В один из дней одна тысяча сто пятьдесят пятого года в урочище Делиун-Балдах, на правом берегу реки Онона, в юрте супружеской четы Есугей-бахадура из монгольского племени кият-борджигин и Оэлун-фуджин (хатун) из рода олкунут (ветвь племени кунграт) родился мальчик, сжимая в ладони правой руки сгусток запекшейся крови, похожей на кусок ссохшейся печени. Молодые родители нарекли своего младенца-первенца Темучином. У Оэлун-хатун и Есугей-бахадура родилось еще три сына — Хасар, Хачиун, Темуге-Отчигин (Отчигин) — и одна дочь по имени Темулун. От другой жены у Есугей-бахадура родились сыновья по имени Бектер и Бельгутай.

Когда Темучину исполнилось лет девять-десять, его молодой отец скончался, отравленный своими врагами, буирнорскими татарами. Большинство родичей и подчиненных Есугей-бахадура предательски отвернулось от его семьи, и Темучин, его мать Оэлун и братья вынуждены были жить охотой и рыбной ловлей. В обстановке постоянных измен, насилия и убийств Темучин проникся жестокостью даже к близким людям. Однажды из-за детской пустячной ссоры он вместе со своим младшим братом Хасаром в упор пронзил стрелами своего сводного брата Бектера. Когда они, бросив бездыханное и окровавленное тело Бектера на холме, вернулись домой, их мудрая мать Оэлун сразу все поняла и так порицала своих сыновей: «Душегубцы, — гневно закричала она. — Недаром этот вот яростно из утробы моей появился на свет, сжимая в руке своей комок запекшейся крови» (

Сокровенное сказание

, с. 90).

Именно ему, запачканному кровью «душегубу» Темучину, было суждено прославить не только свою семью, свой род, но и весь монгольский народ.

Река времени течет стремительно. Пронеслась, промчалась вереница лет, унося в безвозвратную даль отрочество и юность, и вот возмужалый Темучин уже предводитель кочевников и водит многотысячную рать по степям Центральной Азии, нанося одно поражение за другим своим врагам. За военные доблести и выдающийся ум монгольские роды и племена дважды, около 1189 г. и в 1206 г., провозглашали Темучина ханом и дали ему титул «Чингиз-хан», совершенно вытеснивший его личное имя.

Значение титула «Чингиз-хан» до сих пор точно не установлено. По мнению ряда востоковедов, титул

Август 1227 г. Стан монгольских воинов на территории Си Ся — государства тангутов в самой глубине Внутренней Азии. Ханский походный шатер, строго охраняемый гвардией —

кешиктенами.

Там, внутри шатра, окруженный группой приближенных, возлежит на ложе необычайно высокого для монгола роста, величественный человек с широким лбом и узкими глазами на скуластом лице. Это Чингиз-хан — повелитель мира, властелин вселенной, судия человеческих судеб. Несколько дней тому назад он почувствовал себя плохо и слег.

Ему за семьдесят. Но время, кажется, в тайном сговоре с ним. Правда, годы взяли свое: редкие волосы на голове и длинная борода хана — седые, обветренное широкое лицо — в морщинах. Но давно замечено, что человека старят не морщины, не седина; человека старят глаза, в которых погас огонь. У Чингиз-хана, даже смертельно больного, лукавый взгляд, то и дело в его «кошачьих глазах» (выражение мусульманского историка XIII в. Джузджани, который передает слова тех, кто видел хана при его вторжении в Хорасан в 617/1220–1221 г.) мелькают искринки. Но конец близок. Он чувствует это и, как всегда, сохраняет необыкновенное самообладание. Тут же, на смертном одре, он приказывает созвать совет и, перед своим отходом в подземное царство Эрлика, делает свое последнее духовное завещание.

