Выглянув в окно, Мухаджир увидел, как Матвей Черный, подхватив супругу под локоток, зашагал к калитке. Непритязательный и веселый, он располагал к себе всякого, кто с ним общался, и Мухаджир как-то однажды подумал, что тоже угодил под его обаяние. Когда придется распрощаться с этим домом, ему будет не хватать общения со стариком.

Телефонный звонок вывел его из задумчивости.

– Это Абу Рахим, Мухаджир, – раздался негромкий голос.

– Я узнал тебя, брат.

– Ты все еще у этого артиста?

Суббота была тем днем недели, когда они собирались вместе, трое школьных друзей: Тимофей Воропаев, Леша Панкратов и Александр Чистяков.

Золотое правило субботы гласило: ничего такого, что могло бы отвлечь от общения – ни девушки, ни родители. Ничего! Просто болтали о том о сем, веселились, как могли, и попивали красное вино. В этом была какая-то своя сокровенная прелесть, ведь уже на следующий день приходилось включаться в обычные заботы.

Как-то незаметно привычка встречаться по субботам переросла в нечто большее, чем обыкновенные посиделки на кухне. Неожиданно возникли общие интересы, еще более укрепившие их школьный союз, а главное – появилась возможность неплохо заработать.

Все началось три года назад, когда приятель Тимофея, Федор Кураев, бизнесмен средней руки, предложил достать для него что-нибудь из одежды Вероники Сероглазой (восходящая звезда, у которой в крестных мамах была сама императрица российской эстрады). Обратился Федор к Тимофею не случайно, потому что как раз в то время тот работал в охране Вероники Сероглазой. Все его обязанности сводились к тому, чтобы пошире распахивать перед певицей дверь, когда она куда-нибудь заходит, и, не жалея лицевых мускулов, изображать радостную улыбку, что, собственно, он исправно и делал. Впрочем, за те деньги, что восходящая звезда платила своему охраннику, можно было бы даже кланяться ей в пояс. Но подобного усердия от него и не требовалось, а то немногое, что ему приходилось демонстрировать, певицу вполне устраивало. Так что своей службой Тимофей был вполне доволен.

Позаимствовать какую-нибудь деталь из одежды певицы для Тимофея не составляло большого труда, тем более что Вероника Сероглазая не отличалась особой аккуратностью и разбрасывала свои вещи по всем комнатам и гримерным, где только гастролировала. Причем театральной одежды у нее было такое огромное количество, что, даже если бы исчезло полдюжины сценических платьев, она едва бы заметила пропажу. Если проявить некоторую ловкость, можно было заполучить какую-нибудь занятную вещицу даже из ее интимного гардероба.

Леша Панкратов не подвел: служебная машина – небольшой белый мини-вэн с надписью «Связь» на боковой стороне – подкатила к дому Воропаева в точно назначенное время. На заднем сиденье лежали три комплекта спецодежды (за что Тимофей расплатился отдельно). Зашторив окна, переоделись в спецодежду (Тимофей с удивлением отметил, что она пришлась ему впору) и покатили к загородному поселку.

Остановились неподалеку от телефонной будки. Закинув на плечо моток телефонных проводов, Тимофей направился прямиком к будке, на ходу перебирая ключи. Служба в войсках связи принесла определенные навыки: при желании он мог обесточить целый квартал, лишить телефонной связи целый район. Сейчас же его задача была куда более скромной: нужно было отключить телефонную линию, ведущую к дому Матвея Черного.

Тимофей посмотрел на часы. Маленькая стрелка преодолела полуденный рубеж. В это самое время престарелая пара с набитыми животами поднялась из-за стола, чтобы совершить свой традиционный променад. Еще через полчаса они скроются в березовой рощице и будут долго гулять там.

Вытащив подходящую отмычку, он открыл дверцу. Уверенно выдернул белый провод из пазов, прервав телефонную связь. Неторопливо, как сделал бы на его месте любой телефонный мастер, прикрыл дверцу и закрыл на замок. Затем столь же неторопливо, размеренной походкой человека, обремененного тягостной службой, направился к припаркованной машине.

Распахнув дверь, сел на пассажирское кресло рядом с водителем.

Как это происходит в подобных случаях, недалеко от подъезда, держась плотной кучкой, стояли несколько соседей и негромко переговаривались. Их сдержанность была обманчивой, не будь ленточки, что предусмотрительно огораживала место преступления, так они, поддавшись любопытству, давно бы прошли дальше, затоптав все улики.

У ограждения стоял молоденький сержант, на пухлых румяных щеках пробивался белесый пушок. Но смотрел он строго и прямо, а ясные глаза от тяжеловатого начальственного взгляда не прятал. Вот даже подбородок приподнял, отчего стал казаться немного повыше.

