«В начале Бог… Эти три первые слова Библии — нечто большее, чем введение в историю сотворения мира или в книгу Бытия. Это — ключ, открывающий наше понимание Библии в целом. Они говорят, что религия Библии — это религия, где инициатива принадлежит Богу.

Нельзя застать Бога врасплох. Нельзя предугадать Его. Он всегда делает первый ход. Он всегда в начале. До того, как появился человек, Бог действовал. Еще до того, как человек встрепенулся, чтобы начать искать Бога, Бог искал человека. В Библии мы видим не человека, ощупью пробирающегося к Богу, а Бога, протягивающего руку человеку.

Многим Бог представляется удобно сидящим на отдаленном троне, молчаливым, чужим, равнодушным к нуждам смертных до тех пор, пока эти смертные, может быть, сами не уговорят Его хоть что–нибудь предпринять. Это совершенно ложное воззрение. Библия раскрывает для нас Бога, Который задолго до того, как человеку придет в голову повернуться к Нему, в то время, как человек еще погружен в темноту и грех, поднимается со Своего трона, откладывает славу, склоняется в поисках человека и не успокаивается, пока не находит его.

Эта высшая, предваряющая все деятельность Бога видна во многом. Ему принадлежит инициатива в творении. Он дал существование вселенной и всему, что в ней находится. «В начале Бог сотворил небо и землю» Ему принадлежит инициатива в откровении, когда Он раскрыл человечеству Свой характер и волю: «Бог многократно и многообразно говорит издревне отцам в пророках, в последние дни сие говорил нам в Сыне» Ему принадлежит инициатива спасения, когда Он в Иисусе Христе пришел освободить мужчин и женщин от греха: «Бог … пришел и искупил Своих людей» (Бытие 1:1; Евреям 1:1–2; Лука 1:68).

Бог творил. Бог говорил. Бог действовал. Эти утверждения инициативы Бога в трех различных сферах представляют краткое содержание религии, проповедуемой Библией. В этой книге мы рассмотрим 2–е и 3–е утверждения, потому что, в основном, христианство, по определению, начинается с исторической фигуры Иисуса Христа. Если Бог говорил, Его последним и самым великим Словом миру был Иисус Христос. Если Бог действовал, Его самое благородное дело — это искупление мира через Иисуса Христа.

Человек — это невероятно любознательное существо. Его сознание создано так, что не может успокоиться. Он всегда всматривается в неизвестное. Человек ищет знания с неиссякаемой энергией. Его жизнь — путешествие, состоящее из открытий. Он всегда спрашивает, исследует, открывает, рассматривает. Он никогда не перерастет бесконечное детское «почему?» Однако когда сознание человека обращается к Богу, оно сбито с толку. Оно бродит ощупью в темноте. Оно беспомощно барахтается в своих глубинах. Это неудивительно, потому что Бог, кто бы Он ни был, бесконечен, а мы — смертные существа. Он — вне нашего понимания. Поэтому наш ум, хотя и является полезным инструментом в эмпирических науках, не может сразу же помочь нам здесь. Он не может проникнуть в бесконечное сознание Бога. Нет лестницы туда, есть только огромный неизмеримый пролив. «Можно ли узнать глубокие мысли Божий?» — спросили Иова. Невозможно.

Так бы все и оставалось, если бы Бог не начал действовать первым, чтобы исправить положение. Человек так и остался бы агностиком, спрашивал бы вместе с Понтием Пилатом: «Что есть истина?», но никогда не прислушивался бы к ответу и не дерзал даже надеяться получить этот ответ. Он поклонялся бы Богу — ибо это в его натуре; но на всех его алтарях была бы надпись, как на алтаре в Афинах: «Неизвестному Богу».

Но Бог говорил. Он Сам решил открыть Себя. Христианская доктрина откровения глубоко разумна. Бог раскрыл нашему уму то, что могло бы остаться скрытым для нас. Часть Его откровения мы видим в природе.

Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь (Псалом 18:2).

Ибо, что можно знать о Боге, явно для них (т.е. для людей), потому что Бог явил им; ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира чрез рассматривание творений видимы, так что они безответны (Римлянам 1.19–20).

Христианская благая весть не сводится к утверждению, что Бог говорил. Она утверждает, что Бог действовал.

Инициатива в обоих случаях принадлежит Богу из–за сущности нужды человеческой. Ведь мы не только невежественны, но и грешны. Таким образом, недостаточно того, что Бог должен был раскрыть Себя с тем, чтобы обличить наше невежество. Он должен что–то предпринять, чтобы спасти нас от грехов. Он уже начал это в дни Ветхого Завета. Он призвал Авраама из Ура, чтобы сделать из него и его потомков нацию, избавить их от рабства в Египте, войти с ними в завет на горе Синай, провести их через пустыню в землю обетованную, вести и учить их как Свой избранный народ.

Но все это была лишь подготовка к Его величайшему деянию искупления во Христе. Человека надо было избавить не от рабства в Египте или ссылки в Вавилон, а от ссылки и рабства греха. Именно поэтому пришел Иисус Христос. Он пришел как Спаситель.

«…и наречешь Ему имя: Иисус; ибо Он спасет людей Своих от грехов их» (Матфей 1:21).

«Верно и всякого принятия достойно слово, что Христос Иисус пришел в мир спасти грешников» (1 Тимофею 1:15). «Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее» (Лука 19:10).