Согласно «Тарих-и Джахан-гушай-и» Джувайни, Чингиз-хан умер 18 августа 1227 г. (в других источниках, как мусульманских, так и китайских, приводятся другие даты: 24 августа, 25 августа и т. д.). Останки Чингиз-хана были отправлены в Монголию и погребены. По древнемонгольскому обычаю, точное место погребения сохранялось в тайне. Одни говорят, писал ученый лама XVII в. Лубсан Данзан, что Чингиз-хан «был похоронен на Бурхан-Халдуне. Другие же говорят, что похоронили его на северном склоне Алтай-хана, или на южном склоне Кэнгэй-хана, или в местности, называемой Йэлэ-Утэк» (

Алтан тобги

, с. 242). Тогда же, в XVII в., местом погребения Чингиз-хана признали Ихэ-Эджен-Хоро, в Ордосе, где стояли юрты якобы с останками Чингиз-хана. В 1956 г. на месте комплекса Ихэ-Эджен-Хоро был построен роскошный храм; ныне это доходный туристский комплекс и место поклонения

Чингиз-хан еще при жизни выбрал своего наследника. Насколько можно судить по источникам, он по меньшей мере дважды обсуждал это важное в политической жизни государства дело. Согласно рассказу анонимного автора «Сокровенного сказания», вопрос о наследнике престола первой поставила ханша Есуй (Есукат-хатун) перед походом Чингиз-хана на запад, т. е. летом 1219 г. В присутствии главных жен и сыновей, младших братьев и видных военачальников Есуй обратилась к государю: «Каган! Кто рождался, тот не был вечным среди живых. Когда же и ты станешь падать, как увядающее дерево, кому доверишь народ свой, уподобившийся развеваемой конопле? Чье имя назовешь ты из четырех твоих витязями родившихся сыновей? Просим мы о вразумлении твоем для всех нас: и сыновей твоих и младших братьев, да и нас недостойных».

Чингиз-хан одобрил слова Есуй и сказал: «А я-то забылся: будто бы мне не последовать вскоре за праотцами. А я-то заспался: будто бы никогда не похитит меня смерть! Итак, старший мой сын Чжочи, что скажешь ты? Отвечай!» (

Отец Чингиз-хана, Есугей, был только

бахадуром

(«витязь», «герой»; древний тюрко-монгольский титул) и никогда не имел при жизни ханского титула. Его сын, Темучин, дважды избирался ханом, около 1189 г. и весной 1206 г. на всемонгольском курултае. Тогда же за Темучином утвердился титул «Чингиз-хан».

С целью обоснования прав Темучина на ханский титул, поскольку он не принадлежал к правящему дому, была придумана легенда, будто его отец Есугей-бахадур был племянником последнего из монгольских каганов, Хутула-кагана, сына Хабул-кагана. Тогда Чингиз-хана, надо думать, вполне удовлетворяло такое прозаическое, чисто земное обоснование его власти над монголами: он знал, что посажен на монгольский престол с согласия всего народа. Но вскоре произошли величайшие события, которые предопределили совсем иное толкование вопроса о праве Темучина на власть, а именно — создание Чингиз-ханом мировой державы.

Победы над столькими государями и народами, быстрые и громадные завоевания Чингиз-хана внушили ему уверенность в том, что сам он и его народ находятся под покровительством божественного Провидения. Да и «жители мира воочию убедились, что он был отмечен всяческой небесной поддержкой» (

Рашид ад-Дин.

Т. 1. Кн. 2. С. 64).

Связь между священным Небом и фигурой Чингиз-хана требовала скорейшего и вразумительного толкования. Прежнее обоснование прав Чингиз-хана на власть — родственная связь по боковой линии его отца с прежними каганами — в новом положении уже было недостаточным. Теперь надо было освободить фактическую самодержавную власть Чингиз-хана от всякого земного юридического источника, поставить ее на более возвышенное основание. Таким основанием стала идея о божественной предустановленности власти Чингиз-хана. Эта идея была мастерски воплощена в красочной легенде об Алан-Гоа, матери Бодончара, отдаленного предка Чингиз-хана.