С некоторой досадой Вадим Шевцов отметил, что на место преступления он прибыл не первым. В глубине подъезда топталась экспертно-криминалистическая группа, состоящая из техника-криминалиста, уже немолодого мужчины лет пятидесяти с громоздким фотоаппаратом в руках, и эксперта Игоря Шепилова – хмурого молодого парня с аккуратно подстриженными усиками и в дорогом темно-сером двубортном костюме. На оперативника он не был похож, те предпочитают вещи неброские и практичные в обиходе: джинсы и просторные куртки, в которых удобно прятать оружие и при этом не выделяться в толпе. А этот на выезд напяливал едва ли не все самое лучшее из своего гардероба, словно бы отправлялся на праздник. Такая его привычка вызывала лишь улыбку. Парень он был молодой, любил одеваться броско, так что никто бы даже не удивился, если бы он как-нибудь нацепил на шею красную концертную бабочку. Но как бы ни относиться к его чудачествам, свое дело Шепилов знал превосходно, в чем майор Шевцов имел возможность неоднократно убедиться лично во время совместной работы.

Работа эксперта – творческая, требующая специальных знаний в области криминалистики, так что парень Шепилов был образованный и умный.

Техник-криминалист, обвешанный фотоаппаратами и видеокамерами, был дядькой мрачноватого вида. Малоразговорчивый и крайне неулыбчивый, он напоминал человека «в себе», которого больше интересует мир покойников, нежели общество живых людей. Со стороны могло показаться, что в этом тандеме старший именно он, но в действительности техник-криминалист выполнял работу вспомогательную, практически черновую. Вот и сейчас, отсняв видеокамерой место преступления, он вплотную подошел к распластанному трупу и несколько раз сфотографировал его в разных ракурсах. Причем последний снимок был сделан с такого близкого расстояния, что Шевцову показалось, что он хочет запечатлеть на лбу покойника прощальный поцелуй.

Леха Панкратов предложил встретиться на Пушкинской площади в недавно открывшемся там итальянском ресторане. Тимофей оценил выбор приятеля и обещал подойти в назначенное время.

Когда у тебя появляется некоторое количество денег, так тут же меняются приоритеты, а вместе с ними и шкала ценностей. То, что еще вчера казалось пределом мечтаний, вдруг неожиданно кажется до смешного убогим, и ты понимаешь, что существуют куда более приятные места отдыха, чем старая пивная на углу собственного дома. Вдруг начинаешь осознавать ничтожность прежнего существования. С ужасом начинаешь думать о том, что протянул бы до глубокой старости и так бы и не узнал цену настоящей жизни. А, в сущности, она складывается из небольшого количества приятных вещей: достойный заработок, приятное окружение, вкусная еда, неплохая квартира. И как бонус ко всему перечисленному – красивая женщина и приятный досуг.

Все это могло промчаться мимо, и за всю жизнь он так бы никогда и не узнал вкус настоящего коньяка. А сейчас имеется возможность обсуждать место для деловой встречи, где главной доминантой является кухня и вышколенность обслуживающего персонала.

Было решено, что итальянская кухня подходит к сегодняшнему веселому настроению. А кроме того, в этот бар любят наведываться центровые девчонки, так что в этом ресторане на расстоянии вытянутой руки их куда больше, чем где-нибудь в битве за корону на звание очередной «Мисс». Поэтому имелась большая вероятность, что остаток вечера удастся провести с понравившейся девушкой.

Тимофей пришел точно в назначенное время. Алексей уже сидел за сервированным столиком и, заметив приятеля, приветливо махнул ему рукой. Сервировка была богатой: кроме традиционной лазаньи, еще куча всяческих салатиков, от салата с романтическим названием «Солнце Италии» до совсем чудного – «Бугор Венеры» (нарезанные мидии, выложенные горкой). В центре – дорогое итальянское вино пятилетней выдержки. Однако все эти разносолы никак не вязались с унылой физиономией Алексея, поглядывающего в окно на снующих прохожих. Отчего-то невольно возникало ощущение, что он невероятно завидует всем тем, кто сейчас идет мимо ресторана, даже бородатому бездомному, что копается в мусорной урне на противоположной стороне улицы.

ы приехали, – объявил Майкл, когда машина прижалась к обочине. – Можешь выходить.

Майкл был сухощавым мужчиной, на вид не более сорока лет. Приятен в общении, остроумен, в меру сдержан. Из недостатков было то, что он любил обливать себя каким-то едким одеколоном и от него вечно пахло, как от городской клумбы. Порой при общении он мог показаться несколько резковатым, однако эти неудобства компенсировали его щедрые подарки, которые он оставлял после каждого свидания. В первую их встречу это были весьма дорогие часы, о которых Питер Кэрри мог только мечтать. Второй раз – чек на две тысячи фунтов стерлингов. Сейчас была третья встреча, и Питер вправе был рассчитывать на дополнительное вознаграждение, так как старательно потворствовал всем желаниям клиента.

– И это все? – не сумел сдержать разочарования Питер.

– А я думал, что деньги тебя мало интересуют. – В голосе Майкла послышалась насмешка. – Мне показалось, что все то, что произошло между нами, понравилось тебе не меньше, чем мне.

Майкл явно насмехался. А это означало одно – он им пресытился, а следовательно, потерян очень неплохой клиент.