Бог говорил. Бог действовал. Запись и толкование этих божественных слов и дел надо искать в Библии. Там они и остаются Для многих людей. Что касается этих слов и дел, то, что сказал и сделал Бог, принадлежит дням прошедшим, не перешло еще из прошлого в настоящий опыт, из Библии в жизнь. Бог говорил, но слушали ли мы Его слово? Бог действовал, но получили ли мы хоть что–нибудь от того, что Он сделал?

Объяснение того, что мы должны делать, вы найдете дальше в этой книге. Сейчас же надо указать лишь одно: мы должны искать. Бог искал нас. Он все еще ищет нас. Мы должны искать Его. В самом деле, главная обида Бога на человека в том, что тот не ищет.

«Господь с небес призрел на сынов человеческих, чтобы видеть, есть ли разумеющий, ищущий Бога. Все уклонились, сделались равно непотребными; нет делающего добро, нет ни одного» (Псалом 13:2–3).

Однако Иисус провозгласил: «Ищите и найдете» Если не искать — не найдешь никогда. Пастух искал до тех пор, пока не нашел пропавшую овцу. Женщина искала, пока не нашла пропавшую монету. Почему мы думаем, что можно не беспокоиться? Бог желает, чтобы Его нашли, — но нашли лишь те, кто ищет.

Надо искать усердно. «Человек ленив настолько, насколько у него хватает смелости», — писал Эмерсон. Но все это так серьезно, что нам надо преодолеть природную леность и апатию и посвятить разум поиску. Бог не слишком терпелив с бездельниками. «Он ищущим Его воздает» (Евреям 11:6).

Мы уже видели, что, если хочешь найти, необходимо искать. Где же начать поиск? Христиане отвечают, что единственное место, с которого надо начинать, — это историческая личность Иисуса из Назарета; ведь если Бог говорил и действовал, то наиболее полным и совершенным образом Он сделал это в Иисусе Христе. Основной вопрос такой: был ли плотник из Назарета Сыном Божьим?

Есть две главные причины, по которым изучение христианства должно начинаться с личности Христа. Первая — в том, что в сущности своей христианство есть Христос. Личность и дела Христа — та сила, на которой построена вся христианская религия. Если Он не Тот, Кем Себя объявил, и если Он не совершил того, зачем, по Его словам, пришел, основание подорвано и все здание рухнет. Отнимите Христа у христианства и вы выпотрошите его, и практически ничего не останется. Христос — центр христианства, все остальное строится вокруг Него. Мы не хотим сейчас обсуждать природу Его философии и ценность Его системы или качество Его этики. Мы заинтересованы, прежде всего, в сущности Его личности. Кем Он был?

Во–вторых, если Иисус Христос предстает перед нами как уникальная божественная Личность, множество других проблем разрешается естественным образом. Существование Бога доказано и характер Бога раскрыт — если Иисус был божественным. Мы начинаем получать ответы на вопросы о судьбе и доле человека, о жизни после смерти, о назначении и авторитете Ветхого Завета и значении креста — потому что Иисус говорил об этом, и Его учение должно быть истинным, если Он — божественная Личность.

Таким образом, наше исследование должно начинаться с Иисуса Христа, а для того, чтобы узнать Его, надо обратиться к Евангелиям. Пока не обязательно принимать их как часть вдохновенного Писания, вполне достаточно рассматривать их как исторические документы, каковыми они, несомненно, являются. Мы не можем сейчас рассматривать вопрос об их литературном происхождении (по вопросу о достоверности Нового Завета см. Ф. Ф. Брюс «Документы Нового Завета: достоверны ли они?», издание пятое, 1990). Достаточно подчеркнуть, что все их авторы были христиане, что христиане — честные люди и что содержание Евангелий объединяет объективные описания и впечатления живых свидетелей. Однако пока мы будем относиться к Евангелиям просто как к основательной, точной записи жизни и учения Иисуса. Поступая таким образом, мы не будем основываться на неких темных текстах сомнительного происхождения. Мы сосредоточимся на самом общем и простом.

Наша цель — привести свидетельства, чтобы доказать, что Иисус — Сын Божий. Нас не удовлетворяют неопределенные провозглашения Его божественности; нам надо установить Его божественную сущность. Мы верим в то, что Он обладает вечной и сущностной связью с Богом, не присущей никому другому. Мы не считаем Его Богом в маске человека или человеком с чертами Бога, а узнаем Его как Бога–человека. Мы убеждены в том, что Иисус был исторической личностью, обладавшей двумя определенными и совершенными натурами — божественной и человеческой, — а значит, был совершенным и вечно единственным. Только в этом случае Он может быть достоин и восхищения, и поклонения.

Самое поразительное в учении Иисуса то, что Он постоянно говорил о Самом Себе. Верно, что Он много говорил об Отце Боге и Царствии Божьем. Но потом Он добавлял, что Он — Сын Божий, и что Он пришел наследовать Царствие. Вход в Царствие зависел от того, как люди откликнутся на Его слова. Он, даже не колеблясь, называл Царство Божье Своим Царствием.

Эта направленность учения Иисуса на Себя немедленно обосабливает Его от других великих религиозных учителей мира. Они отрицали себя. Он ставил Себя впереди всего. Они указывали людям какое–либо направление и говорили: «Вот истина, как я вижу ее; служите ей» Иисус говорил: «Я есть Истина, следуйте за Мной» Ни один из основателей этнических религий не осмеливался сказать такое. Личное местоимение настойчиво призывает наше внимание, когда мы читаем Его слова. Например:

«Я есмь хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда» (Иоанн 6:35).

«Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни» (Иоанн 8:12). «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет; и всякий живущий и верующий в Меня не умрет вовек» (Иоанн 11:25–26).

«Я есмь путь, и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня» (Иоанн 14:6).

Ясно, что Иисус считал себя Мессией, о Котором пророчествовал Ветхий Завет. Он пришел установить Царство Божие, предсказанное поколениями пророков.

Важно, что первое записанное слово Его проповеди людям было «исполнилось», а Его первое предложение — «Исполнилось время и приблизилось Царствие Божие» (Марк 1:15). Он принял титул Сына Человеческого, который был общепринятым титулом Мессии, взятым первоначально из одного видения Даниила. Он принял имя «Сын Божий», когда говорил с первосвященником, а это был еще один титул Мессии, взятый, в частности, из Псалма 2:7 Он видел Свою миссию в свете страданий слуги Иеговы, изображенных в последней части книги пророка Исайи. Кульминацией первой стадии Его учения для Двенадцати было происшествие в Кесарии Филипповой, где Симон Петр признал свою веру в Иисуса как в Христа. Другие, возможно, принимали Его за одного из пророков, но Симон уже принял Его как Того, на Кого указывали пророки. Он был не просто еще одним знаком, а Тем, к Кому эти знаки вели (см. Марк 14:61–62; 8:27–29).

Все служение Иисуса окрашено этим ощущением исполнения. «Блаженны очи, видящие то, что вы видите! — сказал Он однажды, оставшись наедине со Своими учениками. — Ибо сказываю вам, что многие пророки и цари желали видеть, что вы видите, и не видели, и слышать, что вы слышите, и не слышали» (Лука 10:23; Матфей 13:16–17).

Но прямые притязания, которые мы рассматриваем, относятся не только к тому, что Иисус был Мессией, но и к Его божественной сущности. В Его утверждении о том, что Он — Сын Божий, было нечто большее, нежели притязание на титул Мессии. Это утверждение описывает ту уникальную и вечную связь с Богом, которой обладал Иисус. Можно привести три примера этого великого притязания.

Во–первых, мы видим тесную связь с Богом как с «Отцом», о которой Он постоянно говорит. Уже в двенадцать лет Он изумлял Своих земных родителей бескомпромиссной устремленностью к делу Своего небесного Отца. Он сделал и следующие утвеждения:

Христос заявил о Своей божественности одинаково сильно — как прямо, так и косвенно. Подтекст его проповедей — такое же красноречивое свидетельство о Себе, как и Его прямые утверждения о Своей сущности. Очень часто Он действовал так, как может действовать лишь Бог Можно привести четыре таких примера.

Во–первых, Он утверждал, что

прощает грехи.

В двух местах Евангелия Иисус прощал грешников (Марк 2:1–12; Лука 7:36–50). В первый раз к Иисусу привели паралитика. Друзья его разобрали крышу дома, где находился в тот момент Иисус, и спустили туда постель, на которой лежал расслабленный. Иисус увидел, что нужда больного была в основе своей духовная. И изумил толпу, сказав ему: «Чадо! Прощаются тебе грехи твои».

Второй раз Он объявил о прощении женщине, которая была известна своим безнравственным поведением. Иисус был в доме фарисея, когда она подошла к Нему, возлежавшему за трапезой, омыла Его ноги слезами, вытерла их своими волосами, расцеловала и умастила их. Иисус сказал ей: «Твои грехи прощены».

В обоих случаях те, кто был рядом, подняли удивленно брови и спросили: «Кто это? Что это за богохульство? Кто может прощать грехи, кроме самого Бога?» Эти вопросы были очень верно заданы. Можно простить боль, которую причиняют нам другие;

Но г

Рехи, совершаемые нами против Бога, может простить лишь ^ам Бог.

Христос утверждал Свою божественную сущность,

дару

я

жизнь.

Он говорил о Себе как о «хлебе жизни», «жизни» и «воскресении и жизни» Он уподоблял зависимость Своих последователей от Себя тому, как виноградные лозы питаются от своих ветвей. Он предложил самаритянке «воду жизни» и обещал вечную жизнь молодому богатому правителю, если тот придет и последует за Ним. Он звал Себя Добрым Пастырем, который не только отдаст жизнь за Своих овец, но и даст им жизнь. Он говорил, что Бог дал Ему власть над всей плотью, что всему, что Бог дал Ему, даст Он жизнь вечную и объявил, что «Сын оживляет кого хочет» (Иоанн6:35, 14:6, 11:25, 15:4,5,4:10–15; Марк 10:17–21; Иоанн 10:28,17:2,5:21).

Нам остается лишь рассмотреть описанные чудеса, совершенные Иисусом, которые можно назвать Его притязаниями, воплощенными в действительность.

Мы не будем тщательно обсуждать возможность и назначение чудес. Достаточно указать, что ценность чудес Христа — не столько в их сверхъестественной природе, сколько в их духовной значительности. Они были знамениями в той же степени, как и чудесами. Они никогда не совершались ради личной выгоды или просто так. Они были нужны не для того, чтобы продемонстрировать превосходство или вызывать в людях покорность. Они показывали скорее нравственную силу, нежели физические возможности. Это, в конечном счете, — притчи Иисуса, происшедшие на самом деле. Они наглядно выставляют Его заявления. Его дела воплощают в действие Его слова.

