Вовсе не собираюсь хвастаться, но до сих пор девицы легкого поведения в нашем городе не слишком-то наживались на мне. Впрочем, и они со своей стороны ничуть не способствовали процветанию моего бизнеса, так что мы были квиты. Вплоть до настоящего момента.

А в данный момент… Не требовалось особой мудрости и житейского опыта, чтобы догадаться о ремесле дамочки, сидящей напротив меня. Тут и десятилетний ребенок сообразил бы. Бабенка была что надо. Если бы только не ядовито-пунцовая помада, излишне толстый слой косметики, чересчур короткая юбка и подчеркнуто зазывная походка… И все же она была хороша, черт побери, и сама сознавала это, явно принадлежа к той породе женщин, что упиваются вниманием окружающих. Она уселась, закинув ногу на ногу, чтобы короткая юбчонка вздернулась еще выше, и предоставила мне возможность любоваться ее прелестями. И я не замедлил воспользоваться этой возможностью.

— В сущности, разница между моей и вашей профессией не так уж и велика, — промурлыкала она.

Ее голос можно было бы назвать не лишенным приятности, если бы не раздражающе плаксивая интонация. Продолжая любоваться ее безукоризненно вылепленными бедрами, я простил ей плаксивость. Спорить с ней я не стал. Какой дурак станет спорить с женщиной, если она к тому же твой клиент. А что касается специфики профессии, то я знал по крайней мере одно существенное различие между нами: в данный момент эта особа была единственным человеком, вознамерившимся прибегнуть к моим услугам. Поэтому, оторвав взгляд от ее безукоризненных форм, я подвинул к себе блокнот. Правда, на столе передо мной стоял магнитофон, а в ящике стола был запрятан еще один, приводимый в действие нажатием педали, но я предпочитал делать записи в блокноте — это внушало клиентам доверие. Подобным трюкам я научился у одного чикагского ловкача, который проводил в Сиэтле недельные курсы повышения квалификации для частных детективов. Обучение влетело мне в копеечку, но затраты окупились, несмотря на то что под конец курса я допер: этот субчик сроду не занимался сыском. Но у меня к нему претензий не было. Он давал очень дельные советы, и к ним следовало прислушиваться, коль скоро самозваному инструктору запросто удалось обвести вокруг пальца не один десяток опытных профессионалов.

— Вы еще не сказали, мисс, чем я могу быть вам полезен, — напомнил я красотке.

— Открывай немедленно!

Я отскочил в сторону, укрылся за креслом и взял под прицел дверь.

— Открывай, или мы взломаем дверь!

Я снял пистолет с предохранителя.

— Полиция. Слышишь, Робертс? Немедленно впусти нас!

К старости человек дуреет, в молодости же ему не хватает опыта. Утешительная истина, не правда ли? Но как применить ее к тому, кто балансирует на зыбкой грани между двумя этими периодами жизни, кто выглядит дряхлым старцем в глазах подростков, а у людей пожилых вызывает неприязнь, смешанную с завистью? Вероятно, вам тоже приходилось замечать, что люди на склоне лет, как правило, завидуют не зеленым юнцам, у которых поистине вся жизнь впереди, а тридцатилетним, вроде меня.

Ко мне вышеупомянутая истина применима в том смысле, что временами я оказываюсь уже дураком и еще недостаточно опытным. В собственную квартиру я вперся с таким безмятежным спокойствием, словно контролер, пришедший снять показания газового счетчика.

Меня поджидали двое. Должно быть, они давно расположились тут, и когда я, ничего не подозревая, отворил дверь, то увидел нацеленный мне в грудь темный, вороненой стали пистолет. Я ни на секунду не принял своих гостей за полицейских, хотя на первый взгляд они не слишком отличались от двух бравых сыщиков, которые так любезно загребли меня утром. В серые брюки и легкий полотняный пиджак в полоску был облачен один из них — тот, что самовольно развернул мое кресло к двери. Другой был одет в джинсы, сандалии и майку, надпись на которой оповещала окружающих, что обладатель ее выиграл конкурс красоты. Правда, не было указано, на какой барахолке. Заурядные типы, заурядные лица. Незаурядной была лишь уверенность, с какой они обращались с оружием.

— Не дергайся, приятель, — спокойный, ленивый тон. Не иначе субчик долго упражнялся с магнитофоном, чтобы добиться такого эффекта.

Я и не думал дергаться. Второй тип зашел мне за, спину и проворными, отработанными движениями охлопал меня.

Я приходил в себя медленно и безо всякой охоты. Голова пульсировала, словно поршень паровоза. Боль была острой, колющей и усилилась, едва только я открыл глаза. Правда, тотчас и зажмурился снова: зрелище не стоило испытываемой боли. Я валялся на полу в собственной гостиной. Два типа, которых я так ловко прищучил в лифте, сидели напротив, нацелив в меня пушки куда мощнее той, что я пригрозил им в лифте. От третьего который огрел меня по затылку, видны были только ноги и огромные черные ботинки возле самой моей головы. Не хотелось думать о последствиях, если этими здоровенными вездеходами он саданет меня по башке. Я поплотнее смежил веки, мечтая вновь погрузиться в беспамятство.

Этого мне не позволили. Принялись меня трясти, отчего поршень в голове заработал еще неистовее, грозя пробить виски навылет. Делать нечего, я открыл глаза и буркнул что-то невразумительное. Молодчики взирали на меня с довольной ухмылкой, точь-в-точь ведущие телевикторины, когда участник правильно называет цвет туфель, какие были на Нэнси Рейган во время инаугурации ее супруга. Я с трудом поднялся на ноги. Никто мне не препятствовал, да и чего им было опасаться с этакими-то пушками у борта. Мне позволили даже проковылять в ванную и сунуть голову под кран.

По прошествии минуты-другой я почувствовал, что со временем, пожалуй, буду в состоянии проделать столь сложное движение, как кивок головой, и верну себе способность вновь издавать членораздельные звуки.

Возвратясь в комнату, я плюхнулся на стул. Кресло больше привлекало меня, однако троица вооруженных бандитов сводила выбор к нулю. Я повнимательнее пригляделся к третьему. Ростом он был примерно с меня, темноволосый, голубоглазый. Но сходство на том и кончалось. Волосы у него были гораздо темнее, почти как у индейца, а глаза светлые-светлые. С таким сочетанием ему бы податься в киноактеры. Правда, будь черты лица его чуть помягче… Но лицо у него было грубое, Марсия верно подметила. Впрочем, я не стал фиксировать внимание на его лице. Я подмечал, как он движется, как держит оружие, чтобы знать, на что рассчитывать, если у меня не останется иного выхода, кроме последнего, отчаянного рывка… Результаты наблюдения надежд не внушали… Передо мной был силач. Крепкий, массивный, какими бывают обычно люди приземистые, а его массивность была помножена на рост. Ну а оружие он держал в руках со сноровкой человека, которому не причинит душевной травмы пустить его в ход.

Белоглазый понял, с какой целью я изучаю его, и кивнул.