Странное дело, но за всю прошедшую неделю Питер Кэрри вспомнил Ричарда только дважды: первый раз, когда искал в куртке ключи от машины и натолкнулся на холодную рукоять пистолета, а во второй, когда увидел лежавший в тумбочке золотой перстень – последний подарок старого ловеласа. И надо признать, что в обоих случаях в его душе не зазвенела ни одна струна. Заглянув в себя поглубже, Питер попытался отыскать нечто похожее на жалость к Ричарду или почувствовать собственное раскаяние, но с удивлением для себя самого обнаружил, что былые переживания уже поросли густым мхом.

Вот, стало быть, как оно бывает: еще совсем недавно этот человек занимал значительное место в его жизни, а вот теперь, когда его не стало, то он не без труда сумел воспроизвести в памяти его лицо. Отчего-то воображение подкидывало совсем иную картинку: небольшое кровоточащее отверстие в груди.

Видно, так устроен человек: думает исключительно о живом и о предстоящих удовольствиях!

Правда, в первый день после произошедшей трагедии Питера преследовала смутная тревога, что он может быть арестован, и он даже не без некоторой опаски посматривал в окно, ожидая появления полицейских. Но когда стрелки Биг-Бена навсегда зачеркнули еще один уходящий день, он осознал, что остался невидимым для полицейских.

Настроение заметно улучшилось. На следующий день он вылетел в Амстердам и, оказавшись в международном аэропорту Скипхол, который, по существу, является филиалом главного городского музея, не без удовольствия полюбовался картинами Рембрандта, Вермеера, Яна Стена, Франса Холса. В городе было на что посмотреть, имелась возможность позабыть обо всех тех неприятностях, что преследовали его в последнее время.

– Так кто же вы все-таки, Джон? – прищурив глаза, спросил Юсуф Ахмед. – Или как вас там еще величают?

Через оконные жалюзи смотрела ночь, больше напоминающая тьму могильного склепа. Тут важно не поддаться настроению и быть уверенным в собственной правоте. Однако с каждой прожитой минутой источать уверенность становилось все затруднительнее. Джон Эйрос прекрасно понимал, что три пары глаз внимательно наблюдают за каждым его движением. Следовало вести себя солидно, без суеты, и самое главное, не поддаться тревожному настроению.

А ситуация складывается незавидная: трое сидящих мужчин рассматривают четвертого, нелепо стоящего между ними. Их психологическое преимущество в разговоре очевидно, и его следовало как-то уменьшить, и, не дожидаясь приглашения, Джон опустился на свободный стул.

Вот теперь можно продолжать разговор.

– Надеюсь, что наша беседа будет проходить в более дружеской обстановке, а не так, как это было в прошлый раз, когда вы заперли меня в тот невыносимый каменный сарай. Признаюсь, мне там было очень жарко.

До Моздока Вадим Шевцов добрался на транспортном самолете, а до комендатуры его подвез подвернувшийся запыленный «уазик». В самолете майор спал, а в машине дремал, так что тягот поездки он особенно не ощутил.

Начальником комендатуры оказался молодой краснощекий полноватый майор. Он сидел за небольшим столом и пролистывал какую-то толстую папку, временами бросая взор на орущий в углу телевизор.

Зычно заглушая ор, звучащий с экрана, Шевцов представился.

Начальник комендатуры мгновенно захлопнул папку и выключил телевизор.

– Значит, уже прибыли. Хорошо… Меня уже проинструктировали. Как говорится, чем смогу, тем помогу. Так с кем вы хотели поговорить?

Бывать в Кении Джону Эйросу доводилось дважды. И вот теперь он прилетел сюда в третий раз. С высоты птичьего полета Найроби не был похож ни на один из африканских городов, которые он знал. Казалось, что город был создан для того, чтобы засадить его деревьями и превратить в цветущий сад. Для этого природой было создано немало: густая сеть рек, прохладный климат, весьма комфортный для проживания. Примечательно было то, что здесь напрочь отсутствовала изнуряющая экваториальная жара. Оно и понятно: город расположен на высоте, на которой дохла всякая нечисть, в том числе и малярийные комары.

Но стоило только выйти за пределы аэропорта, как становилось понятно, что Найроби изрядно потрепан. И больше напоминает раскрашенную потаскушку, оказавшуюся не у дел по старости лет. Излишества и безобразный образ жизни так подточили ее здоровье, что невольно сказались на лице: потеряв прежнюю привлекательность, оно стало выглядеть куда грубее, чем было на самом деле.

Вот таковым был этот город!

Лет десять назад он выглядел значительно привлекательнее, но сейчас переживал не лучшие свои времена. Чего действительно не отнять у Найроби, так это огромного количества парков и скверов, между которыми возвышались строения с красными островерхими крышами. Особняком возвышался деловой центр с высокими сигаровидными домами. Их было такое огромное количество, что их можно было принять за одно гигантское строение.

До центра города Джона взялся подвезти крупный пожилой негр.