Иоанн ясно это видел. Он строит свое Евангелие вокруг шести или семи избранных знамений (см. 20:30–31) и связывает их с великими заявлениями о том, что Он — Сущий. Первым знамением было превращение воды в вино во время свадебного пира в Кане Галилейской. Само по себе это чудо не является особо назидательным. Его значимость не лежит на поверхности. Иоанн рассказывает, что «там было шесть каменных водоносов, стоявших по обычаю очищения Иудейского» (Иоанн 2:6). Это — именно тот ключ, который мы ищем. Под водой понимается старая религия как колодец Иакова в гл.4, богатый связями с Ветхим Заветом Под вином подразумевается религия Иисуса. Как Он превратил воду в вино, так и Евангелие заменит закон. Этот закон утвердил, что в Его власти было ввести новый порядок. Он был Мессией. Скоро Он скажет самаритянке: «Он это Я».

Похожим образом, накормив пять тысяч человек, Он показал, что может утолить сердечный голод. «Я есть хлеб жизни», — говорил Он немного позже. Он открыл глаза слепорожденному, сказав перед этим: «Я свет мира» Если Он мог вернуть зрение слепому, Он мог открывать людям глаза, чтобы они увидели и узнали Бога. Наконец, Он возвратил к жизни человека по имени Лазарь, который пролежал мертвым четыре дня, и заявил: «Я есть воскресение и жизнь» Он воскресил мертвеца. Это был знак. Жизнь тела символизировала жизнь души. Христос мог стать жизнью верующего перед смертью и становился воскресением верующего после смерти. Все эти чудеса — притчи, потому что эти люди голодны, слепы и мертвы духовно, и только Христос может утолить их голод, вернуть им зрение и воскресить их для новой жизни (Иоанн 6:35, 8:12, 11:25).

Несколько лет назад я получил письмо от одного молодого человека, с которым был лишь немного знаком. «Я только что совершил великое открытие, — писал он. — У всемогущего Бога было два сына. Иисус Христос был первым; а я второй» Я взглянул на адрес на конверте. Он писал мне из известной психиатрической больницы.

Конечно же, было множество претендентов на величие и божественность. Психиатрические больницы полны заблуждающихся людей, объявляющих себя Юлиями Цезарями, премьер–министрами, императорами Японии и Иисусами Христами. Однако им никто не верит.

Никто не обманывается, кроме них самих. У них нет учеников, кроме, пожалуй, собратьев–пациентов. Им не удается убедить окружающих просто потому, что они не ведут себя так, как те, кем они себя объявляют. Их характер не подтверждает их заявления.

Сейчас уверенность христиан в Христе заметно подкрепляется тем фактом, что Он — действительно Тот, Кем объявил Себя. Между Его словами и делами нет противоречия. Безусловно, для того, чтобы подтвердить истинность столь необычных заявлений, необходим замечательный характер, но нам кажется, что именно такой характер был у Иисуса. Его характер не доказывает истинность Его заявлений, но внушительно поддерживает их. Его заявления были исключительны. Его характер был уникален. Джон Стюарт Милл назвал Его «уникальной фигурой, так же не похожей на своих предшественников, как и на своих последователей (цитируется У.Х. Гриффитом Томасом, в кн. «Христианство — это Христос», 1909).

Карнеги Симпсон писал:

Один или два раза Иисус прямо утверждал, что Он был без греха. Когда женщину застали в прелюбодеянии и привели к Иисусу, Он бросил ошеломляющий вызов ее обвинителям: «Кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень» Постепенно все разбрелись, и не осталось никого. Немного позднее в этой же главе (Иоанн 8) написано, что Иисус бросил еще один вызов, на этот раз относительно Себя Самого: «Кто из вас обличит Меня в грехе?» Никто не ответил. Люди старались уйти, когда Он обвинял их. Но когда Он пригласил их высказать обвинения в Свой адрес, Он мог остаться и выдержать их расспросы. Они все были грешники; Он был без греха. Он жил в совершенном послушании воле Отца Своего. «Я всегда исполняю то, что говорил Он, — что угодно Ему» В этих словах не было никакого хвастовства. Он говорил спокойно, без суеты и притворства.

Таким же образом, по самой природе Своего учения, Он Сам сделал Себя отдельной нравственной категорией. Так же, правда, поступил и фарисей в Храме в своем высокомерном благодарении: «Бог, благодарю Тебя, что я не такой, как все остальные люди Но Иисус принимал Свою уникальность не для Своего личного Удовлетворения. Ему не надо было привлекать к этому внимания. Это было настолько очевидно, что вряд ли надо было это подчеркивать. Это скорее подразумевалось, нежели утверждалось. Все остальные люди были заблудшими овцами; Он пришел, как Дорый пастырь, найти и спасти их. Все остальные люди были мучимы болезнью греха; Он пришел, как врач, чтобы исцелить их. Все остальные люди были погружены в темноту греха и невежества; Он был Светом мира. Все остальные люди были грешни.ками; Он же был рожден, чтобы стать их Спасителем и пролить кровь, умерев за прощение их грехов. Все остальные люди были голодны; Он был Хлебом жизни. Всех остальных людей ждали смерть и непослушание в грехах; Он мог стать их Жизнью теперь и Воскресением позже. Все эти метафоры выражают нравственную уникальность Христа, которую Сам Он осознавал.

