Замок родоначальника Айказа, перестроенный и богато украшенный Трдатом Великим

[1]

, был неприступной крепостью во времена славных войн, хранилищем царских сокровищ в мирные годы, безопасным убежищем для княжеских семейств и надежным местом зимовок армянского войска. В то время, с которого начинается наше повествование, крепость, подвергшаяся в дни Вардана

[2]

по вине коварного Васака

[3]

великим разрушениям, была еще цела и невредима.

Твердыня эта высилась на одном из отрогов горы Гех, разделяющей области Мазас и Востан в араратской земле, на кряже, получившем позднее название Гегардасара в честь монастыря св. Гегарда, расположенного на его склоне.

Грозна и величественна была природа вокруг плоскогорья, увенчанного крепостью. Гигантские скалы, причудливые утесы, бездонные пропасти, глубокие ущелья, суровые горы с гордыми зубцами вершин тянулись от ближайших окрестностей крепости до самого горизонта. Перед крепостью, низвергаясь с высоты, мчал вспененные воды поток, впадающий в реку Азат. Прорвавшись сквозь теснину, он соединялся с другой рекой и, лениво змеясь, выходил на просторную долину Двина, орошая и питая прохладой сады Востана.

Старинная крепость с пятью церквами, многочисленными строениями и башнями стояла на плоскогорье, где утесы чередовались с крутыми обрывами. Ее охраняли со всех сторон и природные, и созданные человеком твердыни. С севера нависали утесы, которые вдали сливались с горой Гех. С востока и запада крепость была защищена стенами и башнями, сложенными из гладко обтесанных глыб базальта, скрепленных свинцом и железом. С юга и севера поднимались природные укрепления из сплошных скал. Громоздясь, как гигантские башни над ущельями, они делали эту часть крепости грозной и неприступной.

На юго-восточном холме, почти у крепостных стен, как поднебесные великаны, высились мрачные строения царского замка с зубчатыми башнями и великолепный летний дворец Трдата, портики которого поддерживались двадцатью четырьмя ионическими колоннами. Еще целы были статуи и высокие резные своды дворца — творенья римского искусства. Из-под его портиков как на ладони был виден замок с уходящими вдаль величественными в своей суровой красоте горами. Летняя царская резиденция — чудесное место для прогулок — была одновременно отличным наблюдательным пунктом.

— Не догадывается ли царица, зачем в нашу крепость едет в ночное время его святейшество? — спросила княгиня Марзпетуни, желая нарушить неловкое молчание, воцарившееся в зале. Сидя на покрытой шелком скамье против дивана царицы, она посмотрела на нее пристальным взглядом в ожидании ответа.

— Без сомнения, святейший владыка желает сообщить нам что-нибудь важное, — ответила царица многозначительно.

— А может быть, он просто хочет навестить царицу?

— Для этого нет нужды ночью выезжать из монастыря. Слава богу, Айриванк от нас недалеко.

— Меня чрезвычайно беспокоит его посещение.

Выйдя из зала, царица в сильном волнении прошла в опочивальню. Свет серебряной лампады, подвешенной к потолку, показался ей слишком слабым. Обычно по ее желанию здесь зажигали только один светильник, но сегодня полумрак ей был невыносим.

— Прибавьте свету, на сердце и без того темно! — воскликнула царица, подходя к узкому сводчатому окну, обращенному к вершине горы Гех. Из окна, освещенного луной, веяло прохладой. Саакануйш жадно вдыхала свежий воздух, словно желая умерить жар, пылавший в ее груди.

Одна из прислужниц внесла золотой пятисвечник и поставила его на круглый стол орехового дерева с инкрустациями из перламутра и слоновой кости. Из мрака выступила прекрасная комната, некогда опочивальня вечной девственницы, любимой сестры Трдата. Могущественный царь, любитель искусств, украсил эту комнату искусной художественной отделкой. Стены ее, облицованные цветными каменными плитами, поддерживались пятью парами каменных колонн. Их ионические капители соединялись арками. Гладкие части стен были из белого камня, а базы и капители из огненно-красного мрамора. Сводчатые ниши между арками были выложены цветными изразцами и обрамлены узким мраморным пояском. Пространство между нишами украшали резные гирлянды и орнамент. Карниз оживлялся резьбой из красного и черного камня. Стены по углам были покрыты узорчатой золоченой мозаикой. Дневной свет проникал через узкие сводчатые окна; убранство комнаты завершалось ложем царицы, занимавшим правый угол опочивальни; оно было задернуто пурпурным занавесом с золотой бахромой и кистями.

