Когда долго сидишь в одиночке, начинаешь понимать, почему именно так описывают определённое состояние души: "выть хочется". Особенно если и одиночка эта не "лефортовская" камера, слегка потёртая, но казённо-аккуратная. А камера построенного ещё при Екатерине корпуса калужского СИЗО. Низкие давящие своды. Многажды перекрашенные, но всё равно облезлые стены, на которых проглядывают чёрно-красные кирпичи. И слой смешанного с пылью никотина на округлом сводчатом потолке и стенах -- такой толстый, что его можно соскабливать спичкой. Мрачная картина.

Но на какое-то время я абсолютно не видел этой мрачности, когда в "шестьдесят восьмую" мою камеру принесли телеграмму от Ларисы Богораз. Как живое прикосновение Истории. Понимаете, одно дело -- знать, что это было. И совсем другое дело, когда вдруг история материализуется листочком бумаги, где -- простите уж за высокие слова, но ведь и правда так -- принадлежащая Истории Лариса Иосифовна обращается конкретно к тебе, призывая не падать духом. Наверное, это не то же самое, что для них -- маузер Дзержинского. Но для меня очень не рядовым событием была та телеграмма.

Может, благодаря и ей тоже мой дух всё-таки в основном остался при мне. Даже когда приходилось сталкиваться с самой невероятной, нахрапистой ложью следствия, изо всех сил топившего правду в грязи и домыслах. Когда просто прямо написанные вещи объявлялись несуществующими. Когда утверждалось, что если написано "а" и написано "б", то сложить из них "аб" нельзя, невозможно. Когда чуть ли не вся мощь госбезопасности, от УВКР до Внешней разведки и от военных следователей до Департамента экономической безопасности, изо всех сил старалась нагромоздить "дело" и не заметить простую и ясную правду.