Неудивительно поэтому, что, хотя мы знаем об искушениях Иисуса, мы ничего не слышали о Его грехах. Он никогда не исповедует Свои грехи; не просит о прощении, хотя требует этого от Своих учеников. Он не знает нравственного падения. По–видимому, Ему не знакомо чувство вины и ощущение отчужденности от Бога. Его крещение было воистину «крещение раскаяния», о котором говорил Иоанн Креститель. Однако Иоанн остановился в нерешительности перед тем, как крестить Иисуса, а Иисус пришел на крещение не потому, что признал Себя грешником, а с тем, чтобы «исполнить всякую правду» и начать соотносить Себя с грехами других. Сам же Он, как мы видим, живет в неразрывном союзе с Отцом.

Это отсутствие всякой нравственной вины и это чувство незамутненного общения с Богом в особенности замечательны по двум причинам. Первая в том, что Иисусу было присуще острое чувство нравственной проницательности. «Он знал сущность человека» О Нем часто написано в Евангелиях, что Он читал внутренние сомнения и смущение толпы. Его ясное понимание позволило Ему бесстрашно обнажить двуличие фарисеев. Он ненавидел их лицемерие. Он призывал горе на их головы так же громогласно, как пророки Ветхого Завета. Тщеславие и притворство были Ему омерзительны. Тем не менее, Его проницательный взгляд не замечал греха в Нем Самом.

Во–вторых, Его осознанная чистота так ошеломляет потому, что это совершенно не похоже ни на одного святого или мистика. Христиане знают, что чем ближе подходишь к Богу, тем более осознаешь свои грехи. В этом святой, в какой–то мере, походит на ученого. Чем больше открывает ученый, тем более он ценит то непознанное, что еще ждет открытий. Так, чем больше христиаин растет в христианстве, тем более он осознает огромное расстояние, все еще отделяющее его от Христа.

Всем ясно, что Иисус считал Себя безгрешным так же, как считал Себя Мессией и Сыном Божьим. Но, может быть, Он ошибался как в одном, так и в другом? Что думали о нем Его ученики? Разделяли ли они Его мнение о Себе?

Кто–то может подумать, что ученики Христа не были такими уж хорошими свидетелями. Существует немало споров о том, были ли они беспристрастны и не расписывали ли Его в более ярких красках, нежели Он того заслуживал. Здесь апостолы во многом стали жертвами злословия. Их свидетельства так легко со счетов не сбросишь. Есть несколько причин, позволяющих нам с уверенностью полагаться на их свидетельства.

Во–первых, они жили в тесном контакте с Иисусом около трех лет. Они ели и спали рядом. Они вместе теснились в рыбацкой лодке. У них был общий кошелек (кстати, общий счет в банке может привести к множеству раздоров!). Ученики действовали друг другу на нервы. Они ссорились. Но они никогда не видели своих грехов в Иисусе. Часто из фамильярной близости вырастает презрение. Но не в этом случае. В самом деле, два главных свидетеля о безгрешности Иисуса (как мы увидим дальше) — это Петр и Иоанн, а они принадлежали к маленькой группе (состоящей из Петра, Иакова и Иоанна), которой Иисус дал особые привилегии, а значит, и более близкое, интимное откровение.

Во–вторых, свидетельству апостолов в этом плане можно верить, так как они были евреями, и их сознание с детства было пропитано учением Ветхого Завета. А одна из доктрин Ветхого Завета, которую они уж точно знали, — это всеобщность человеческого греха:

«Все уклонились, сделались равно непотребными; нет делающего добро, нет ни одного (Псалом 13:3). Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу» (Исайя 53:6).

Может быть, мы почувствуем твердую почву под ногами, если примем во внимание то, что думали об Иисусе Его враги. У них не было предубеждений — по крайней мере, в Его пользу. В Евангелиях мы читаем, что они смотрели за Ним и старались уловить Его в Его проповедях. Хорошо известно, что если спор нельзя выиграть аргументами, противники часто опускаются до уровня личных оскорблений. Отсутствие аргументов можно неплохо заменить грязью. Даже анналы церкви запятнаны грязью личной вражды. Так же произошло и с врагами Иисуса.

Марк приводит четыре случая их критики (2:1 — 3:6). Их первое обвинение было в

богохульстве.

Иисус простил грехи человека. Это было вторжение на божественную территорию. Это было богохульное высокомерие, говорили они. Но сказать так — значит задать вопрос: если Он действительно был Бог, то прощать грехи — Его прерогатива?

Далее они были (как они говорили) в ужасе от

Его жуткого, шего окружения.

Он братался с грешниками. Он ел с мытарями. Он позволял падшим женщинам приближаться к Себе.

Третье обвинение гласило, что Его

религия фривольна.

Оц не постился, как фарисеи или даже как ученики Иоанна Крестите^ ля. Он был «обжора и пьяница», пришедший, чтобы «есть и пить» Подобные атаки вряд ли заслуживают серьезного опровержения. Верно, что Иисус был полон радости, но не может быть никакого сомнения в Его серьезном отношении к религии.

При оценке характера Иисуса Христа нам не следует полагаться лишь на свидетельства других, мы можем и сами вынести свое мнение. Совершенство, о котором Он ненавязчиво говорил Сам, которое уверенно подтвердили Его друзья и с неохотой признали Его враги, объективно изображено в Евангелиях.

У нас есть хорошая возможность сформировать собственное суждение. Облик Иисуса, написанный евангелистами, многогранен. Действительно, изображено в основном Его публичное служение в течение неполных трех лет. Мы знаем, однако, очень немного о Его детстве, а Лука дважды упоминает, что в скрытые годы Свои в Назарете Он успешно развивался в возрасте, разуме и духе, преуспевал в любви Бога и людей.