Согласно легенде, Алан-Гоа, женщина очень красивая и знатного рода, была женой Добун-Мергена и имела от него двух сыновей по имени Белгунотай и Бугунотай. Добун-Мерген скончался в молодости. После того как Алан-Гоа лишилась мужа, она без посредства брака и тесной связи с мужчиной произвела на свет трех сыновей — Бугу-Хадаги, Бухату-Салчжи и Бодончара; она забеременела от луча света, проникшего к ней с Небес через верхнее отверстие юрты. Белгунотай и Бугунотай, старшие сыновья, родившиеся еще от Добун-Мергена, стали втихомолку поговаривать про Алан-Гоа: «Вот наша мать родила трех сыновей, а между тем при ней нет ведь ни отцовских братьев, родных или двоюродных, ни мужа. Единственный мужчина в доме — это Маалих, Баяудаец. От него-то, должно быть, и эти три сына».

Согласно древнемонгольской концепции власти, верховная власть в государстве сосредоточена в лице хана и является наследственной в роду Чингиз-хана. Исключительное право на царство признается только за первыми четырьмя сыновьями Чингиз-хана от его старшей жены Борте — Джучи, Чагатай, Угедей, Тулуй — и их прямыми потомками, которые собственно и составляют

алтан уруг

(«золотой род») — правящую монгольскую династию. Единственный источник права на верховную власть — это воля «золотого рода»; высшим непосредственным выражением власти «золотого рода» является

курултай

— собрание царевичей и знати. Ханом может быть любой представитель

алтан уруга

, если он будет признан большинством «золотого рода» достойнейшим по своим качествам и утвержден на курултае царевичей и высшей аристократии. Хан, права которого не основаны на признании его со стороны большинства «золотого рода» и утверждении его на курултае, — узурпатор и подлежит наказанию.

Одно из установлений Чингиз-хана, по словам Иоанна де Плано Карпини, гласило: «Если кто-либо, вознесясь гордыней, собственной властью, минуя выборы предводителей, захочет стать императором, то он должен быть убит без всякого сожаления» (LT, V. 18)

{7}

. Эти же сведения в донесении брата Бенедикта выглядят так: «Если кто-нибудь, движимый гордыней, по собственной воле захочет стать каном, то он должен быть немедленно убит» (НТ, § 41). Любой нечингизид, претендующий на статус хана, признается мятежником против воли Неба, а не просто обычным государственным преступником.

Государи и знать не должны были использовать пышные титулы, как то было принято, например, у мусульман. Согласно Ясе Чингиз-хана, как ее излагают Абу-л-Фарадж и Джувайни, «тому, кто на царском троне сидит, один только титул приличествует —

хан

или

каан.

Братья же его и родичи пусть зовутся каждый своим первоначальным, личным, именем»

[38]

. В донесениях францисканской миссии 1246 г. могущественный Бату фигурирует только под личным именем и ни разу не назван ханом, что, видимо, соответствует реальному положению дел. По сведениям брата Бенедикта, титул хан (

Это положение Ясы соблюдалось достаточно строго, и, насколько известно, все монгольские ханы до и после вступления на престол носили одно и то же имя. Правда, были отдельные случаи, когда уже царствующие Чингизиды принимали второе, мусульманское, имя. Так, например, Чагатаид Тармаширин (правил в 1330–1334 гг.), будучи ханом, принял ислам и стал называться Султан Ала ад-Дин; Джучид Узбек-хан в 1321 г. принял ислам, а заодно и мусульманское имя — Султан Мухаммад. Именно с этого времени, с середины XIV в., арабское слово

Итак, правовым основанием для получения титула «хан» служили принадлежность претендента к «золотому роду» и воля большинства Чингизидов и высшей аристократии. Царствующий род как бы делегировал одного из своих представителей на исполнение определенных функций, наделив его известными правами. Ниже мы рассмотрим вопрос о прерогативах и функциях государя, но прежде для полноты сведений дадим описание церемонии интронизации монгольских ханов.

