Черт знает до чего может довести желание вырваться из однообразия будней!
Для Бориса Еникеева подобное стремление обернулось еще более страшной каторгой.
Ледяные просторы чужой планеты, а затем чудовищные болота Водавии — и война, огонь, кровь и ежедневный смертельный риск. А в награду справедливая Космическая Цивилизация, солдатом которой стал Борис, щедро наделила его, как и каждого своего подопечного, миской баланды и мечтой о светлом будущем. Но изощренный земной ум всегда найдет выход…
Озон
Михаил Тырин
ЖЕЛТАЯ ЛИНИЯ
Пролог
Пустая, покрытая снегом дорога блестела в свете луны. С обеих ее сторон громоздились кочки замерзшего болота, кое-где торчали спутанные голые кусты и чахленькие деревья. Все здесь казалось мертвым. Лишь два или три огня неверно мерцали где-то вдали, почти на горизонте.
Он смотрел на эти огни, думая о жилье, о теплых стенах, о сытном ужине.
Окоченевшие руки ничего не чувствовали, рваная осенняя куртка почти не спасала от мороза. На клочковатой бороде, на бровях и ресницах белел иней. Звенящий пар вырывался изо рта при дыхании и надолго повисал в неподвижном воздухе.
Он был один на этой дороге. Он шел, хотя ему некуда было идти, и его не ждали ни в одном из домов, где топили печь и накрывали на стол. Ноги болели от усталости. Все чаще ему приходилось останавливаться, чтобы просто постоять, собраться с силами. Уже несколько раз он падал от усталости.
В замороженном воздухе вдруг повис звук мотора. Он был еще далеко и нарастал очень медленно. Но наконец две белые фары полыхнули из-за поворота. Он повернулся и, не удержавшись, снова упал на дорогу.
Часть I
ТРУЖЕНИК
Не люблю подавать нищим. Не люблю замедлять шаг, лезть в карман, выскребать мелочь… Особенно у всех на виду. Мне кажется, есть в этом какое-то стыдное позерство. Все равно что останавливаться посреди дороги и вразмашку креститься, увидав церковь.
Не люблю подавать нищим, тем более настырным, которые смотрят в глаза, клянчат или еще хуже — начинают преследовать. В конце концов, имею я право просто идти по улице, чтобы их жалобные глаза не точили мою совесть?
И, как назло, именно такой — настырный, надоедливый, крикливый бродяга
— увязался за мной, когда я выскочил из троллейбуса и, вжав голову в плечи, заторопился по тротуару.
Валил отвратительный липкий снег, застревал в волосах, в моих дырявых ботинках хлюпало. Осень начиналась с уютного листопада и задумчивого тускнеющего солнца на ясном небе, но вдруг словно обозлилась, скурвилась и что есть сил принялась хлестать город холодными ливнями и снегопадами-однодневками, замешенными на крутом ветру.
Часть II
ВОИН
Умеешь обращаться? — спросил дежурный офицер, возвращая мне огнемет, который я на ночь сдал в оружейку.
Я неопределенно повел плечами. Я, конечно, не умел.
— Смотри… Баллон сюда. До щелчка, понял? Потом закручиваешь эту штуку, пока не пшикнет. Крутится тяжело, но ничего, привыкнешь. Сдвигаешь рамку — освобождается вот эта тяга. Все, готов к бою. Аккуратней. Рамку на место поставь, а то шмальнешь сейчас…
Я принял огнемет в свои не очень твердые руки и встал в строй. Пехотная команда “Крысолов” в количестве двадцати одного бойца выстроилась у ворот и вот-вот должна была выйти под враждебное небо. На меня поглядывали. Я старался не замечать.
У меня побаливала голова — ночь выдалась тяжелая. Казарма размещалась в огромном длинном помещении, где, кроме меня, было еще человек триста. Всю ночь стоял шум — кто-то кашлял, кто-то вскрикивал, некоторые слезали с кроватей и ходили туда-сюда. Вдобавок до самого утра по крыше молотил дождь.
Часть III
КОМАНДИР
Через двадцать один день у меня было первое холо. Мне показали новое место в столовой, где я теперь мог трапезничать в компании себя достойных. Меня проводили на склад — там я выбрал новую одежду, а также получил рацию и еще кое-какой личный скарб. Меня перевели в новую казарму — сухое и тихое помещение на пятьдесят человек с тумбочками, стульями и столами. И никаких двухэтажных кроватей.
Еще через десяток дней, после курса интенсивного обучения, меня назначили командиром группы с присвоением звания альт-мастера. Чему я, в общем-то, почти не удивился. Примерно тот же путь прошли и другие бойцы “Крысолова” — все старожилы, кроме Нуя. Нуй снова проигнорировал шанс выбиться в начальство. Я взял его в свою команду, у меня было право выбирать себе бойцов.
Моя команда принадлежала к числу новосозданных. Их много стало появляться — чуть ли не каждый день в порту садились транспорты с голодной шевелящейся массой, не имевшей ничего, кроме серой робы и желания выбиться в люди. Почти на всех опорных базах устанавливались телепорты, через которые тоже постоянно шли новые люди.
Я узнал, что сам должен придумать название команде, если не хочу всякий раз выкрикивать ее номер. Полдня я подбирал подходящее слово, пока не остановился на звонком кличе “Банзай”. Мне показалось это дерзким, задиристым, слово несло хороший эмоциональный заряд. По крайней мере для меня.
Первые дни я был вежлив и приветлив со своими новобранцами, внимательно выслушивал их просьбы и вопросы, интересовался, удобно ли они устроились и хорошо ли покушали. Потом эта благоглупость с меня сошла, как шелуха. Военный уклад имеет свойство самооптимизироваться. Очень скоро я свел затраты энергии на свою команду к необходимому минимуму. Я научился отвечать коротко, уклоняться от чужих проблем и сдирать три шкуры за плохо выполненное дело. Дать пинка своему бойцу, как выяснилось, было не грубостью, а нормальным рабочим приемом.
Часть IV
ГРАЖДАНИН
— Как я выгляжу? — спросил Щербатин.
Я устало вздохнул. Мне уже надоело отвечать на этот вопрос.
— Нормально ты выглядишь, нормально.
— Не злись, Беня, просто мне кажется, что все на меня оглядываются. Я сам не свой и кажусь себе чудовищем.
— Не объясняй. Сам вздрагиваю, когда вижу себя в зеркале. Но вообще пора бы привыкнуть.