Мы видим Его, удалившегося от народа со Своими учениками, наблюдаем Его в шумной суете толпы. Он изображен перед нами в Галилее, прославляемый толпой как герой; эта толпа хотела взять Его силой и сделать Его царем. Мы следуем за Ним в переходы Храма Иерусалимского, где фарисеи и саддукеи объединились в своем тщательном расследовании. Но и на высоте головокружительного успеха и погруженный в глубокое отчаяние, одинокий и отверженный, Он все Тот же Иисус. Он постоянен. Он не поддается настроениям. Он неизменен.

К тому же, этот облик уравновешен. В нем нет и следа безумных причуд. Он горячо верит в то, чему учит, но Он не фанатик. Его учение не пользуется популярностью, но Он не эксцентричен. У нас есть столько же свидетельств о Его человеческой природе, сколько о божественности. Он устает. Ему нужно спать, есть и пить, как и всем остальным людям. Он испытывает человеческие эмоции, любовь и гнев, радость и скорбь. Он полностью человек. И все же Он — не простой человек.

Прежде всего, Он ничего не хотел для Себя. Это самое поразительное. Хотя Он и считал Себя Богом, Он не вел Себя высокомерно и не отстаивал Свое достоинство. Он не был напыщенном. В Иисусе не была и следа самодовольства. Он был смиренным.

Мы рассмотрели экстравагантные заявления Иисуса и Его характер. Сейчас мы рассмотрим свидетельства о Его историческом воскресении из мертвых.

Очевидно, если воскресение действительно произошло, оно имеет величайшее значение. Если Иисус из Назарета восстал из мертвых, тогда Он неоспоримо был уникальной фигурой. Вопрос стоит не о Его духовном выживании, не о Его физическом воскресении, а о завоевании Им смерти и о Его воскресении в новую плоскость существования. Мы не знаем никого другого, кто пережил бы такое. Поэтому современные люди так же насмешливо–презрительны, как афинские философы, которые слушали проповеди Павла в ареопаге: «Услышавши о воскресении мертвых, одни насмехались…» (Деяния 17:32).

Спор не о том, что Его воскресение устанавливает Его божество, но что оно с этим согласуется. Вполне можно ожидать, что сверхъестественная личность должна прийти на землю и покинуть ее сверхъестественным путем. Именно это проповедует Новый Завет и, следовательно, именно в это всегда верила церковь. Его рождение было естественным, но зачатие — сверхъестественным. Его смерть была естественной, но воскресение — сверхъестественным. Его чудесное зачатие и воскресение не доказывают Его божественности, но соответствуют ей (мы не рассматриваем здесь непорочное рождение Иисуса, так как в Новом Завете оно не используется для того, чтобы показать Его сущность как Мессии или Его божественность, как используется воскресение. Вопрос о непорочном рождении неплохо обоснован в книге Джеймса Орра «Непорочное рождение Христа», 1907, а также в книге Дж. Гришема Мейчена «Непорочное рождение», 1936).

Сам Иисус никогда не предсказывал Своей смерти, не добавляя при этом, что воскреснет, и описывал Свое грядущее воскресение как знамение. Павел в начале своего Послания к Римлянам, написал, что Иисус был «Сыном Божьим в силе через воскресение из мертвых», а самые первые проповеди апостолов, записанные в Деяниях, снова и снова утверждают, что через воскресение Бог отменил приговор людей и оправдал Своего Сына.

Лука, которого мы знаем как усердного и аккуратного историка, говорит об этом воскресении, что «есть много доказательств» Возможно, мы не зайдем так далеко, как Томас Арнольд, назвавший воскресение «наиболее подтвержденным фактом истории», но, конечно же, многие беспристрастные ученые считают свидетельства воскресения очень надежными. Например, сэр Эдвард Кларк К.С. писал Его Преосвященству Е.Л. Мэккейси:

Рассказ о воскресении во всех четырех Евангелиях начинается с посещения женщинами могилы рано утром в Пасхальное воскресенье. Придя туда, они с ужасом и изумлением увидели, что тело Господа исчезло.

Вскоре после этого апостолы начали проповедовать, что Иисус воскрес. Это было главной мыслью их проповедей. Но вряд ли они могли ожидать, что люди поверят им, если бы можно было легко дойти до скалы, в которой находилась гробница Иосифа, и видеть лежащее там тело Иисуса. Нет! Гроб был пуст. Тело исчезло. В этом не может быть и сомнения. Вопрос в том, как это объяснить.

Во–первых, есть теория о том, что

женщины пришли не к тому гробу.

Было темно, а они были вне себя от горя. Как говорят, они легко могли ошибиться. На первый взгляд это звучит приемлемо, но не выдерживает пристального рассмотрения. Начнем с того, что там не могло быть совершенно темно. Действительно, Иоанн говорит, что женщины пришли, «когда было еще темно», но в Евангелии от Матфея мы видим, что это было «на рассвете» (28:1), Лука говорит «очень рано», а Марк ясно утверждает, что это случилось «при восходе солнца».

Далее, эти женщины вовсе не были глупы. По крайней мере, две из них сами видели, куда Иосиф и Никодим положили тело. Они даже наблюдали процесс захоронения, сидя «против гроба» Эти же две женщины (Мария Магдалина и Мария, мать Иисуса) возвратились на рассвете, ведя с собой Саломию, Иоанну и «других женщин», так что если бы одна ошиблась дорогой, то, скорее всего, другие поправили бы ее. И если Мария Магдалина первый раз пришла не в то место, вряд ли она повторила бы ту же ошибку при полном свете утра, когда вернулась и задержалась в саду до тех пор, пока не увидела Иисуса.