Кормилица, подойдя к ложу, отодвинула тяжелый полог, за которым стояла постель, убранная тончайшими тканями, парчой и персидскими цветными подушками. Затем ласково спросила:

— Не желает ли царица отдохнуть?

— То, о чем я должна рассказать тебе, милая царица, относится к недавнему прошлому. Многое из этого, вероятно, помнишь и ты, — так начала Седа. — Прошлое умерло и не воскреснет, но в нем скрыт корень наших печалей, и, если мы хотим смягчить их, нам надо вернуться к прошлому.

— Да, Седа, ты должна начать с прошлого, потому что мое настоящее схоронено в могиле. Может быть, в твоих рассказах я найду то, что оправдает его передо мной. О, как бы я хотела, чтобы он был невинен!

— Ты говоришь о государе?

— Продолжай, Седа! Об этом после.

— Ты была тогда еще юной девушкой и порхала во дворце отца весело и беззаботно, как бабочка в весеннее утро. Твоя покойная мать горячо любила тебя, а князь Гардмана нежно ласкал и баловал. Ты была единственной радостью своих братьев. Какие только развлечения не придумывались для тебя! Во дворце Саака Севада было одно только украшение — прекрасная Саакануйш; во всем Агване одна звезда — княжна гардманская. Ты помнишь праздники и игры, которые так часто устраивались во дворце твоего отца, скачки и состязания, которые происходили перед нашей крепостью? Все это делалось ради тебя.

Этот чудесный древний памятник, издавна почитаемый армянским народом сначала как языческий храм, затем как святыня христианской веры, находился на скалистом склоне Гегардасара, на северо-востоке от крепости Гарни. Перед ним протекал один из притоков реки Азат, который, падая с огромной высоты, бурлил и шумел, наполняя веселым гулом ущелье и окрестности. Лава древних вулканов образовала тут каменистые холмы, громадные утесы, сплошные массивы базальта, которые, возвышаясь друг над другом, окружали Айриванк, делая его недоступным для нежеланных посетителей. Природа, собрав могучей рукой обломки титанических гор, слила воедино грозное и чудесное, дабы показать простому смертному свою непобедимую силу.

Здесь, в сплошных каменных массивах, были с давних времен высечены многочисленные пещеры, часовни и кельи. Некоторые из них служили когда-то армянским царям сокровищницами, другие — местами молитв и капищами. Именно здесь впервые водрузил знамя христианства Григорий Просветитель. Под сенью этого знамени собралось много отшельников, которые превратили Айриванк в обитель мира и покаяния. Здесь после многолетних трудов, отданных благоденствию родины, искал покоя благодетель Армении Нерсес Великий. Здесь уединился и его достойный сын Саак Великий со своими шестьюдесятью учениками, чтобы меж этих скал ковать дело просвещения своего народа.

В описываемое нами время здесь также находилась многочисленная духовная братия, которая привела Айриванк в цветущее состояние. Здесь же пребывал и армянский патриарх, католикос Иоанн. Испугавшись преследований арабского востикана, он оставил Двин и с верными служителями и патриаршими сокровищами нашел приют в укреплениях Айриванка.

Два дня тому назад патриарха известили, что востикан Нсыр, назначенный наместником после Юсуфа и проживающий в Атрпатакане, дошел уже до Нахиджевана и продвигается к Двину. Востикану было известно о поражении армянского царя, о распрях между князьями, о беспомощном положении страны. И вот он поспешил воспользоваться удобным случаем.

Католикос знал, что Нсыр поставил себе целью занять патриаршие покои и овладеть церковными имениями. Для этого Нсыр решил сначала задержать католикоса, присвоить принадлежащие патриарху сокровища, а затем, обвинив католикоса в вымышленных преступлениях, завладеть его поместьями.

Затмение солнца удручающе подействовало на обитателей Гарни. Княгини, собравшись у царицы, делали разные предположения по поводу этого таинственного явления природы. Они были уверены, что затмение предвещает какое-то большое несчастье.

— Царю грозит поражение, и это принесет новые бедствия, вот что означает затмение солнца, — решила наконец царица.

Княгини не согласились с ней, чтобы не огорчать ее.

— Солнце всходит над многими странами, но не всем же затмение предвещает несчастье, — заметила сюнийская княгиня Мариам. — Если царь будет побежден, а Цлик-Амрам победит, это значит, что одному затмение принесло несчастье, а другому счастье.

— И возможно, счастье на этот раз суждено нам, — прибавила княгиня Марзпетуни.

