Часов в пять вечера, до начала сумерек, когда топать еще и топать, Виконт взбесился в третий раз за этот день. На широкой, отлично утоптанной тропе, уже в пойме Онеки, он с коротким, хриплым, каким-то истерическим ржанием вскинулся вдруг на дыбы, на задних ногах враскачку двинулся к ближайшей слева лиственнице и, скользнув по ней левым боком, сорвал вьючный ящик с крючьев грузового седла. В тот же миг, рухнув на передние ноги, левым задним копытом он прицельно лягнул этот не успевший еще приземлиться вьючник, разворотив ему бок и скособочив крышку.

После таких невероятных даже для него действий Виконт встал, повинно опустив морду и приподняв зашибленное копыто со съехавшей на сторону подковой.

В наступившей ошарашенной тишине слышно было испуганное пофыркивание лошадей каравана да ровный рокот воды на недалеком онекском перекате.

…Рваной пастью, острыми фанерными зубьями скалился покалеченный ящик, и крышка его безобразно висела на одном шарнире.

И валялась вокруг вся отрядная канцелярия — самая ценная, самая оберегаемая часть груза: карты, аэроснимки, запасные компаса, бутылочки с тушью, свечи…

Вадим споткнулся и остановился.

«Что это я пугаюсь?» — подумалось ему.

«Да нечего, нечего пугаться! — тотчас же отозвалось в сознании. — Совершенно нечего!»

Вадиму стало не по себе. Он все же сбросил ящик у дальнего валуна, более плоского и в самом деле более пригодного для работы. Он сел на этот валун и поглядел в сторону костра.

Генка, в одних мокрых трусах, с Мишелевой помощью спешно выкручивал одежду. Пальцы его ступней зябко поджались на холодной гальке, и синеватые ноги деревянно согнулись в коленях. Замерз, видать, парень по-настоящему. Как бы не простыл. И спирту для такого случая, как всегда, нет. Смех-то смехом…