Выше, во второй главе, мы рассмотрели обстоятельства восшествия на престол первых четырех преемников Чингиз-хана, источники права на власть и можем обоснованно утверждать, что в

Еке Монгол улус

(таково было официальное название государства монголов с 1211 г.) единственным правовым основанием для получения сана хана служила принадлежность претендента к «золотому роду», однако четкого законодательства о престолонаследии не существовало. Сам основатель монгольской династии Чингиз-хан был за то, чтобы власть в государстве переходила в руки самого достойного представителя «золотого рода», к какому бы из четырех домов (дом Джучи, Чагатая, Угедея, Тулуя) он ни принадлежал. Свою приверженность именно к наследственно-династическому принципу передачи верховной власти независимо от степени родства нового суверена с предыдущим он со всей определенностью высказал еще в 1219 г. Когда на совещании перед походом на государство хорезмшаха Чингиз-хан назначил Угедея своим наследником, Угедей выразил опасение, что его дети и внуки могут оказаться людьми без достоинств и не будут достойны наследовать престол. Чингиз-хан тогда сказал: «Если у Угедея народятся такие потомки, что хоть травушкой-муравушкой оберни — коровы есть не станут, хоть салом окрути — собаки есть не станут, то среди моих-то потомков ужели так-таки ни одного доброго и не родится?» (

Сокровенное сказание

, с. 186).

Назвав еще при жизни наследником престола Угедея, Чингиз-хан тем самым узаконил право правителя по своей воле назначать себе преемника, а заодно определил и предпочтительную форму преемственного порядка власти от одного представителя «золотого рода» к другому — политическое завещание. Великий хан Угедей (1229–1241) в вопросе о престолонаследии во всем следовал своему отцу.

В правление великого хана Гуюка мы видим в жизни Монгольской империи принципиальное политическое новшество — попытку закрепления верховной власти за представителями исключительно одной семьи — семьи Гуюка. Вспомним его памятное обращение к царевичам и военачальникам на курултае 1246 г: «Я соглашусь принять престол на том условии, что после меня каанство будет утверждено за моим родом». Он же, Гуюк-хан, первым в истории Монгольской империи определил порядок прямого наследования — от отца к сыну, выразив это четкой и лаконичной формулой: при жизни сына царство не может перейти к внукам (

Однако и семейно-клановый принцип передачи власти не стал у Чингизидов общепризнанным. После смерти Гуюка, сына Угедея, царевич Бату, который, как и его дед Чингиз-хан, придерживался принципа выборности великого хана из «золотого рода» Чингизидов по их личностным качествам, пользуясь своим главенствующим положением в империи, добился в 1251 г. передачи царской власти дому Тулуя, четвертого сына Чингиз-хана.

Словом, в государственной жизни Монгольской империи уже на начальных этапах ее истории главной проблемой была проблема соотношения между правом и силой, что, в свою очередь, явилось естественным следствием отсутствия в стране строго фиксированных правил о порядке избрания хана. Такое состояние дел приводило к тому, что после смерти каждого государя разворачивалась борьба за престол между отдельными партиями царевичей и эмиров; причем каждая из соперничающих сторон обосновывала свои права на власть как единственно законные. Столкновение разных прав было результатом того, что право на власть могло выражаться в различных порядках.

Чтобы читатель хорошо представлял себе политическую карту Центральной Азии в средние века и легко мог ориентироваться в топонимике региона, приведу в сжатой форме историко-политологическое и географическое содержание терминов, часто встречающихся по ходу исследования: Туркестан (Западный и Восточный), Семиречье, Кашгария, Средняя Азия.

Туркестан

, собственно

Туркистан

— персидское слово и означает «Страна тюрков». Оно образовано от слова

тюрк

— названия народа, письменная история которого впервые фиксируется в VI в. Самое раннее упоминание слова

Туркестан

содержится в документе на бумаге 639 г., представляющем собой письмо на согдийском языке из двадцати пяти строк о продаже в рабство самаркандской девушки. Документ был найден в 1969 г. вместе с китайским документом 628 г. Оба текста находились внутри погребальной статуэтки, входившей в состав погребального комплекса одной из могил некрополя, расположенного близ Турфана (современный Синьцзян). Перевод согдийского документа на русский язык с лингвистическим анализом осуществлен иранистом З. А. Лившицем

[85]

.

Понятию

Туркестан

в разные исторические периоды придавалось различное географическое значение. Первоначально Страна тюрков — Туркестан занимал земли, которые граничили с областью персов по Амударье.

