Петерс остановился перед высокой дверью, расправил гимнастерку под ремнем и уверенно постучал.

— Войдите, — раздался приглушенный голос.

Яков Христофорович перешагнул порог кабинета Председателя Всероссийской чрезвычайной комиссии.

— Вызывали, Феликс Эдмундович? — от дверей спросил Петерс, не решаясь проходить без приглашения.

— Проходите, Яков Христофорович, — по-дружески пригласил Дзержинский, показав на свободный стул, стоящий от него по правую руку.

На первый взгляд село казалось вымершим, только внимательно прислушавшись, можно было понять, что жизнь здесь не умерла, — в дальних дворах бабы громыхали пустыми ведрами.

В центре села на пригорке возвышалась церковь, но, лишенная колокола, безголосо и с немым укором, она взирала на предавших ее прихожан. А помнится, года два назад, когда Игнат впервые заехал в гости к боцману, колокола трезвонили так усердно, что закладывало уши.

Не уберегли!

Задрав голову, Игнат Сарычев не увидел на куполах прежней позолоты. Маковка была покорежена и нещадно помята, по всей поверхности тянулись длинные кривоватые полосы. Очевидно, что позолоту счищали какими-то скребками. И оставалось только удивляться безрассудности кощуна, что отважился забраться на самую верхотуру в надежде заполучить частицы сусального золота.

Не стало хозяина, так все пошло прахом!

Место было выбрано с расчетом: во-первых, тихое, а во-вторых, случайные люди сейчас в этот район заглядывали редко. Разве что в силу необходимости.

За небольшим столом, сколоченным из толстых сосновых досок, сидело двое мужчин. На вид одному было лет тридцать пять, внешности он был неброской, с широкой залысиной, заползающей острым клином на реденький завиток у макушки, губы пухлые, капризные, глаза чуть раскосые, под носом обозначились глубокие жестковатые складки. Говорил он уверенно, но негромко, и было заметно, что к вниманию он привык.

Его собеседнику было чуток за сорок, густые черные волосы пострижены коротко, на висках отдельными ниточками пробивалась седина. В общем, ничего приметного. Перед ними в глубоких тарелках остывала солянка, стояла наполовину распитая бутылка водки. Прислуживал мужчинам косматый здоровущий половой — доверенное лицо хозяина. Несмотря на запоминающуюся внешность, верзила умел быть незаметным, оставаясь при этом очень предупредительным.

Того, что помоложе, звали Егор Копыто. Он был одним из авторитетнейших жиганов.

Черноволосого именовали уважительно, по имени-отчеству, Савва Назарович, или Савва Большой. В досье сыскной милиции он значился как один из опытнейших медвежатников — Тимошин Савва Назарович.

Раздался короткий стук в дверь, и заместитель Председателя ВЧК Яков Петерс оторвал взгляд от разложенных на столе бумаг.

— Войдите, — негромко произнес он.

В комнату вошел красноармеец лет восемнадцати и, протянув пакет из плотной бумаги, скрепленный сургучовой печатью, отрапортовал:

— Товарищ Петерс, вам пакет от начальника МЧК!

— Давай сюда!

Сгущались сумерки. На станции в этот день народу было немного. Лишь небольшим табором недалеко от вокзала держались десяток бродяг.

Егор Копыто осмотрелся по сторонам и, убедившись, что за ним никто не следит, бодро зашагал вдоль путей. Остановился он у длинного кирпичного здания, где размещались ремонтные мастерские, немного подождав, коротко свистнул. Из-за угла вышел средних лет мужчина в длинной красноармейской шинели.

Оглядевшись, мужчина коротко спросил:

— Ничего не изменилось?

— Все, как обычно, — уверенно ответил Копыто. — Сначала работаем мы, а потом уже ваша очередь. Но на вокзал заходите только после того, когда мы дадим залп. Не забудьте выждать, чтобы нам на пятки не наступать, — строго напомнил он. — А не так, как в прошлый раз! Едва пальба не началась.

Сегодня утром на Новинском бульваре кто-то угнал автомобиль. Гиль оставил его без присмотра всего-то на полчаса, когда провожал Ленина до квартиры Бонч-Бруевича. Вернувшись обратно, машины уже не обнаружил.

История получалась более чем скверная — угнали машину вождя революции!

