Пачкая коленки, я усердно ползала на четвереньках и размазывала по дорогущему вишневому паркету грязную воду. Ну очень грязную. Вот такая у нас, у ведьм, работа — по ночам моем клиентам полы за бешенные деньги.

«Паркету кирдык, — печально заметил внутренний голос, — как бы хозяева счет не выставили».

«Молчи, несчастный, — строго велела я ему. — Мне за этот обряд хозяева деньги уже отдали, а чего там с их паркетом потом будет — меня не касается».

Он заткнулся, а я продолжила разводить на полу лужи, бормоча при этом заговор на богатство.

Полчаса назад эта водичка была хрустально — чистой, как слеза ребенка. Я бросила в нее щепотку четверговой соли и тщательно вымыла крыльцо ближайшего круглосуточного супермаркета.

На улице было мерзко и холодно. Минут через десять я замерзла, пронизывающий ветер удивительно быстро выдул все тепло из моего тела. Помучавшись еще немного, я сбегала в ларек на углу, купила пачку «Парламента», бутылку подозрительно дешевого коньяка, вернулась на подъездную лавочку и принялась кутить.

Ведьмам запрещен табак и тем более алкоголь, только церковный кагор на причастии. Бабуля неоднократно говаривала мне, что пьяница ведьмой быть не может — сил не хватит вытянуть даже зубную боль или нарыв. Но я соблюдала этот запрет не из идейных соображений, мне самой не нравился ни табачный дым, ни вкус алкоголя.

Однако сегодня я с каким-то мазохистским удовлетворением делала затяжку, долго кашляла, после чего — бульк! — делала глоток ужасно противного коньяка. Отдышаться — и по-новой.

Я наказывала себя. Надеялась, что алкоголь отключит в моем сознании панику от того, что я натворила.

«Но он же того… просветлился. Сам. Твоей вину тут нет», — жалостливо напомнил мне голос.