Арабские географы IX–X вв. представляли Туркестан как местности, расположенные севернее и восточнее Мавераннахра, точнее — степи к северу и востоку от культурных областей междуречья Амударьи и Сырдарьи до собственно Китая. С конца X в. междуречье Амударьи и Сырдарьи снова вошло в состав государства тюрков, и Мавераннахр арабов постепенно преобразовался в Туркестан, Амударья опять стала разграничивать Туркестан и Иран.

В XVI–XVII вв., во времена правления Шибанидов и Джанидов (Аштарханидов), тюрки составили большую часть населения и южнее Амударьи — в Балхе и областях к востоку и западу от него. Как следствие, страна от Мургаба до границ Бадахшана также стала называться Туркестаном. Таким образом, в новое время для этнических персов и афганцев Туркестаном были страны от Каспийского моря на западе до Алтая и Хами на востоке, от южных отрогов Уральских гор и Тобола на севере до Копетдага, Гиндукуша и Куэнь-Луня на юге, населенные преимущественно народами, говорящими на тюркских языках.

В начале XIII в. на степных просторах нынешнего Северного Казахстана, от Иртыша на запад, в Дешт-и Кипчаке, располагались кочевья кипчаков. Империя гур-хана кара-китаев занимала земли от области уйгуров в Восточном Туркестане до Аральского моря. В десятые годы XIII в. часть этой территории захватил Кучлук, возглавлявший монгольское племя найман, а северная часть Семиречья подчинялась Арслан-хану — предводителю тюрков-карлуков. Страну между Таласом, Чу и озером Иссык-Куль занимали канглы. Города-крепости и примыкающие к ним районы бассейна Сырдарьи, а также Мавераннахр и большая часть Ирана принадлежали хорезмшаху Ала ад-дину Мухаммаду.

После нашествия монголов мы видим иную картину, новые политические структуры. Вытесненные Чингиз-ханом из окрестностей Байкала, а затем и с берегов Иртыша группы меркитов и найманов, действовавшие сообща, были разбиты в 1209 г. уйгурским

идикутом

(титул главы уйгурского княжества в Восточном Туркестане) при попытке пройти через его владения. В результате они разделились: меркиты подались к кипчакам в Восточный Дешт-и Кипчак, а найманы во главе с Кучлуком направились в Семиречье во владения кара-китаев.

За этими событиями последовало другое. В 1211 г. в Семиречье впервые появилось монгольское войско, во главе которого стоял Хубилай-нойон, один из полководцев Чингиз-хана. Глава карлуков Арслан-хан велел убить кара-китайского наместника в Каялыке и добровольно подчинился монголам. Правитель Алмалыка (в долине реки Или) мусульманин Бузар также признал себя вассалом Чингиз-хана, ему в жены была отдана дочь Джучи, старшего сына Чингиз-хана. Однако корпус Хубилая в том же году отбыл на восток, так как Чингиз-хан начал войну с Китаем и все свои вооруженные силы направил туда.

Лишь в 1216 г., после возвращения из Северного Китая в Монголию, Чингиз-хан поручил Джучи добить бежавших на запад меркитов. Давние противники сошлись в ближнем бою около Иргиза. Тургайская степь стала полем брани. Меркиты потерпели полное поражение и рассеялись в разные стороны. Джучи торжествовал. Но тут произошло непредвиденное. На рассвете следующего после победы дня перед монголами возникло шестидесятитысячное войско хорезмшаха Мухаммад-султана, который из Дженда, с нижнего течения Сырдарьи, выступил в поход против кипчаков

Монгольские военачальники решили не вступать в бой с хорезмшахом и объявили, что они посланы Чингиз-ханом только против меркитов, и у них нет разрешения на войну с хорезмшахом. Но султан не внял их словам и своими действиями принудил-таки Джучи вывести воинов на поле боя. Монголы сражались отчаянно смело. Даже был момент, когда хорезмшах чуть не угодил в плен, и лишь смелый бросок его отважного сына Джалал ад-дина, отразившего нападение, спас султана от верной гибели. По сведениям Ибн ал-Асира, «убито было с обеих сторон столько, что и не сочтешь, но не обратился в бегство ни один из них… Дошло дело до того, что иной из них слезал с коня и пеший бился со своим противником. Дрались они на ножах, и кровь текла по земле до такой степени, что лошади стали скользить по ней от множества ее».

