Погода была дрянь. Утром с Финского залива потянуло холодком, и Санкт-Петербург погрузился в плотный туман, поглотивший золотой крест Исаакиевского собора. Бравая Петропавловская крепость сегодня напоминала тонущий фрегат, и ее игольчатый шпиль над усыпальницей Романовых был похож на мачту без парусов. Того и гляди набежавшая волна накроет ослабевший корабль и батюшка Посейдон с громовым ликованием нацепит на свой трезубец очередную израненную жертву… Город выглядел простуженным стариком и, глядя на фасады отсыревших зданий, казалось, что они способны огласить опустевшие улицы раскатистым чихом. Им бы накинуть непроницаемый макинтош, надеть калоши, а не торчать под проливным дождем, обнажив проржавленные плоские крыши.

Чиф стремительно вышел из подъезда, зябко передернул плечами и быстрым шагом направился к джипу «мицубиси-паджеро», старательно избегая разлившиеся по тротуару дождевые потоки. Сидящий в машине водитель — крепкий белобрысый парень лет двадцати пяти — загодя распахнул переднюю дверцу и с интересом наблюдал, как Чиф вприпрыжку преодолевает водную стихию, легко перебрасывая мощное тело над лужами.

— Зарядил дождина… чтоб его! — Чиф наконец добрался до машины и с удовольствием плюхнулся в мягкое кресло. — Как ни приеду в Питер, так все время гнилая погода! А может, здесь летом солнца и вовсе не бывает?

— Бывает, — улыбнулся водила, — а потом примета есть такая: если важные дела начинать в дождь, это всегда к удаче.

Водитель джипа был коренной питерец, и злословие московского вора по поводу сырой погоды в Санкт-Петербурге у него вызвало только невольную улыбку.