительными бронзовыми воротами. Изабель любила этот старый красивый дом с его высокими лепными потолками и темными паркетными полами. Здесь все блестело и сияло. Образцовая хозяйка, Изабель мягко, но настойчиво требовала от домочадцев идеального порядка. В тщательно ухоженном саду росли белые розы, считавшиеся одними из лучших в Париже. В доме было немало антикварных вещей, которые они с Гордоном собирали многие годы; кое-что досталось Изабель и от ее родителей.

Вздохнув, она отвернулась от окна. Предстоящий отъезд из Парижа вызывал у Изабель противоречивые чувства. Конечно, она так редко куда-то выезжает, что грех не воспользоваться представившимся случаем, но все равно из-за Тедди она чувствует себя виноватой.

Дочь Изабель, Софи, днем раньше уехала с подругами в Португалию. Девочке восемнадцать лет, осенью начинает учиться в университете. Изабель же от поездок уже четырнадцать лет удерживал ее сын, Теодор. Он родился на три месяца раньше срока, с дефектом легких, а это, в свою очередь, сказалось и на сердце. Тедди никогда не ходил в школу, большую часть времени оставался прикованным к постели, а по дому в основном передвигался в инвалидной коляске. В хорошую погоду Изабель вывозила его в сад, где он в зависимости от самочувствия или немного гулял, или просто сидел в коляске. Однако дух мальчика оставался несломленным. Когда его мать входила в комнату, глаза Тедди оживлялись. Он с удовольствием с ней разговаривал, часто даже шутил. Между матерью и сыном существовала неразрывная связь, временами ей казалось, что у них одна душа. Изабель часами беседовала с мальчиком, читала ему, молча держала в объятиях, когда он был слишком слаб, чтобы говорить, и в любой момент могла заставить его смеяться. Он видел мир ее глазами и напоминал ей крошечную хрупкую птицу со сломанными крыльями.

Они с Гордоном консультировались с врачами насчет пересадки сердца и легких, которые делали в Штатах, но доктора единодушно пришли к мнению, что мальчик вряд ли выдержит такую операцию и даже саму поездку. Поэтому мир Теодора ограничивался пределами дома на улице Гренель, а все его общество составляли мать и сестра, поскольку отец в присутствии Тедди чувствовал себя неуютно.

Из-за сына Изабель оставила всех своих подруг и прежние занятия, по существу, вообще отказалась от каких-либо собственных интересов. Тедди стал смыслом ее жизни. Правда, его сестре Софи из-за этого недоставало материнского внимания, но она не жаловалась и продолжала относиться к матери с любовью и теплотой. Казалось справедливым, что Тедди достается все внимание Изабель, поскольку от этого зависела его жизнь. В последние четыре месяца Теодору стало лучше, что дало его матери возможность предпринять долгожданную поездку в Лондон – по предложению Билла Робинсона.

Билл Робинсон нетерпеливо поглядывал на таможенника – он спешил. Получив чемодан, на что потребовалось всего несколько минут, он направился к водителю из «Клэриджа», который скромно стоял в сторонке.

В этой гостинице Билл останавливался на протяжении тридцати лет – всякий раз, когда бывал в Лондоне, – и убедил Изабель тоже там поселиться. Отель славился своими традициями и считался лучшим в городе, возможно, Билла привлекало еще и то, что там его встречали как дорогого гостя.

Положив в багажник лимузина чемодан и кейс, водитель исподтишка окинул высокого, уверенного в себе американца оценивающим взглядом. Светящиеся добротой синие глаза, когда-то светло-песочные, а ныне седеющие волосы, мужественное лицо с квадратным подбородком. Одет хорошо, но без претензий – серые брюки, спортивная куртка, синяя рубашка и в тон – галстук от Гермеса, сверкающие черные туфли. А когда пассажир развернул газету, чтобы почитать в дороге, стали видны наручные часы «Патек Филипп» – давний подарок Синди. Женщина еще отметила бы, какие красивые у него руки. Вообще во всем облике Билла чувствовалась некая неброская элегантность, которая неизменно привлекала взгляд. Хотя Билл Робинсон предпочитал оставаться в тени и вовсе не стремился к известности, да и в интересах дела часто бывало необходимо остаться незамеченным.

Эта черта характера сближала его с Изабель. Когда на нее обращались взгляды присутствующих (что, кстати сказать, бывало нередко), она смущалась и чувствовала себя свободно только в приватной беседе, один на один, – как вот с ним, Биллом. Он высоко ценил ее откровенность. Она делилась с ним своими чувствами, эмоциями, мыслями, доверяла ему свои сокровенные тайны, которые, по словам Изабель, никогда бы не поведала мужу.

В вестибюле отеля Билла тепло приветствовал дежурный по имени Томас. Заместитель управляющего лично отвел его в номер, по дороге они мило поболтали о погоде и о местных выборах. Апартаменты располагались на третьем этаже – большие, светлые, с шелковистыми обоями на стенах. Как только сопровождающий вышел из комнаты, Билл сразу же схватился за телефонную трубку и улыбнулся, услышав знакомый голос.