К тому же, не только горе привело их к гробу так рано утром. Они пришли с определенной целью. Они принесли благовония и собирались завершить помазания тела Господа своего, ведь приближение субботы помешало им закончить работу два дня тому назад. Этих преданных и деловитых женщин было не так–то легко обмануть или заставить отказаться от дела, которое они собрались закончить. Опять же, даже если они ошиблись гробом, Разве Петр и Иоанн, побежавшие удостовериться в услышанном, сделали бы ту же самую ошибку? А как же другие, включая Иоанна и Никодима, которые, не сомневаясь в правильности пути, пришли позднее?

Примечательно, что истории, повествующие об исчезновении тела Иисуса, говорят, что погребальные покровы остались на месте. Иоанн особо подчеркивает этот факт, так как он вместе с Петром бежал к гробнице тем ранним утром. В его рассказе об этом событии (20:1–10) совершенно отчетливо видно, что он сам участвовал в происходившем. Он обогнал Петра, но, добежав до гробницы, лишь заглядывал в нее до тех пор, пока Петр не прибежал и не вошел внутрь. «Тогда вошел и другой ученик, прежде пришедший ко гробу, и увидел, и уверовал» Вопрос стоит так: что же он увидел, что заставило его поверить? Из рассказа видно, что не только отсутствие тела поразило его, но и то, что пелены лежали на своем месте и особенно то, что они были нетронуты.

Давайте попробуем восстановить события (вслед за Генри Лэтемом в книге «Воскресший Господь», 1904). Иоанн рассказывает, что, пока Иосиф умолял Пилата разрешить взять тело Иисуса (19:38–42), Никодим «принес состав из смирны и алоя, литров около ста» Потом вместе они «взяли тело Иисуса и обвили Его пеленами с благовониями», как обыкновенно погребают иудеи. Другими словами, когда они оборачивали полотняные «бинты» вокруг тела, они посыпали в складки благовония. Особый покров должен был обвязать голову (это видно из описания Иоанном погребальных покровов Лазаря. Ведь когда Иисус воскресил его, «вышел умерший, объятый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лицо его обвязано было платком»

—

11:44). Таким образом, они обернули Его тело и голову, оставив непокрытыми лицо и шею, согласно восточному обычаю. Затем они положили тело на каменную плиту, выступавшую из стены пещеры–гробницы. Предположим, мы находились бы в гробнице, когда произошло Его воскресение. Что бы мы увидели? Увидели бы мы, как Иисус пошевелился, зевнул, потянулся и встал? Нет. Мы не думаем, что Он возвратился к жизни. Он не оправился от обморока. Он умер — и воскрес. Это было воскресение, а не оживление. Мы думаем, что Он чудесным образом перешел из смерти в совершенно новую сферу существования. Что бы мы увидели, если бы были там? Мы заметили бы вдруг, что тело исчезло. Оно «испарилось» бы, перейдя в нечто новое и чудесное, отличное от того, что было. Оно прошло бы сквозь покровы, как позже проходило через закрытые двери, оставляя их почти не тронутыми. Почти, но не совсем. Ведь, когда тело исчезло, погребальные покровы под тяжестью ста фунтов благовоний просто упали бы и лежали бы теперь плоско. Между ними и головным покровом оказался бы промежуток — там, где были Его шея и голова. А сам платок, из–за особого перекрестного способа обвязывания головы, вполне мог сохранить свою вогнутую форму, как смятый тюрбан, но без головы в нем.

Тщательное изучение рассказов Иоанна показывает, что именно эти три особенности он увидел, когда смотрел на погребальные покровы. Во–первых, он увидел пелены «лежащие» Это слово повторяется дважды, и в первом случае оно помещается в ударной позиции в греческом предложении. Можно перевести так: Он увидел лежащие (или упавшие) полотняные пелены. Затем мы видим, что головной платок был «не с пеленами лежащий, а на другом месте» Вряд ли это означает, что его скомкали и отбросили в угол. Он лежал на том же каменном выступе, но был отделен от покровов значительным промежутком. В–третьих, этот самый платок лежал «особо свитый» В некоторых переводах мы встретим слова «свернутый», «завернутый» Это неудачные переводы. Слово «свитый» точно описывает круглую форму, которую все еще сохранял пустой платок.

Нетрудно вообразить, что за картина предстала глазам апостолов, когда они подошли к гробнице: каменный выступ, упавшие пелены, скорлупка головного платка и промежуток между ними. Неудивительно, что они увидели и уверовали. Один взгляд на эти покровы доказывал реальность воскресения и открывал его сущность. К покровам никто не прикасался, никто их не сворачивал: их не трогал человек. Они походили на сброшенные остатки куколки, когда из нее вылетела бабочка.

Понятно, что расположение покровов должно было быть замечено. Дальнейшее свидетельство, подтверждающее воскресение, мы видим в том, что Мария Магдалина (вернувшаяся к гробнице после того, как рассказала новость Петру и Иоанну), «наклонилась во гроб», и увидела двух Ангелов в белом одеянии, сидящих одного у головы, другого у ног, где лежало тело Иисуса. Вероятно, это значит, что они сидели на выступе, а покровы лежали между ними. И Марк, и Матфей добавляют, что один из них сказал: «Его нет здесь: Он воскрес, как сказал; подойдите и посмотрите место, где лежал Господь» (Иоанн 20:11–12; Матфей 28:6; Марк 16:6). Верит читатель в Ангелов или нет, эти описания места, где лежал Иисус, подчеркнутые поза и слова Ангелов, по крайней мере, подтверждают то, что поняли евангелисты: положение погребальных покровов и отсутствие тела вместе свидетельствовали о Его воскресении.