После отъезда князя Марзпетуни царицей овладело странное безразличие. Приближенные княгини не могли понять, что случилось с ней. Раньше она неусыпно заботилась об охране крепости, наблюдала за подготовкой к обороне, проверяла караульные посты, посещала военные учения. Она думала о безопасности крепости даже тогда, когда ей ничто не угрожало. Теперь же, когда востикан уже захватил Двин и мог каждую минуту напасть на Гарни, она предалась полному бездействию. Отчаяние сломило царицу. Раньше она ждала возвращения царя и надеялась, что восстание Амрама произведет благоприятную для нее перемену в государстве. Но вести, привезенные Марзпетуни, разбили эти надежды. Если Ашот Железный пал духом и бежал от своего народа, ей ли противиться дольше? Она походила на утопающего, который, устав от долгой борьбы с волнами, отдается наконец воле течения.

Во время пребывания Марзпетуни в Гарни царица одобрила его решение, но сделала это как-то равнодушно, без должного внутреннего воодушевления. Жизнь потеряла для нее всякий смысл. К чему ей брать на себя новые заботы и горести? Пусть свершится то, что должно свершиться: человеческая рука не может изменить судьбу, предначертанную рукою всевышнего.

Так думала царица и уединялась в своих покоях или же одиноко ходила по террасе летнего дворца Трдата.

Начальник крепости Мушег и князь Гор между тем готовились к защите крепости. Они работали не покладая рук.

Царица смотрела с холодным безразличием на все это и спрашивала себя: «Зачем люди так цепляются за жизнь? Сколько дней в своей жизни они могут быть счастливы? Разве в конце концов не смерть предел всему?..»

Заря только еще занималась, когда братия Севанского монастыря после утренней службы оставила храм св. Апостолов и разошлась по кельям, расположенным на холме. Католикос Иоанн, прибывший на Севан четыре дня тому назад, находился в церкви. После богослужения, вместо того чтобы вернуться в свои покои, он с епископом Сааком поднялся на вершину холма. Несмотря на холод, ему хотелось полюбоваться восходом солнца: вид с острова был великолепен.

Католикос остановился перед древнейшей церковью Севана — храмом св. Воскресения. Синее озеро, окружавшее остров, было спокойно и прозрачно, как кристалл. По водной глади в разных направлениях тянулись длинные ленты, поминутно менявшие свой цвет и форму. Из-за Айцемнасара брызнули первые солнечные лучи, и блестящий диск, как огненный сосуд, начал подниматься над горизонтом. Его живительные лучи озолотили прибрежные горы, холмы на острове, скалы и лишенные зелени равнины. Но самую чудесную картину представляло озеро Гегама. Темная синева его постепенно переходила в голубой цвет. Поверхность воды то серебрилась, то загоралась ярко-красным цветом, и тысячи мелких волн, поднятые ветерком, вспыхивали на солнце, как алмазы или мерцающие звезды.

Патриарх с восхищением смотрел на эту картину.

— Как хороша, как чудесна наша страна! — воскликнул он. — Почему мы не можем жить в покое? Почему несправедливая судьба преследует нас?..

И он унесся мыслью к тем временам, когда этими местами еще владел патриарх Гегам со своими сыновьями, родичами и приближенными; тогда здесь слышалась только родная речь, люди не страдали под чужеземным игом. Он вспомнил то счастливое время, когда могущественный Трдат правил всей страной. А ныне?.. Озеро и остров были поместьем сюнийских князей, которые находились под покровительством армянского царя. Но если арабы окружат остров, если их дикие полчища ворвутся в монастырь, разграбят его святыни, истребят духовенство, возьмут в плен католикоса, — кто сможет устоять перед ними?..

На западном берегу реки Ахурян, там, где речка Текор, сливаясь с ней, образует обрамленный водой треугольник, стоял старинный город. С юга, единственно доступной стороны, его окружали высокие стены. С востока и севера тянулось глубокое ущелье с грозно ревущей рекой на дне, а с запада отрезала все пути глубокая пропасть, скалистые края которой доходили вплоть до цитадели, находившейся на высоком холме в северной части города. Восемь веков тому назад этот город был языческим. Здесь были собраны некогда все святыни армян-язычников, главные языческие идолы и их капища, здесь совершались религиозные празднества и приносились жертвы.

Это был знаменитый Багаран, выстроенный Ервандом Вторым. Кроме языческих храмов, он славился великолепными дворцами, где жили когда-то верховные жрецы со своими приближенными и множеством слуг. Город кишел жрецами и жрицами, составлявшими большую часть населения. Для жертвоприношений стекались в этот город с самых дальних окраин Армении. Народ приносил священному огню обильные жертвы, и изо дня в день богатели капища и сокровищницы верховных жрецов. Три века стояли тут идолы, и три века молился им армянский народ.

