Друзья приходят на помощь в беде

Вперед, наемные рысаки, стремите свой бег по Стрэнду и Флит-стрит Джордж Уорингтон спешит на помощь томящемуся в заключении брату! Всякий, кто помнит лондонскую улицу и лондонского извозчика тех времен, увековеченного Хогартом, легко может представить себе, сколь томительно тянулось время и сколь долгим казался путь. Вокруг ни огонька, разве что пробежит мальчишка-провожатый с фонариком, и в этой тьме — извозчичьи кебы с провисшими рессорами, разбитые тротуары, огромные выбоины на мостовой и топкая, вязкая зимняя грязь в неизмеримом количестве! Продвижение от Пикадилли до Флит-стрит показалось нашему молодому герою почти столь же долгим, как путешествие из Мальборо в Лондон, совершенное утром.

Джордж отправил письмо Гарри, оповещая о своем прибытии в Бристоль. Он писал ему и раньше, и великая весть о том, что брат жив и возвращается из плена, уже должна была бы долететь до Гарри, но Англия вела войну с Францией, французские каперы охотились за английскими торговыми судами и нередко задерживали их чуть ли не у входа в порт. Письмо, оповещавшее о возвращении Джорджа, легко могло оказаться на борту одного из американских кораблей, захваченных французами. Письмо же, в котором Джордж давал знать о своем прибытии в Англию, не было вскрыто беднягой Гарри. Оно осталось лежать нераспечатанным в его квартире, куда было доставлено на третьи сутки после того, как Гарри взяли под стражу, и разгневанный мистер Рафф положил не выдавать никому ни единой вещицы, принадлежавшей его постояльцу.

Прибыв в Лондон, Джордж отправился прямо к брату на квартиру и осведомился о нем. Служанка, отворившая ему дверь, испуганно взвизгнула, пораженная его сходством с Гарри, и опрометью бросилась к хозяйке. Хозяйка, не желая открывать истины, а быть может, и признаваться в том, что бедняга Гарри попал в заключение по жалобе ее мужа, заявила: мистер Уорингтон съехал с квартиры, а где он теперь обретается, ей неведомо. Джордж знал, что Кларджес-стрит расположена неподалеку от Бонд-стрит. Ведь не раз и не два разглядывал он карту Лондона. Тетушка Бернштейн, наверное, сможет сообщить ему о местопребывании Гарри. Вполне возможно, что в эту самую минуту он даже находится у нее. Гарри писал домой о том, как была добра к нему госпожа Бернштейн. Даже госпожа Эсмонд смягчилась, услышав об этом. (Особенно же растрогана была она письмом баронессы — тем самым письмом, которое, в сущности, и вызвало столь поспешный отъезд Джорджа в Европу.) Она от всей души надеялась и верила, что Беатриса имела возможность раскаяться в прежнем своем грешном поведении. В ее возрасте это было бы самое время. Видит бог, ей-то нужно замолить немало грехов! Мне не раз приходилось наблюдать, как безупречно нравственные дамы из секты фарисеев, суровейшей из всех сект, и по сей день продолжают бичевать и забрасывать камнями одну безобидную старушку восьмидесяти лет за маленькую оплошность, совершенную еще в прошлом веке, когда ей не сравнялось и двадцати. Рэйчел Эсмонд никогда не упоминала имени своей старшей дочери. Госпожа Эсмонд-Уорингтон никогда не упоминала имени своей сестры. Никогда. Невзирая на завет отпущения грехов, невзирая на слова, начертанные на полу Иерусалимского храма, существует одно преступление, которому нет и не будет прощения в глазах некоторых из нас, и особую непреклонность при этом проявляют женщины, славящиеся своей добродетелью.

Надо полагать, что поверенный наших виргинцев в Бристоле преподнес Джорджу страшную историю различных приключений и злоключений его брата, а в прихожей своей тетушки Джордж сразу же столкнулся с Гамбо, и тот, как только ему удалось оправиться от потрясения при столь неожиданном появлении хозяина, которого он считал мертвым, успел шепнуть два-три словечка о местонахождении младшего хозяина и о тяжком его положении, чем и объяснялось несколько натянутое поведение мистера Джорджа, когда он предстал перед старой дамой. Ему казалось естественным и не подлежащим сомнению, что родственники должны были немедленно вызволить его брата из беды. О Джордж, сколь же плохо знаешь ты Лондон и лондонские обычаи! Разве мало встречалось тебе в твоих скитаниях по белу свету бедных и обездоленных: да ведь если какой-нибудь благодетель вздумал бы их спасать, ему бы не хватило природных богатств всех английских колоний в Америке.

Conticuere omnes {При всеобщем молчании (лат.).}

Если любезный читатель соблаговолит перейти вместе с нами через улицу и заглянет в дом лорда Ротема, предоставленный им в пользование его другу-генералу, то он найдет обоих молодых людей в тесном семейном кругу, уже знакомом нам по Окхерсту и Танбридж-Уэлзу. Джеймс Вулф тоже обещал прибыть к обеду, однако в настоящую минуту он ухаживает за мисс Лоутер, и за один ее единственный взгляд готов отдать самые изысканные яства, приготовленные поваром лорда Ротема, и даже еще одно угощение, обещанное на десерт. А посему, читатель, можете занять место мистера Вулфа и быть за столом шестым. Не сомневайтесь — Вулф не придет. Что до меня, то я буду стоять возле буфета и записывать застольную беседу.

Но сначала обратите внимание, какие счастливые лица у дам! Я еще намедни все собирался рассказать вам о том, как добрая миссис Ламберт, услыхав о том, что бейлиф взял Гарри Уорингтона под стражу, бросилась к своему супругу и стала просить, молить и требовать, чтобы ее Мартин вызволил мальчика из беды.

— Он надерзил тогда? Пустое! Он был очень взбешен, когда ему возвратили его подарки? Пустое! Конечно, всякий бы на его месте разгневался, а уж тем более такой вспыльчивый юноша, как Гарри! Мы небогаты и должны быть бережливы, чтобы держать мальчиков в колледже? Пустое! Необходимо найти какой-то способ помочь этому юноше. Разве ты не помог Чарльзу Уоткинсу два года назад? И разве он не выплатил тебе весь долг до последнего пенни? Да, выплатил, а ты, милостью божьей, осчастливил всю семью! И миссис Уоткинс молится за тебя и благословляет тебя по сей день, и мне кажется, поэтому у нас с тех пор так хорошо все спорится. И я нисколечко, ну нисколечко, не сомневаюсь, что поэтому тебя и сделали генерал-майором, — говорила любящая супруга.

Ну, а так как убедить Мартина Ламберта сделать доброе дело было не слишком трудно, то он и в этом случае довольно быстро дал себя уговорить и, порешив, что ему надо обратиться к своему другу Джеймсу Вулфу и вместе с ним взять Гарри на поруки, тут же надел шляпу, пожал руку Тео, которая, кажется, уже разгадала его намерения (а быть может, эта дуреха-маменька успела проболтаться), поцеловал румяную щечку малютки Этти и вышел из комнаты, покинув дочек и супругу, которая, впрочем, тут же поспешила за ним следом.