Некоторое время Гиль потоптался на тротуаре, надеясь на чудо, — а вдруг баловник сделает кружок по кварталу и доставит казенное имущество на прежнее место. Но время неумолимо шло, а машина все не появлялась.

Вконец отчаявшись, Гиль поднялся в квартиру Бонч-Бруевича и, потупив перед Лениным взгляд, сообщил о пропаже автомобиля.

Владимир Ильич молча выслушал покаянную речь шофера и, всплеснув руками, сказал:

— Колян, не гони ты так, — повернулся Фартовый к водителю, — а то всю душу вытрясешь!

— Понял! — Шофер сбавил обороты.

Открыв бумажник, Кирьян принялся изучать его содержимое.

— А небогато этот наш Левин живет. Я-то думал, что все дантисты в золоте ходят. Выходит, ошибался…

— Так куда мы сейчас, Кирьян?

Николай Трофимов уже выходил из своего кабинета, когда прозвенел телефонный звонок. Могли звонить из Чека, с полчаса назад звонил заместитель Петерса и сообщил о том, что произошло нападение на машину Ленина. Бандиты разоружили вождя и его спутников, отняли автомобиль. И предположительно сейчас направляются в сторону Хамовнического района.

Вернувшись, Трофимов поднял трубку.

— Слушаю!

— Это милиция? — раздался в трубке взволнованный мужской голос.

— Да, — нетерпеливо ответил Трофимов. — Вам кого нужно?

— Здравствуйте. — Смущенно улыбнувшись, в комнату вошла девушка лет восемнадцати, из-под ее меховой шапки тяжелыми русыми прядями выбивались волосы. На воротнике поблескивал снег.

За ней, заслонив дверной проем, вошел Гаврила. Натолкнувшись на повеселевшие взгляды жиганов, он отчего-то посуровел и, приобняв девушку за плечи, подвел к столу.

— Это Аглая, — сдержанно объявил жиган.

— Так это и есть твоя Аглая?! — восторженно воскликнул Фартовый. — Что же ты меня раньше с ней не познакомил! Эх, какая гарная дивчина!

— Ну что вы, — смущенно отмахнулась девушка. — Я самая обыкновенная.

Дверь слегка приоткрылась, и в комнате потянуло легким сквознячком. Дым, собравшийся в плотную серую массу, заволновался и, растянувшись в длинную летучую полосу, медленно потянулся в сторону окна.

— Ситуация крайне тяжелая, товарищи, — удрученным тоном начал заседание Дзержинский. — Бандиты вконец обнаглели! Четыре дня назад было совершено нападение на Ленина… Просто чудом Владимир Ильич остался в живых! И вот вчера было расстреляно восемнадцать милиционеров! Такого урона мы еще не знали. А поэтому Чрезвычайная комиссия просто обязана принять беспрецедентные меры и проводить самую беспощадную борьбу с бандитами! Мы с вами должны выработать общее решение. Я подготовил небольшой текст и могу зачитать его вам. Так вот, — поднял он лист бумаги, лежащей на столе. — «Чрезвычайная комиссия призывает граждан и домовые комитеты немедленно сообщать обо всех подозрительных лицах, живущих без прописки и работы, ведущих разгульную жизнь в ресторанах и ночных притонах. Граждане, знающие о местонахождении бандитов и также об их планах, но своевременно не сообщающие об этом в соответствующие органы, будут привлекаться к строжайшей ответственности, вплоть до заключения в концентрационный лагерь для принудительных работ». — Подняв голову, Дзержинский спросил: — Возражения по этому вопросу имеются? Вижу, что нет, тогда переходим к следующей теме. Вот, взгляните, — тряхнул он кипой бумаг. — Уголовники и прочий сброд настолько поверили в собственную безопасность, что даже не пытаются скрывать свою уголовную «специальность». Мы тут проанализировали последнюю перепись населения, и знаете, что они пишут в графе «род занятий»?

Присутствующие переглянулись.

— А вот послушайте. Налетчик… Домушник… Марвихер… Скокарь… Форточник, — перелистывал Феликс Эдмундович скрепленные страницы. — Пожалуйста! — Он хлопнул ладонью по бумаге. — Проститутки тоже имеются! Причем они оставляют даже адрес, куда следует обращаться клиентам.

Начальники отделений скупо заулыбались.