Каждый, читавший Евангелия, помнит, что в них есть несколько необычных рассказов о том, как Иисус являлся Своим ученикам после Своего воскресения. Мы знаем о десяти отдельных явлениях воскресшего Господа тем, кого Петр называет «избранными свидетелями» Сказано, что Он являлся Марии Магдалине, женщинам, возвращавшимся от гробницы, Петру, двум ученикам на дороге в Эммаус, десяти ученикам, собравшимся в доме, одиннадцати вместе с Фомой еще через неделю, «более чем к пятиста братьям сразу», вероятно, на возвышенности в Галилее, нескольким ученикам, включая Петра, Фому, Нафанаила, Иакова и Иоанна у озера в Галилее и еще многим другим на горе Елеонской около Вифании во время вознесения. Павел (в 1 послании к Коринфянам, гл.15) причисляет себя к видевшим воскресшего Иисуса, говоря о событиях на дороге в Дамаск. А так как Лука говорит нам в начале Деяний, что Иисус «явил Себя живым по страдании Своем со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им (апостолам)», то вполне могли быть и другие встречи, записи о которых не сохранились.

Нельзя легко отмахнуться от этих живых свидетельств воскресения. Надо найти какое–то объяснение всем этим рассказам. Только три версии кажутся возможными. Первая — все эти рассказы придуманы; вторая — это были галлюцинации; третья — все именно так и произошло.

Были ли эти рассказы

придуманы!

Не стоит даже уделять много места опровержению этого предложения. То, что истории о появлении воскресшего Иисуса Христа не являются сознательными выдумками, ясно как день. Во–первых, все повествования разумны и сдержанны. Во–вторых, они четки и оживлены деталями, которые говорят о том, что рассказчики видели все собственными глазами. Рассказы о том, как ученики бежали к гробнице и о встрече на дороге в Эммаус слишком живы и реальны для выдуманных.

К тому же, никто не смог бы сказать, что придумано все это хорошо. Если бы мы захотели придумать воскресение, то сделали бы это куда лучше. Мы бы постарались избежать этой сложной путаницы событий, которую показывают все четыре Евангелия. Мы бы убрали (или хотя бы разбавили) сомнения и страхи апостолов. Мы, возможно, написали бы драматичный рассказ о самом воскресении (как это делают фантастические апокрифические Евангелия), описывая силу и славу Сына Божьего, когда Он разорвал путы смерти и победно вырвался из гробницы. Но никто не видел, как это случилось, и у нас нет такого описания. И вряд ли мы выбрали бы Марию Магдалину в качестве первого свидетеля, хотя бы для того, чтобы избежать насмешек Ренана «'la passion d'une hallucinee donne au monde un dieu ressuscite».

Есть и другое возражение против теории придуманных рассказов, которое сильнее наивности рассказчиков. Это — очевидный факт, к которому мы однажды уже обращались, что апостолы, а значит, евангелисты и ранняя церковь были возвышенно уверены, что Иисус воскрес. Весь Новый Завет дышит атмосферой уверенности и победы. Его авторы могли быть, если хотите, трагически обмануты, но, определенно, они не обманывали нас сознательно.

Возможно, перемены в учениках Иисуса и есть самое значительное свидетельство о Его воскресении, потому что они совершенно безыскусны. Они не призывают нас взглянуть на себя, посмотреть на пустую гробницу и на упавшие покровы, и на Господа, которого они видели, — мы и так видим перемены в них. Люди, фигурировавшие на страницах Евангелий, в Деяниях появляются совершенно новыми, изменившимися. Смерть их Повелителя оставила их подавленными, потерявшими надежду, близкими к отчаянию. Но в Деяниях они появляются как люди, рискующие жизнью за имя Господа Иисуса Христа и переворачивающие мир вверх дном.

Что же заставило их измениться? Что лежит в основе их новой веры и силы, радости и любви? Частично, конечно, день Пятидесятницы и приход Святого Духа; но и Святой Дух пришел только после того, как Иисус воскрес и вознесся. Кажется, что воскресение высвободило могучие нравственные и духовные силы. Выделяются два примера.

Первый — Симон Петр. Во время повествования об осуждении и распятии Петр пережил трагическое затмение. Он отрекся от Христа три раза. Он проклинал и ругался, как будто никогда не знал в своей жизни сдерживающего влияния Иисуса. Он ушел в ночь выплакаться. После смерти Иисуса он присоединяется к остальным в доме, за запертыми дверями, «из опасения иудеев» в совершенно угнетенном состоянии духа.

Но переверните еще две страницы Библии, и вы увидите его стоящим, может быть, на ступенях того же дома в Иерусалиме, проповедующим огромной толпе так смело и так сильно, что три тысячи людей уверовали в Христа и приняли крещение. Мы обращаемся к дальнейшим главам Деяний и наблюдаем, как он бросает вызов самому синедриону, приговорившему Иисуса к смерти, и радуется тому, что достоин принять позор за Его имя, а позже — спит в своей камере в ночь перед ожидаемой казнью.

Симон Петр — новый человек. Сыпучий песок сдуло прочь; соответственно своему прозвищу, теперь он — настоящая скала. Что же изменилоего?