Чингиз-хан, по словам Джувайни, еще при своей жизни выделил «особые земли, называемые

йуртом

» каждому из своих сыновей. В исследовательской литературе эти земли принято именовать уделами или улусами.

Владения второго сына Чингиз-хана, Чагатая, включали Восточный Туркестан, большую часть Семиречья и Мавераннахр (междуречье Амударьи и Сырдарьи), а также земли левобережья Амударьи — Балх, Бадахшан, Газни, Кабул и районы включительно до реки Синд. Орда (ставка) Чагатая находилась в Кульджинском крае, на южной стороне р. Или.

Первый правитель среднеазиатских и восточнотуркестанских владений монголов Чагатай был вторым сыном Чингиз-хана от его жены Борте из племени кунграт. Дата его рождения точно не установлена. Еще при жизни отца Чагатай слыл лучшим знатоком Ясы и высшим авторитетом во всех вопросах, связанных с монгольскими законами и обычаями. Как и его братья, он принимал участие в походах своего отца против Китая (1211–1216) и против империи Хорезмшахов (1219–1224). Вместе со своими братьями, Джучи и Угедеем, Чагатай осаждал Отрар, а затем Гургандж. Вероятно, в 1221 г. ему было поручено преследование Джалал ад-дина, сына хорезмшаха Мухаммада, вследствие чего зиму 1221–1222 гг. он провел в Северной Индии. Во время тангутского похода Чингиз-хана (1225–1227) Чагатай находился в Монголии в качестве начальника оставленных там войск. После смерти Чингиз-хана в 1227 г. Чагатай отправился в свой

йурт

и больше не участвовал ни в каких военных походах.

Согласно сведениям Джалала Карши, область, составлявшая основную часть владений Чагатая в Семиречье, называлась Иль-Аларгу; главным городом ее был Алмалык, в Илийской долине. Небезынтересно, что от этого географического названия получил свою вторую

нисбу

(Иль-Аларгуви) мусульманский министр Чагатая, купец Кутб ад-дин Хабаш-Амид, умерший в 1260 г. и похороненный в одном из городов области Алмалыка. Известны начинания Чагатая по благоустройству своего улуса. Так, по его приказу была построена дорога из Восточного Туркестана через Урумчи, Манас и перевал Талки в Илийскую долину, для чего в нескольких местах были пробиты скалы и возведены из горного леса 48 мостов, настолько широких, что по ним могли проехать рядом две телеги. Около Алмалыка, вблизи высоких гор Кок, в местности Куяш («Солнечное»), которая летом была «похожа на рай», Чагатай устроил селение Кутлуг («Благодатное»). Там находилась его летняя резиденция. Зиму он проводил также в долине Или, в местности Мераузик-Ила. Область Или оставалась центром могущества улуса и после смерти Чагатая.

Как старший в ханском роде, после смерти своего отца и старшего брата Джучи (оба умерли в 1227 г.), Чагатай пользовался непререкаемым авторитетом. В 1228–1229 гг. он вместе со своим дядей Отчигином стоял во главе царевичей, провозгласивших великим ханом Угедея. По словам Рашид ад-Дина, при правлении Угедея (1229–1241) Чагатай обладал такой фактической властью во всей империи, что великий хан не принимал сколько-нибудь важных решений «без его совета и одобрения». Однако при всем этом он не являлся самостоятельным государем своего улуса: правителем культурных областей Мавераннахра и Восточного Туркестана был мусульманин Махмуд Ялавач, назначенный на эту должность великим ханом; великим ханом назначались и начальники монгольских войск в Мавераннахре. Чагатай как улусный правитель не имел полномочий смещать их без согласия великого хана.