Багаран в то время был силен; он не боялся врагов, и его обитые железом ворота никогда не закрывались. Здесь жили только для молитв и развлечений.

Иную картину представлял собою Багаран в 925 году. Не было больше древних капищ, не осталось следов языческих памятников. Холмы Багарана украшали теперь великолепные храмы и живописные часовни. Вместо языческих гимнов в них возносились молитвы благочестивых христиан. Люди поклонялись здесь уже другому богу, но они не были так счастливы, как их предки-язычники… Они не знали прежней свободы и мирной жизни. Вокруг Багарана были сооружены укрепления. Высокие стены мешали свободному доступу в город, сурово смотрели мрачные башни, а ущелье Ахуряна своей пустынностью наводило грусть на путника.

Багараном владел дядя царя, спарапет Ашот. Отсюда он правил своими владениями и подданными, отказывая, однако, в защите подданным царя. Несколько лет тому назад, получив корону от востикана Юсуфа, спарапет решил удалить с престола своего племянника, законного царя, и сесть на его место. За это народ прозвал его Деспотом. С этих пор он безразлично относился к бедствиям ему не подвластного народа и радовался неудачам царя.

Не успел князь Марзпетуни выехать из Багарана, как спарапет поднялся в цитадель, чтобы узнать у католикоса истинную причину приезда князя. Уверенный в том, что католикос захочет скрыть ее, он решил прибегнуть к хитрости.

— Я не сочувствую намерению князя, — начал он, не задавая патриарху никаких вопросов. — Ты не должен делаться орудием в руках этого человека.

— Как? Тебе уже известно его намерение? — простодушно спросил католикос.

— Он хотел было скрыть от меня, но я вынудил его раскрыть передо мной свои планы.

— А он меня предупреждал…

Печальный остров и его обитатели пагубно влияли на душевное состояние царя. Вместе с тем незаживающая рана день за днем разрушала его железное здоровье. Несмотря на нежные заботы царицы и старания лекаря, он не только не поправлялся, но с каждым днем все больше худел и бледнел. Его крепкое тело теряло свою силу, подобно могучему дубу, корни которого подтачивает червь… Он стал молчаливым, избегал людей и находил покой только в одиночестве.

Лекарь, с согласия царицы, посоветовал царю выразить свою последнюю волю и приготовиться к прощанию с миром.

Совет лекаря был хитростью. Он знал, что рана царя смертельна, но что конец наступит не скоро. И чтобы печальные думы не терзали его и не свели в могилу раньше времени, царю следовало жить при дворе, среди близких людей, и заниматься делами.

Хитрость лекаря удалась. Царь с радостью выслушал его совет и написал брату Абасу известное нам послание.

В один прекрасный день берег озера заполнили войска. Царь, смотревший из окна замка, увидев сходящие на берег полки, сначала подумал, что это Бешир вернулся мстить ему за поражение. Что-то похожее на тревогу сжало его сердце. Но когда он заметил царское знамя, развевавшееся на берегу, тревога его сменилась радостью.

Несмотря на то что снег уже покрыл Гугарские горы и дороги из крепости Тавуш были занесены сугробами, в княжеском замке многочисленные слуги были заняты укладкой вещей, перевязыванием тюков и приготовлением запасов. Одни вели в поводу мулов, другие навьючивали их, третьи седлали лошадей. Во всем замке не было видно ни одной женщины. Даже одежду и утварь укладывали слуги, хотя это всегда было делом служанок, — как будто какой-то бич изгнал из замка всех женщин.

В одном из верхних покоев, где в большом камине горел огонь, прохаживался сепух Амрам. Лицо его было грустно, лоб весь в морщинах, взгляд угас. Пышная борода, спускавшаяся до пояса, уже серебрилась, резко выделяясь на черной одежде. Стан сепуха не опоясывал серебряный пояс, и на перевязи не висел выложенный золотом меч. В руках у Амрама были четки, которые он перебирал, медленно шагая по залу.

Вдруг он остановился перед узким окном и стал внимательно вглядываться в ущелье Тавуша, по склону которого быстро поднимался отряд всадников. Как он ни напрягал зрение, все же не мог разглядеть едущих.

Когда отряд подъехал к крепостным воротам, он узнал князя Марзпетуни и, выйдя на каменный балкон, приказал немедленно открыть ворота.

«Зачем он приехал? Что ему надо от меня?» — подумал сепух, возвращаясь в комнату.