В западных владениях Чагатайского улуса — Мавераннахре — род Чагатая потерял свое господство, и власть перешла в руки тюрко-монгольских беков (эмиров). Иначе обстояло дело в восточных областях Чагатайского ханства. Эмиры этой части государства не стали узурпировать верховную власть, а решили возвести на престол своего хана — Чингизида. Эмир Пуладчи из племени дуглат, самый могущественный из эмиров восточных областей, привез из долины р. Или шестнадцатилетнего царевича Туглук-Тимура, мнимого или действительного потомка Чагатая, и в 748/1347–1348 г. возвел его на престол в Аксу. Государство, возникшее в восточной половине Чагатайского улуса в результате совместной деятельности эмира Пуладчи и Туглук-Тимур-хана, именуется в средневековых источниках по-разному:

Улус моголов, Улус Джете, Страна Джете

, но чаще всего —

Моголистан, Мамлакат-и Моголистан.

Моголистан

— персидское слово и означает «Страна моголов»; оно образовано от слова

могол

(могул, у автора XVI в. Ахсикенди дается вариант

мугал

); так, без буквы «н», произносилось и писалось народное название монголов в Средней Азии и соседних мусульманских странах. Произношение

могол (могул

) сохранилось до нашего времени у потомков монголов в Афганистане. Название Моголистан встречается еще в «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина. Правда, для Рашид ад-Дина, умершего в 1318 г., т. е. до разделения Чагатайского улуса на два независимых государства, Моголистан — это коренной

йурт

Чингиз-хана, собственно Монголия. В этой связи небезынтересно отметить, что для автора «Муизз ал-ансаб», который писал в двадцатых годах XV в. в государстве Тимуридов, т. е. в западной части бывшего Чагатайского улуса, и знал о существовании Моголистана Туглук-Тимур-хана и его потомков, та, собственно, Монголия, что в глубине Азии — это Шарки Моголистан (букв. «Восточный Моголистан») (

Муизз ал-ансаб

, л. 13а).

Казахстанский востоковед В. П. Юдин в одной из своих рецензий, опубликованной в 1965 г., высказал мнение, что Моголистан включал в себя только области, ограниченные Сырдарьей, Сары-Су, Балхашем, Иртышом и южными склонами Центрального Тянь-Шаня, и что Кашгария не входила в состав Моголистана, а находилась во владении эмиров племени дуглат. Однако такое одностороннее определение границы Моголистана вызывает ряд возражений. Дуглаты, удельное владение которых называлось «Манглай Субе», были не просто и не только одним из основных племен Моголистана, но именно эмир этого племени Пуладчи в 748/1347–1348 г. возвел на престол в Аксу Туглук-Тимура, первого хана Моголистана; сын Пуладчи, эмир Хадайдад заставил провозгласить ханом Хизр-Ходжу (ум. 1399), сына Туглук-Тимура, а впоследствии он посадил на престол в Моголистане еще пять ханов и вместе со своими сыновьями и братьями фактически управлял государством моголов

В этой связи представляется уместным напомнить, что есть разные границы, а именно:

Государственные границы Моголистана не оставались, однако; неизменными: в зависимости от политической ситуации они то сужались, то, наоборот, расширялись. Так, при Туглук-Тимур-хане (1347–1363) границы Моголистана на востоке Кашгарии проходили в районе Куча; в девяностых годах XIV в. Хизр-Ходжа-ханом был предпринят поход против Кара-Ходжи и Турфана, в результате чего эти два очень важных города на границе Китая оказались включенными в состав Моголистана; впоследствии граница Моголистана в Восточном Туркестане была перенесена еще дальше на восток, к Баркулю. В одном месте своего «Тарих-и Рашиди» Мирза Хайдар утверждает, что в пятидесятых годах XV в. западную окраину Моголистана составлял округ Чу и Козы-Баши, т. е. долина р. Чу и горные склоны Курдая; в другом месте «Тарих-и Рашиди» говорится о том, что западные границы Моголистана составляют Тараз, Туркестан и Ташкент. В последние десятилетия XV — начале XVI в. эти города с округами по преимуществу действительно принадлежали моголам, а Ташкент являлся даже местом пребывания могольского хана Юнуса (ум. 1487) и его преемника Махмуд-хана. Но в 1503 г. все западнотуркестанские владения моголов перешли в руки Шибанидов, а хан моголов со своими придворными переселился в Кашгарию. В двадцатых годах того же столетия моголы были вытеснены из Семиречья казахами, и эта территория скоро стала называться Казакстаном (Казахстаном). Однако моголы сохранили власть в Кашгарии, и их собственно восточнотуркестанское государство с центром в Яркенде получило у местных историографов конца XVII–XVIII вв. название

Итак, в середине сороковых годов XIV в. Чагатайская держава разделилась на два отдельных государства — западное и восточное. В западном государстве — Мавераннахре (междуречье Амударьи и Сырдарьи) фактическая власть в стране находилась в руках тюрко-монгольских эмиров (беков), которые поделили между собой области Западного Туркестана. Источники называют таких эмиров: эмир племени сулдуз — Байан, эмир племени джалаир — Байазид, эмир племени барлас — Хаджжи-бек, глава йасавуров — эмир Хизр, эмир племени найман — Хамид, который стал также вождем андхойцев и шубурганцев и др. (

Натанзи

, изд., с. 117;

Шаджарат ал-атрак

, с. 378).

После гибели Казан-хана первым улусным правителем Мавераннахра из тюрко-монгольских эмиров стал эмир Казаган (1346/47–1356) из

каугинов

(так первоначально назывались привилегированные части войска в Улусе Джучи и в Чагатайском улусе, а точнее, собственная тысяча правителя, а затем это слово, видимо, стало названием рода или племени). Эмир Казаган был истинным воином: он много сражался, проявляя беспредельную личную отвагу, часто одерживал победы, но, конечно, терпел и поражения, один глаз у него был выбит стрелой в стычке с Казан-ханом в окрестностях Герата в 1346 г. Эмир Казаган оставался верен кочевой жизни: зимовал на берегах Амударьи в местечке Сали-Сарай (выше Термеза), где, судя по всему, был дворец, а летом он переходил в горную местность около города Мунка (ныне Бальджуан), не трогал земель оседлого населения, старался не допускать насилия над горожанами и селянами. При его правлении, говорится в источниках, и кочевое, и оседлое население страны жило в полном благоденствии. В 1358 г. Казаган был убит на охоте своим зятем по наущению противников.

После смерти Казагана власть в Мавераннахре перешла к его сыну Абдулле. Он правил хорошо, отмечают источники, но своим стремлением перейти к оседлому образу жизни — постоянно находиться в Самарканде — он вызвал недовольство кочевой знати и был низложен эмирами главных племен Мавераннахра меньше чем через год после начала правления. Преследуемый отрядами эмиров Байан сулдуза и Хаджжи барласа, Абдулла бежал в Андараб (около Мерва), где и был убит. Спустя некоторое время, в течение которого у власти побывало несколько верховных эмиров, правление в Мавераннахре перешло к внуку Казагана, эмиру Хусайну, сыну Мусаллаба.

Показательно, что верховный эмир Казаган и все его преемники возводили на престол подставных ханов из числа Чингизидов, а сами не принимали титул хана.

Эмир Хусайн (начал править с начала 60-х гг. — погиб в 1370 г.) был самым могущественным из правивших до него верховных эмиров Мавераннахра. Он слыл человеком деятельным и храбрым, но в то же время имел ряд недостатков, порочащих его как правителя. Вот, к примеру, как характеризует эмира Хусайна историк XV в. Фазлаллах ал-Мусави, сочинитель «Тарих-и хайрат»: «Он был очень упрямым и храбрым эмиром; его строгость доходила до такой степени, что он садился в „диван принесения жалоб“ с железной палицей в руках; если истец с ответчиком путались в своих речах или не понимали глубины его решения, он собственноручно бил их этой палицей. Скуп он был до такой степени, что носил одежду из хлопчатобумажной ткани; если его одежда разрывалась вследствие трения о луку седла, то он клал заплату. Один этот порок затмевал все его похвальные качества»